Коварные пески - Холт Виктория - Страница 3
- Предыдущая
- 3/80
- Следующая
Роума взяла на себя все хлопоты, и сказала, что вернется к своей работе лишь после того, как сделает все необходимое. Она рассуждала, как всегда, очень здраво, отдавала точные распоряжения и не позволяла переживаниям завладеть собой. Я же была совершенно подавлена.
Роума решила, что дом и обстановку мы продадим и вырученные деньги поделим между собой. Это будет не столь уж большая сумма, но она даст мне возможность закончить музыкальное образование, что сейчас важнее всего.
Я вернулась в Париж глубоко потрясенная случившимся. Я много размышляла о своих родителях, никогда раньше столько о них не думала, и горечь потери заставляла еще острее ощущать признательность за то, что раньше я принимала от них как должное.
События, которые затем произошли со мной в Париже, возможно, объясняются тем, что я была тогда совершенно выбита из душевного равновесия.
Пьетро ждал меня. Теперь он был полон самообладания и спокойствия. К тому времени со всей очевидностью проявилось, насколько он превосходит всех других учеников маэстро. Между ним и остальными установилась дистанция, которая всегда отделяет настоящего мастера от просто талантливых учеников.
Сразу же после моего возвращения Пьетро попросил меня выйти за него замуж. Он сказал, что всегда любил меня и что, когда я уезжала, он понял насколько сильно его чувство. Теперь, видя, в каком я угнетенном состоянии после смерти родителей, он очень хочет обо мне заботиться и постарается сделать меня снова счастливой.
Выйти замуж за Пьетро! Провести всю свою жизнь рядом с ним! И хотя я все еще переживала потерю родителей, одна мысль об атом оказалась способной привести меня в восторг.
Маэстро знал, что происходит между нами, так как всегда внимательно следил за своими учениками. К тому времени он для себя уже решил, что, если я, всего вероятнее, смогу сделать довольно успешную карьеру, то Пьетро суждено стать одной из самых ярких звезд на музыкальном небосклоне, и, как я теперь понимаю, его больше всего занимал вопрос, поможет ли Пьетро его женитьба. А мне? Но естественно, судьба просто талантливого человека не имеет такого значения, как судьба гения.
Жену маэстро больше занимала любовная сторона дела.
— Значит, вы его любите? — спросила она. — И любите настолько сильно, чтобы выйти за него замуж?
Я с жаром ответила, что люблю, очень люблю.
— И все-таки подождите немного. Вы только пережили большое горе. Вам необходимо время, чтобы прийти в себя, подумать. Осознаете ли вы, какие последствия будет иметь этот брак для вашей карьеры?
— Какие последствия? Только самые хорошие. Мы оба музыканты, и теперь будем работать вместе.
— Но вместе с таким человеком, как он! — напомнила мне мадам. — А Пьетро, как и все художники, безжалостен. Я хорошо его знаю. Пьетро настоящий музыкант. Маэстро уверен, что он гениален. Ваша карьера неизбежно отойдет на второй план. Если вы станете его женой, то, скорей всего, будете просто хорошей пианисткой… пусть даже очень хорошей. Но мечтам о большой карьере, видимо, придет конец, вам придется распрощаться с мыслями о славе и богатстве. Вы подумали об этом?
Я ей не поверила. Я была слишком молода и слишком влюблена. Да, возможно, двум честолюбивым людям трудно жить вместе, но то, что не удавалось другим, нам будет под силу.
Пьетро рассмеялся, когда я ему рассказала, о чем меня предупреждала мадам.
— Наша жизнь, — заверил он, — будет прекрасна. Мы будем работать вместе, Кэра, всю нашу жизнь вместе.
И мы поженились. Очень скоро я поняла, что не стоило так легко отмахиваться от предупреждений мадам. Но мне уже было все равно. Цель моей жизни изменилась. Я больше не испытывала горячей потребности в собственном успехе. Теперь я желала его только для Пьетро, и в течение нескольких месяцев я была уверена, что обрела свое предназначение в жизни — быть с Пьетро, работать с Пьетро, жить для Пьетро.
Как я могла быть такой глупой, чтобы вообразить будто жизнь может пойти по раз и навсегда заверенному плану, что после свадьбы на все последующие годы можно заранее наклеить ярлык со словами: «Они поженились и с тех пор жили долго и счастливо».
Первый же концерт Пьетро определил его будущее: он был признан, начались удивительные дни его восхождения от успеха к успеху. Но это не делало нашу с ним жизнь счастливее. Он требовал постоянного к себе внимания. Он — истинный маэстро, а я просто музыкант, и с меня довольно того, что он обсуждает со мной свои планы, репетирует при мне свои концерты. Пьетро имел успех, который превосходил его самые честолюбивые ожидания. Лишь теперь я понимаю, что он был слишком молод для такого огромного признания.
Вместе с успехом неизбежно появились и те, кто окружал его лестью и благоволением, в том числе и женщины, красивые и богатые. Но ему нужна была и я, где-то на втором плане, та, которая сама была почти настоящим мастером и могла понять требования его артистической натуры. Никто не мог ему быть близок так, как я. Да, по-своему он любил меня.
Мы смогли бы с ним ладить, будь у меня другой характер. Но смирение никогда не было мне присуще. Я не из тех женщин, кто позволяет превращать себя в рабу. Об этом я твердила ему постоянно. Вскоре с горечью я осознала, какой непростительной с моей стороны глупостью было забросить собственную карьеру. Я снова начала усиленно заниматься музыкой. Пьетро поднял меня на смех.
— Неужели ты думаешь, что можно прогнать от себя Музу, а затем, когда вздумается, вернуть ее обратно.
Как он был прав! Я упустила свой шанс, и никогда теперь не стать мне больше, чем просто знающим музыкантом.
У нас с Пьетро постоянно возникали ссоры. Я не раз говорила ему, что уйду от него. Мысль об этом неотступно меня преследовала, хотя в глубине души я знала, что никогда с ним не расстанусь. Те же самые мысли, видимо, изводили и его.
Меня начало тревожить его здоровье. Я вдруг поняла, что физически Пьетро не такой уж крепкий. Силы свои он расточал безрассудно. Временами у него появлялась стесненность дыхания, И это меня очень беспокоило, но когда я сказала ему об этом, он только отмахнулся.
Пьетро давал концерты в Вене и Риме, Лондоне и Париже. О нем заговорили как об одном из выдающихся музыкантов мира. Он воспринимал похвалы как нечто естественное и неизбежное, становясь все больше высокомерным. Он с жадностью читал все, что о нем писала пресса. Ему нравилось смотреть, как я наклеиваю вырезки в специальный альбом. Это было именно то, чем я должна была, по его мнению, заниматься как преданная любящая жена, которая отказалась от своей собственной карьеры ради его успеха. Но как и у всего на свете, у этого занятия была оборотная сторона: малейшая критика могла ввергнуть его в неистовую ярость, на висках страшно вздувались вены и у него перехватывало дыхание.
Он очень много работал, а после концертов далеко за полночь отмечал в кругу друзей свой успех. Наутро вставал рано и часами репетировал. Вокруг него постоянно вились льстецы. Казалось, они были нужны ему, чтобы поддерживать веру в себя. Я же была требовательна. Тогда я еще не осознавала, что Пьетро слишком молод и что ранняя слава, да еще такого размаха, чаще всего оборачивается не благом, а трагедией.
Это была не естественная жизнь… тяжкая жизнь, и постепенно я пришла к убеждению, что никогда не буду счастлива с Пьетро, хотя без него жизнь для меня была немыслима.
Мы приехали в Лондон, где Пьетро должен был дать несколько концертов, и я смогла повидаться с Роумой. Она снимала комнату недалеко от Британского музея, в котором работала в перерывах между экспедициями.
Сестра нисколько не изменилась, все та же твердость характера и здравомыслие, на ней, как и прежде, позвякивали грубые допотопные украшения из необработанного янтаря и сердолика, к которым она была всегда так привязана. О родителях Роума упомянула с печалью, но коротко, и затем спросила о моих делах. Я, конечно, не стала ей все рассказывать. По ее мнению (я хорошо это знала) мне не следовало бросать ради замужества собственную карьеру, когда уже затрачено на нее столько времени и сил. Но Роума не из тех, кто любит поучать. Она относилась к числу самых терпимых и разумных людей, каких я когда-либо знала.
- Предыдущая
- 3/80
- Следующая
