Выбери любимый жанр

Наследство Лэндоверов - Холт Виктория - Страница 35


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

35

В отношении слуг ко мне произошла какая-то перемена — они стали менее почтительны, чем раньше. Я вспомнила, как Рози Ранделл насмехалась над этикетом, существующим среди служащих. Общественные слои были там более многочисленны и четко разграничены, чем у господ.

Я уже не занимала положения хозяйской дочери. С большим или меньшим основанием можно сказать, что меня терпели из милости. Зато уважение к Оливии возросло во сто крат. В один прекрасный день она будет здесь хозяйкой.

Для меня это был переходный период, период раздумий и решений. Просыпаясь по утрам, я спрашивала себя: «Что мне делать?» Потом начинала думать о Джереми Брендоне, о своих прошлых планах и надеждах. Я была раньше простодушной и романтичной, мне и в голову не приходило, что, рассматривая скромное жилище, где мы должны были быть так счастливы, он видел состояние, которое, как он ожидал, я должна была унаследовать.

Я чувствовала себя несчастной, иногда испытывала тоску, но гораздо чаще ненависть. Кажется, моя ненависть была сильнее прежней любви. В моих понятиях произошел крутой перелом. Раньше мир казался мне населенным богами и богинями, теперь я видела в нем только лжецов и интриганов, занятых тем, как бы добиться своего за чужой счет.

Оливия составляла единственное исключение, была по-настоящему доброй и бескорыстной. У нее одной искала я утешение. Утешать меня стало для нее всепоглощающим занятием.

Какое имеет значение, настойчиво говорила она, что деньги завещаны ей, они принадлежат нам обеим. Как только она их получит, то половину переведет на мое имя. Милая, любящая, наивная Оливия!

— Я не могу здесь оставаться, — сказала я.

— Почему? — спросила она.

— Я не отношусь больше к этому дому.

— Это твой дом.

— Нет. Все изменилось. Слуги ясно дают мне это понять. Тетя Имоджин тоже, с тех самых пор, как она узнала правду, а это произошло еще во время юбилея. Даже мисс Белл стала по-другому ко мне относиться.

— От них ничего не зависит. Этот дом и все остальное станут скоро моими. У меня будет много денег. Прошу тебя, Кэролайн, позволь мне поделиться с тобой.

Я отвернулась. Доброта Оливии вызывала у меня слезы, тогда как корыстолюбие и измена Джереми Брендона — только горькую обиду и ненависть.

— Я подумываю о том, чтобы навестить маму, — сказала я.

— Если ты не против, я поеду с тобой, Кэролайн.

— О, Оливия, ты сделаешь это?

— Теперь мне можно… разве нет?

Я не была в этом уверена. Тетя Имоджин временно поселилась в доме — «пока все не будет окончательно решено», как она выразилась. Оливия была наследницей, но не вступила еще во владение своим имуществом. Это произойдет только после того, как ей исполнится двадцать один год или она выйдет замуж. Первое казалось более вероятным — ей уже было двадцать.

Однако я не утратила своей склонности строить планы, хотя и начала понимать, что они не всегда сбываются.

Тетя Имоджин сразу воспротивилась проекту Оливии.

Дорогая Оливия, для тебя невозможно уехать сейчас из Лондона. Какая нелепость. Не можешь же ты колесить по всей Франции! Что об этом подумают.

— Со мной будет Кэролайн.

Пусть Кэролайн едет, если хочет. Но твоего отца только недавно похоронили.

Можно ли сомневаться, что тетя Имоджин настояла на своем? Бедная Оливия, подумала я, боюсь, ей всегда придется подчиняться желаниям других. К счастью, она кротко мирилась со своей судьбой.

Мистер Чевиот оказался добросердечным старым джентльменом.

Он пригласил меня к себе в контору и сообщил, что написал маме и она выразила восторг при известии о моем приезде. Она жила в деревне поблизости от небольшого городка на юге Франции. Если я хочу, он сделает все необходимое для моей поездки.

Я была очень ему благодарна. Он знал, конечно, о том, что моя помолвка расторгнута, и, по-видимому, жалел меня.

Часто, когда я просыпалась по утрам, меня охватывал страх. Это было естественно: все так круто изменилось в моей жизни. Я перенесла два тяжких удара: во-первых, дом, где я прожила всю жизнь, перестал быть моим, и, несмотря на любовь сестры, для меня там не было места; во-вторых, трудно было себе представить более мучительное и унизительное переживание для молодой женщины, чем быть отвергнутой женихом почти накануне свадьбы.

Я сама была изумлена силой своего гнева по отношению к этим двум предателям: Роберту Трессидору и Джереми Брендону. Что касается Роберта Трессидора, то он, по крайней мере, не делал вида, что любит меня, кроме того, он дал мне образование и позволил жить у себя в доме все эти годы. Я должна была, вероятно, испытывать к нему благодарность за это. А вот поведение Джереми Брендона было безоговорочно достойно презрения. Он уверял меня в своей любви, а на самом деле его привлекал блеск наследства, которое, как он думал, я должна была получить.

Тетя Имоджин, как выяснилось, не окончательно отреклась от меня.

— Рештоны едут в Париж, — сказала она, — и согласны взять тебя с собой. Очень любезно с их стороны. Не годится девушке в твоем возрасте путешествовать одной. До Парижа они присмотрят за тобой. Я обсудила это с мистером Чевиотом, и он весьма удовлетворен таким оборотом дела.

Я почувствовала некоторое облегчение — по правде сказать, мысль о такой далекой поездке в полном одиночестве немного страшила меня. Рештоны были очень приятными людьми. У них было два сына — оба женатые, — поэтому их жизнь не была связана с лондонским сезоном.

Я стала лихорадочно готовиться к отъезду — мне не терпелось покинуть этот дом. Разлука с Оливией огорчала меня, но она обещала приехать во Францию, как только получит возможность поступать по своему усмотрению.

За три дня до отъезда я получила два письма. Одно из них было от кузины Мэри. Я прочла его с нетерпением.

«Дорогая Кэролайн!

До меня, конечно, дошли слухи о том, что произошло. Я не написала раньше, но я ведь, как ты знаешь, не любительница писать письма, и хотя часто думала о тебе, так и не собралась взять перо в руки. Я хорошо помню твое посещение и хотела, чтобы ты снова навестила меня. Однако ты уезжала в пансион, а время летит.

Хочу сразу сказать, что буду рада принять тебя в любое время. Можешь смотреть на мой дом, как на свой собственный. Мне это было бы приятно.

Странно думать, что мы уже больше не родственники. Впрочем, я никогда не придавала большого значения узам крови. Родственников мы получаем помимо нашей воли, друзей же выбираем сами. Я верю и надеюсь, что мы с тобой всегда останемся добрыми друзьями.

Дорогая Кэролайн, я прекрасно понимаю, что в настоящий момент ты находишься в некоторой растерянности. Хочу, чтобы ты знала, что я от всего сердца осуждаю своего напыщенного кузена за его поступок. Когда я узнала о случившемся, то была возмущена.

Благословляю тебя, моя дорогая, и повторяю: если ты захочешь, мой дом станет твоим. Только не воображай, что я предлагаю тебе это из чувства сострадания. Поверь, я делаю это для собственного удовольствия.

С любовью Мэри Трессидор ».

Я улыбалась, читая это письмо. Оно так ярко напоминало ее. Мне очень захотелось поехать туда, снова увидеть старый дом, проехать мимо Лэндовер Холла, встретиться с Яго и Полем, чей образ так долго оставался со мной, пока его место не занял Джереми Брендон.

Письмо кузины Мэри очень меня подбодрило. Если бы я не собиралась ехать к маме, то, должно быть, стала бы немедленно строить планы относительно поездки в Корнуолл.

Я решила сразу ответить кузине Мэри и все ей объяснить.

Потом взяла в руки второе письмо, о котором успела забыть. Почерк был мне незнаком. Я вскрыла конверт и прочла:

«Дорогая мисс Кэролайн!

Я слышала о том, что случилось у вас, и считаю, что это настоящий срам. Мне давно хочется поговорить с вами и объяснить, почему меня не оказалось на месте в ту ночь, когда я должна была впустить вас в дом.

Это было не по моей вине.

35
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело