Принц-странник - Холт Виктория - Страница 40

• Предыдущая
• 40/77
• Следующая

Но, подписав бумагу, он всерьез задумался о Мэри и о том, что он скажет ей.

Действительно ли испанцы помогут вернуть ему трон? Неужели это может осуществиться? Наступил момент, когда очередная необходимость действовать вывела его из летаргического сна и им опять овладела надежда.

Мэри, принцесса Оранская, как и брат, в полной мере обладала природной веселостью нрава, отличавшей Стюартов. Вдова, недавно потерявшая мужа, одинокая в не очень-то дружественной к ней стране, одолеваемая беспокойством за судьбу маленького сына, она, оказавшись рядом с братом, могла отмести в сторону все свои заботы и смеяться, танцевать, веселиться.

Она намеревалась отправиться во Францию и вся была погружена в мысли об этом. Загадывать далеко вперед было не в ее характере.

– Париж! – восклицала она. – Я слышала, там все только и делают, что предаются веселью! Я хочу насладиться всем этим. И больше всего мне хочется увидеть нашу мать, которую не видела тринадцать лет, и дорогую малышку Генриетту, которую вообще не видела. Бедная мама! Она всегда была такой нежной и любящей!

– К тем, кто подчиняется ее приказам.

– Чарлз, ты становишься циником.

– Реалистом, моя дорогая, не более того. Чем больше живу и скитаюсь, тем больше начинаю ценить правду. Попроси беднягу Генри рассказать о том, как нежно умеет любить наша мать.

Бедный малыш Генри! В его-то годы, и столько горестей!

– И целиком по милости матери!

– Ты не должен относиться к ней плохо только из-за того, что она – католичка.

– Мне ненавистна не ее религия, а бездушное отношение к брату. Мальчик был совершенно убит, когда Ормонд привез его ко мне.

– Да, Чарлз, ты вырвал его из рук матери. Представляю, как он разочаровался в ней. Я как раз хочу попробовать уладить эти дела. Столько лет я стремилась вновь увидеть мать! Чарлз засмеялся.

– Милая Мэри, – сказал он. – Ты очень добра.

– Взаимно, брат. Генри обжегся на чувствах матери, зато обожает своего старшего брата-короля, и так трогательно видеть, как он во всем старается походить на тебя.

– Это скорее не трогательно, а трагично. А кроме того, крайне опасно для его нравственности.

– Тебе надо постараться изменить свой образ жизни, брат.

– Я не могу сделать невозможное – даже для юного Генри.

Мэри засмеялась.

– Сейчас ты сама неумолимость. Итак, ты хотел передать мне просьбу от мистера Хайда. Ты собираешься запретить мне ехать в Париж, не так ли?

– Мэри, кто я, чтобы запрещать тебе что-то…

– Ты король и глава нашего дома.

– Ты – принцесса Оранская, мать наследника престола, а я всего лишь твой бедствующий брат.

– О, Чарлз, дорогой Чарлз! Не очень-то ты хороший адвокат в отношении самого себя. Все говорят, что ты непутевый, и я знаю, это правда, ты ленивый, это верно, но я люблю тебя.

– Если награда за беспутство – любовь, то я, возможно, и не такой уж законченный дурак.

– Ты запрещаешь мне ехать в Париж?

– Ничего я не запрещаю.

– Но ты просишь меня не делать этого?

– Это могло бы задеть испанцев.

– Послушай, Чарлз! Ты и мать поссорились из-за Генри. Для любой семьи это бедствие – ссора, а для нашей – это просто гибель. Я хочу утрясти все эти дела.

Чарлз засмеялся.

– Дорогая Мэри, – сказал он. – Тебе нужно сделать для себя хоть что-то приятное. Поезжай, если тебе так хочется.

– Я уверена в своей правоте и сомневаюсь, что испанцы помогут тебе вернуть престол. Они не станут бороться за твои интересы. Они всего лишь хотят продемонстрировать дружеское отношение к тебе в пику французам, с которыми в ссоре.

– Пожалуй, ты права.

– Между нами, Стюартами, не должно быть никаких трений. Мать как и прежде должна относиться к тебе с любовью, она должна полюбить Генри. О, Чарлз, порадуйся вместе со мной моей поездке. Вся моя радость будет отравлена, если ты останешься недоволен.

– Ну, если для твоего удовольствия достаточно моей улыбки, получай ее, милая сестра. Передай заодно поцелуй малышке Минетте.

Мэри горячо обняла его.

– Да, Чарлз, – сказала она. – Тебе известно, что ты мой любимый брат? Я готова пройти дальше, и когда маленькая персона, которую я оставляю в Голландии, подрастет, я скажу ему, что ты мой любимый человек.

– Я и в самом деле начинаю думать, – сказал король, – что далеко не такой дурак, каким всегда считал себя.

– Ты мудрейший из глупцов, проживающих на земле. Я возьму с собой дочку твоего канцлера в качестве фрейлины. Она очень милая девушка, эта Энн Хайд, и, может быть, ей удастся примирить мать с человеком, который, по ее мнению, настраивает сына против королевы.

– Ты нагоняешь на меня грусть. Мне хотелось бы поехать вместе с тобой в эту поездку во Францию.

– Что?! Ты положил глаз и на дочь канцлера тоже?

– Энн Хайд! Конечно же, нет!

– Тогда слава Богу! Представляю, как отец гордится добродетелью своей дочери.

– Я вовсе не строил планов в отношении Энн Хайд, – сказал Чарлз. – Я просто подумал, какая это была бы радость, снова увидеть Минетту.

Люси лежала в постели и лакомилась сладостями. Ей было слышно, как передвигается по комнате, делая уборку, Энн Хилл. Люси за эти годы чуть погрубела, но по-прежнему оставалась прекрасна. Рядом с ней на подушке несколько часов назад покоилась голова придворного; она не знала его имени, но любовником он оказался вполне приличным.

Ее одежда валялась на полу, там, где она ее бросила. Энн еще не дошла до этого места. Она была сердита на свою хозяйку, упорно придерживаясь мнения, что Люси не следует принимать джентльменов рангом ниже короля.

Но Люси нуждалась в любовниках; она могла вздыхать по королю, но тот не всегда был под рукой, и столько мужчин желали занять его место!

Теперь ее интересовало, придет ли этот светловолосый джентльмен сегодня ночью. Если не придет – найдутся другие.

Энн вошла в комнату и прищелкнула языком при виде одежды, валяющейся на полу.

– Не хмурься! – крикнула на нее Люси. – Ты становишься еще более безобразной.

– Если вы от этого сделаетесь красивее, то, пожалуйста, я – уродина, – проворчала Энн. – Этой ночью у вас был новый мужчина. Я никогда не видела его раньше.

– Он великолепен! – пробормотала Люси.

– А если…

– А если ко мне придет король, ты хочешь сказать? О, нет. – Люси вздохнула и на миг стала печальной. – Последнюю неделю он где-то приятно проводит время, и то же самое относится к будущей неделе, я в этом не сомневаюсь.

– Это плохо, – сказала Энн, тряся головой. – Очень плохо.

– Да? У меня не было времени задуматься над этим.

– А следовало бы! Это содом, и все здесь, кажется, по уши погрязли в нем!

– Это приятное времяпровождение, при котором нельзя оставаться одной.

– Если все происходит на глазах детей, значит, что-то здесь не правильно.

– Они слишком малы, чтобы понимать, что происходит.

– Мэри, может быть, и так, но Джимми нет. Он уже начинает кой о чем догадываться. Ему ведь скоро семь. Пришло время остановиться и подумать об их воспитании.

Люси уставилась застывшим взглядом в пространство. Она любила обоих детей, но особенно Джимми. Он был такой жизнерадостный, такой очаровательный и симпатичный мальчишка, кроме того, все визитеры, а в особенности король, много для него делали.

Остепениться и жить в тиши! Присматривать за Джимми! Это все равно что птице не петь весной или пчеле не собирать меда!

Энн продолжала:

– Поговаривают, скоро произойдут какие-то перемены.

– Неужели мы отправимся в Бреду?

– Если только не куда-нибудь в другое место.

– В другое место?

– Вы ни о чем, кроме того, кто будет вашим следующим любовником, не задумываетесь. Неужели вы не замечаете, что все они ждут чего-то? Однажды они все снимутся и уедут, и что же тогда будет с вами? Они отправятся сражаться вместе с королем, а вы останетесь здесь заниматься любовью с парочкой немцев.

• Предыдущая
• 40/77
• Следующая