Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 2 - Стругацкие Аркадий и Борис - Страница 8

• Предыдущая
• 8/43
• Следующая

— Гоши там не было?

— Нет, в тот день нет, я уверен. И. А. начал говорить о путешествиях во времени. О том, почему все думают, что это невозможно. Мол, люди считают, что они могут себя вести как угодно. Что человек — самый умный. Что законы природы не могут быть умнее человека.

— А они могут?

— Конечно. Откуда в квантовой механике одна частица знает, как ведут себя другие? Но главное, говорил, главное — это скромность, возьми, например, «тише едешь — дальше будешь». Почему все понимают «тише» в смысле скорости? Можно — скромнее, без шума, не нарушая причинно-следственных связей. А потом и говорит: видишь, я сам проводил расчеты, и показывает тетрадку. Главное, надо уважать некоторые принципы запрета.

— В тетрадку вы заглядывали?

— Нет, мы еще выпили, и он ее куда-то убрал. Потом он остался в гостиной, а я пошел искать туалет. По ошибке заглянул в кладовку. В ГБ они называют ее секретной комнатой. Там было много приборов, в основном почему-то по стенам. Но на полу тоже. Большой трансформатор, соленоид, провода. Я недолго ее рассматривал, потом нашел туалет и вернулся.

— И вы снова говорили о машине времени?

— Почти нет — я пошутил, сказал, будь у нас машина времени — из нашего времени можно бежать куда угодно. И. А. рассердился. Как же, говорит, куда угодно! Но потом успокоился, говорит — если бежать, так только в будущее.

— А потом вы о путешествиях во времени еще говорили?

— Я пробовал, но он больше не хотел возвращаться к этой теме. В кладовку я хотел бы еще заглянуть, но потом она всегда была заперта. Наверное, действительно была секретной.

— А в день перед исчезновением все было, как вы мне рассказывали?

— Да. Мне кажется, что после разговора со мной, в смысле, что меня задержали на площади, И. А. был очень испуган. Он меня выпроводил, а Гоша остался.

— Все это очень интересно, но зачем мне это рассказывать? Чтобы я поверил в существование машины времени?

— Но следователи-то верят! Я хотел вас предупредить.

— Ну, спасибо… Кстати, Семенов-то какое отношение к этому может иметь?

— Не знаю. Он мог, наверное, делать для И. А. детали. Все рабочие делали. Я Семенова никогда не видел. Но я думаю, что в ГБ в идею машины времени поверили. Ну, может, не поверили, но страшно заинтересовались.

Т. В. сидела у стола и пила кофе. М. К. все еще спал, солнечные лучи уже подбирались к самой его щеке, золотя волоски на коже. Щеку хотелось погладить. Нет уж, одернула себя она… М. К. зевнул, веки его задрожали. Просыпался он обычно нехотя. Всегда интересно наблюдать за спящим человеком, неважно, близким или не очень. Когда М. К. проснется, ее, вероятно, ждало продолжение не слишком приятного разговора. Вчера М. К. предложил ей развестись с В. Ф. и выйти за него замуж. Разумеется, он то и дело повторял, что ее любит, но были у него и другие, на первый взгляд, более рациональные аргументы. Они-то и вызвали у Т. В. недоверие и тревогу. С утра Т. В. вообще казалось, что ей приходится иметь дело с тщательно продуманным бредом. Впрочем, может, это и не бред, а глубоко укоренившаяся склонность ко лжи и двойной игре. Но тогда — чего хочет М. К. такой ложью добиться? Ей хотелось выкурить сигарету, но М. К. был против курения в квартире. Итак, в чем же состояли его главные аргументы? Что в них не так? Чего он хочет на самом деле?

Если ты будешь со мной, нам будет гораздо легче работать вместе. Ты сможешь и дальше развивать свои удивительные способности. Положение В. Ф. бесперспективно в профессиональном смысле. Он до такой степени спутался с диссидентами, что теперь только будет тянуть тебя вниз. Ты хоть понимаешь, благодаря чему он может (мог) жить, как живет? Числиться фотокорреспондентом в многотиражке (появляться там раз в неделю), числиться на полставки в фотолаборатории ЛИТМО? Подрабатывать на свадьбах и похоронах, чтобы его при этом не обвинили в коммерческой деятельности? Очевидно — благодаря нашему покровительству. А точнее, покровительству генерала Онегина, которого «ушли» на пенсию и который быстро теряет влияние. О себе М. К. говорил много и охотно. Мне не повезло, на задании в Канаде я попал в неприятную ситуацию. В служебном смысле в моем личном деле — пятно. Но если ты разведешься и выйдешь за меня, в ближней перспективе это ничего не испортит, а в более дальней мы имеем шанс стать выездными… Разоткровенничавшись, М. К. не скрывал от нее желания остаться на Западе. Намекал, что, возможно, им удастся перебежать вместе.

М. К. повернулся на бок, спиной к солнцу. Глаза его все еще были закрыты, но губы улыбались. Наибольшие подозрения у нее вызывал последний аргумент. В то, что они станут выездными, если она выйдет за него замуж, было трудно поверить. Мужей и жен редко одновременно выпускали за границу, за исключением тех случаев, когда власти сами хотели, чтобы они там остались. Например, семья Солженицына. Другое дело, очевидно, М. К. хочет извлечь все, что возможно, из ее способностей. Может, продать ее каким-нибудь зарубежным партнерам. Например, ЦРУ, вместе с ее даром… Слава Богу, решение можно отложить, посмотреть, что он еще придумает. Благо, на ближайшие дни есть хороший предлог — очная ставка с Семеновым. М. К., наконец, открыл глаза. Высвободил из-под одеяла руку, обнажил плечо. Несмотря на возраст и намечающийся животик, у него было красивое спортивное тело — не то, что у сутулого и узкогрудого В. Ф.

— Ну что, приняла решение? — М. К. откинул в сторону одеяло.

Софья Антоновна Онегина отчаянно любила своего мужа, хотя до смерти устала быть женой разведчика. Когда Федя был рядом, она забывала об этой усталости или, скорее, старалась о ней не думать, однако ощущение возвращалось, когда он «отправлялся на дело»… В прошлом, в тех случаях, когда ему приходилось работать под прикрытием посольства, они обычно выезжали за границу вместе. Он, конечно, периодически исчезал, оба при этом были согласны, что так надо. Разумеется, она беспокоилась, но долгие отсутствия, когда его посылали за границу одного, были хуже. Уж лучше беспокоиться, зная, что, если все обойдется, он вернется, усталый, но улыбающийся, через несколько дней. Конечно, неудачи тоже случались, и тогда Федя возвращался чугунно-мрачный… Теперь они жили в своей собственной стране, но она тревожилась. Как обычно, Федя сказал, что едет в Москву, навестит брата, повидается с сыном, учащимся в МГИМО, но она знала, что он едет по делу и беспокоится за результат. Трудно не заметить долгие недели, потраченные на подготовку поездки. Она заметила и особый дипломат, который он взял с собой в дорогу. Проводив Федю, она вернулась домой. Заперла наружную дверь, набросила цепочку, подумав, заперла вторую, внутреннюю дверь. Спать не хотелось. Оставшись одна, она снова остро чувствовала многолетнюю усталось. Федя обещал позвонить только завтра, от брата.

Зазвонил телефон.

— Говорите. — Молчание… Последнее время, когда Феди не было дома, такие звонки случались довольно часто, и это ее тоже беспокоило. Она, разумеется, сказала об этом Феде, но он просто пожал плечами. В эти дни он слишком был занят подготовкой к поездке. (Она думала, что за звонками может стоять М. К.)

Снова позвонили, на этот раз в дверь. Она подошла к двери, которая вела в тамбур, долго прислушивалась. Ни звука. В сорок восьмом году, когда они с Федей только поженились, она мечтала о том, чтобы стать актрисой. В редкую минуту откровенности Федя рассказал ей, как погибла жена режиссера Мейерхольда. Как с ней расправилась шпана по наводке людей Берии. Судьба Зиночки Райх ее не прельщала. Она вернулась в спальню, выдвинула ящик комода, достала из-под белья никелированный браунинг. Сняла с предохранителя, положила под подушку. Из небольшого застекленного шкафа достала пухлый альбом в пунцовой бархатной обложке. Старые индийские фотографии! Гималаи! Счастливое время…

• Предыдущая
• 8/43
• Следующая