Полет сокола (В поисках древних кладов) (Другой перевод) - Смит Уилбур - Страница 8

• Предыдущая
• 8/37
• Следующая

Капитан Кодрингтон склонился над столиком, быстро проглядывая бумаги, потом выпрямился: похоже, он что-то обнаружил.

– Черт возьми, Манго Сент-Джон, ваша слава бежит впереди вас, сэр. – Лицо англичанина исказилось от волнения. – И слава весьма почтенная. – Голос его дрожал от ядовитой горечи. – Вам первому из торговцев удалось перевезти через океан три тысячи душ за двенадцать месяцев – неудивительно, что вы можете позволить себе такой великолепный корабль.

– Вы играете с огнем, сэр, – с ленивой дразнящей ухмылкой предупредил его Манго Сент-Джон. – Я прекрасно знаю, на что способны ваши офицеры в погоне за несколькими гинеями призовых денег.

– Где вы собираетесь взять на борт следующий груз людского горя, капитан Сент-Джон? – оборвал его англичанин. – Этот прекрасный корабль выдержит две тысячи человек. – Он в ярости побледнел.

– Если вы закончили дознание… – Улыбка не сходила с лица Сент-Джона, но морской офицер продолжал:

– Нашими стараниями на западном побережье стало жарковато для вас, не так ли? Трудно спрятаться даже за этой шелковой тряпочкой. – Офицер кивнул на флаг на грот-рее. – Поэтому вы стремитесь на восточное побережье, правда, сэр? Говорят, за два доллара можно купить отличного раба, а за десятишиллинговое ружье – даже двух.

– Вынужден просить вас немедленно покинуть мой корабль. – Сент-Джон забрал документы, их ладони соприкоснулись, и англичанин брезгливо вытер руку.

– Я бы отдал пятилетнее жалованье, чтобы заглянуть в ваш трюм, – горько сказал он, впиваясь в лицо Сент-Джона яростными светлыми глазами.

– Капитан Кодрингтон! – шагнул вперед Зуга Баллантайн и резко произнес. – Я британский подданный и офицер армии Ее Величества. Могу заверить, что на борту этого судна нет рабов.

– Если вы англичанин, вам должно быть стыдно путешествовать в такой компании. – Кодрингтон взглянул поверх Зуги. – К вам это тоже относится, мадам.

– Вы обманываетесь, сэр, – мрачно возразил Зуга. – Я уже предоставил вам свои заверения.

Кодрингтон снова перевел взгляд на Робин Баллантайн. Доктор была глубоко и непритворно уязвлена. Она, дочь Фуллера Баллантайна, величайшего борца за свободу и противника рабства, она, полномочный представитель Общества борьбы за запрещение работорговли, путешествует на борту отвратительного невольничьего корабля – такое обвинение потрясло ее до глубины души.

Робин побледнела, широко распахнутые зеленые глаза наполнились слезами.

– Капитан Кодрингтон, – она внезапно охрипла, – мой брат прав: я также уверяю вас, что на борту корабля нет рабов.

Лицо англичанина смягчилось. Красавицей ее не назовешь, но перед свежестью и наивностью девушки, пожалуй, трудно устоять.

– Я верю вашему слову, мадам. – Он наклонил голову. – Только безумец повез бы черную слоновую кость в Африку, но, – его голос снова стал суровым, – если бы я мог спуститься в трюм, то нашел бы там достаточно оснований отправить груз в Столовую бухту с призовой командой, и следующая сессия Смешанной судебной комиссии сразу же вынесла бы обвинительный приговор.

Кодрингтон повернулся на каблуках и снова взглянул на Сент-Джона.

– О, разумеется, невольничьи палубы вашего судна сняты, чтобы освободить место для торговых грузов, но запасные доски наверняка на борту, и вам нужно меньше суток, чтобы установить их на место. – Кодрингтон едва не рычал. – И держу пари, что под крышками люков спрятаны открытые решетки, – он указал на верхнюю палубу, но не сводил глаз с лица Сент-Джона, – и что на нижних палубах вбиты скобы, чтобы прикреплять цепи и ножные кандалы…

– Капитан Кодрингтон, я нахожу ваше общество утомительным, – процедил Манго Сент-Джон. – Даю шестьдесят секунд на то, чтобы покинуть корабль, иначе я прикажу помощнику выбросить вас за борт.

Типпу шагнул вперед, безволосый, как огромная жаба, и встал в полуметре слева от Кодрингтона.

С видимым усилием английский капитан сдержал гнев и поклонился Манго Сент-Джону.

– Даст Бог, свидимся, сэр. – Он повернулся к Робин и коротко отдал честь. – Желаю приятного путешествия, мадам.

– Капитан Кодрингтон, думаю, вы ошибаетесь. – Она едва не молила.

Англичанин ничего не ответил, только смотрел на нее на секунду дольше, чем требовалось. Открытый взгляд его голубых глаз тревожил душу – такие глаза бывают у пророков или фанатиков. Потом повернулся и неуклюжей мальчишеской походкой направился к трапу «Гурона».

Типпу скинул рубаху с высоким воротником и стал растираться маслом, отливая на солнце металлическим блеском, словно странная экзотическая рептилия.

Помощник капитана с флегматичным видом, широко расставив босые ноги, без видимых усилий сохранял равновесие на качающейся палубе «Гурона». Толстые руки повисли вдоль туловища. У ног кольцами свернулась плеть.

К борту судна прикрепили решетку. На ней распяли впередсмотрящего, и он повис, как морская звезда, выброшенная приливом на скалу. Неуклюже вывернув шею, он оглянулся через плечо на помощника и побелел от ужаса.

– Вас освободили от присутствия при наказании, доктор Баллантайн, – тихо сказал Манго Сент-Джон.

– Я считаю своей обязанностью вынести это варварское…

– Как вам угодно, – кивком оборвал ее Сент-Джон и отвернулся. – Двадцать, мистер Типпу.

– Есть двадцать, капитан.

Типпу бесстрастно подошел к распятому человеку, вцепился в воротник его рубашки и рывком сорвал ее. Спина матроса, белая, как нутряное сало, была усеяна большими багровыми нарывами – обычным недугом моряков из-за постоянного ношения просоленной мокрой одежды и плохого питания.

Типпу отступил назад и, взмахнув, вытянул плеть во всю длину вдоль дубового настила палубы.

– Команда корабля! – воззвал Манго Сент-Джон. – Этот человек обвиняется в халатном отношении к своим обязанностям, его действия поставили под угрозу безопасность «Гурона». – Матросы переминались с ноги на ногу, но никто не осмелился поднять взгляд. – Приговор – двадцать плетей.

Привязанный матрос отвернулся, ссутулился и крепко зажмурился.

– Приступайте, мистер Типпу, – велел Манго Сент-Джон, и его помощник оценивающе покосился на обнаженную белую кожу, сквозь которую отчетливо проступали позвонки.

Типпу отступил назад и высоко взметнул толстую мускулистую руку. Плеть взвилась и зашипела, как рассерженная кобра. Он шагнул вперед, вкладывая в удар тяжесть всего тела и неимоверную силу.

Человек на решетке вскрикнул, сотрясаясь в судороге, грубые пеньковые веревки ободрали кожу на запястьях. Белая кожа лопнула, через всю спину протянулась ярко-алая полоса. Воспаленный багровый карбункул между лопатками прорвался, выбросив струю желтого гноя. Ручеек потек вниз по бледной коже и исчез за поясом брюк.

– Один, – сказал Манго Сент-Джон, и человек на решетке тихо всхлипнул.

Типпу немного отступил назад, заботливо встряхнул плеть, покосился на кровавую полосу, пересекавшую белое дрожащее тело, откачнулся и с рычанием шагнул вперед для следующего удара.

– Два, – сказал Манго Сент-Джон.

Робин почувствовала, как к горлу подступает удушающая тошнота. Она поборола ее и заставила себя смотреть. Нельзя допустить, чтобы капитан заметил ее слабость.

На десятом ударе тело матроса внезапно обмякло, голова качнулась в сторону, кулаки разжались, и она увидела маленькие кровавые полумесяцы там, где ногти впивались в ладони. Вплоть до конца размеренной процедуры наказания человек не подавал признаков жизни.

После двадцатого удара Робин вихрем взлетела по трапу на верхнюю палубу и, пока несчастного снимали с решетки, принялась нащупывать пульс.

– Слава Богу, – прошептала она, ощутив слабое биение, и велела матросам, опускавшим человека на палубу: – Осторожнее! – Желание Манго Сент-Джона исполнилось: сквозь искромсанное мясо виднелись белые, как фарфор, позвонки.

Доктор заранее подготовила хлопчатобумажный перевязочный материал и прикрыла ватой изувеченную спину. Человека переложили на толстую дубовую доску и торопливо понесли в носовой кубрик.

• Предыдущая
• 8/37
• Следующая