Следы под окном - Хомченко Василий Фёдорович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/17
- Следующая
Отдыхало в санатории и несколько человек из села, тоже, как и Алена, впервые. Один такой, Семён Раков, был даже её земляком, из одной области. Очень уж он скучал по работе, мучился от безделья.
— И как это можно ничего не делать, а только есть, лежать, гулять? — удивлялся Семён и старался найти себе хоть какую-нибудь работу: помогал уборщицам в корпусе, брал у дворничихи метлу и подметал дорожки, вскопал огород для Магды, одинокой женщины, сторожившей санаторные склады, магазин, лодочную станцию.
Магду эту, пятидесятилетнюю женщину низенького роста, в военных защитного цвета брюках с красным кантом, в солдатском стёганом бушлате, все отдыхающие видели каждый вечер: ходила она по территории санатория с одностволкой, охраняла свои объекты, и рядом с ней бегала забавная, белая с чёрными пятнами, собака.
— Ружьё заряжено, и вот ещё патроны есть, — отвечала она на подтрунивания тех, кто сомневался, что из винтовки можно выстрелить. — Так пальну, что не встанешь.
Алена познакомилась и с Магдой, и с Семёном Раковым. Магда во время войны партизанила в их области, сюда приехала сразу после освобождения к брату и живёт в его хате. А брат давно умер. И поскольку Семён и Магда оказались земляками, Алена с ними и подружилась.
Семён в конце концов не выдержал безделья, съездил домой и привёз сапожный инструмент. Теперь его часто видели в беседке за ремонтом обуви отдыхающих. Делал бесплатно, за доброе слово. Случалось, не приносил ему никто обувь в ремонт, тогда Семён сам приходил к людям: каблучок, мол, на ваших туфлях сбился, разрешите набоечку заменить. Выручал он, надо сказать, многих, всякое же случалось: то каблук у кого-то неожиданно отлетит, то подмётка отстанет, а мастерской близко не было. Начал приносить ему обувь и медперсонал — санитарки, сестры. А зубной врач Егорченко целый мешок притащил. «Что можешь — отремонтируй, что нельзя — выкинь», — сказал Семёну.
Алена впервые встретилась с Семёном у массажистки. Он зашёл в кабинет, когда Алена кончала одеваться. Массажистка глянула в его санаторную книжку — пришёл он в первый раз, сказала раздеваться до пояса. А Семён и спрашивает: «До пояса сверху или до пояса снизу?» Полная, с сильными руками массажистка сердито крикнула: «Ты мне тут не хулигань! Рубашку снимай, тебе ж плечо, а не задницу массажировать».
По Семёнову выговору и узнала Алена, что земляк он, подождала его в коридоре, расспросила и познакомилась.
Семён починил туфли и Алене, Валерии, Цезику. Не было чего чинить только у Зимина, тот приехал в новеньких, специально купленных для санатория, ботинках.
В компании своих соседей по столу Алена в основном и проводила время. Вместе ходили в кино, ездили на экскурсии, совершали прогулки в лес, где Цезик любил разводить костёр. И было с ними Алене легко и весело.
Аркадий Кондратьевич оказался златоустом, неутомимым рассказчиком разных, большей частью судебных, смешных историй. Алена с удовольствием слушала его рассказы не только потому, что он умел интересно подать их, а ещё и потому, что почувствовала его заинтересованное внимание к себе — кажется, из всех женщин санатория Зимин выделил её одну. Ей понравились его деликатность в обхождении, искренний интерес к её жизни, работе. Она уже знала, что он вдовец, живёт в большом городе, имеет сына, который служит где-то на севере. Алена сразу в него влюбилась, да стыдилась своего чувства, боялась хоть чем-нибудь его проявить, чтобы потом стыдно не было. Он же не ровня ей — и старше лет на десять, и положение у них разное: она простая работница, а он известный адвокат, человек образованный. И все же, хоть и держала в тайне свою влюблённость, надежда на его встречный шаг в душе не гасла, а, наоборот, разгоралась. «А что тут такого? Он одинокий, в женской ласке нуждается, а я была бы ему хорошей женой. Не последняя ведь, говорят, даже красивая».
Женщины всегда каким-то особым, неведомым мужчинам чутьём сразу узнают, кому и как они нравятся. Алена почувствовала, что она понравилась Зимину в первую же минуту знакомства, когда он поцеловал ей руку. И раз уж она почувствовала это и поняла, то и старалась быть такой, какой её хотели видеть.
Зимин, выходя вместе с Цезиком на встречу с Алёной и Валерией, всегда одевался, как и следует одеваться для свидания с женщиной. На нем был новенький плащ, костюм, белоснежная рубашка с галстуком, берет и до блеска начищенные туфли. Казалось, он и очки надевал другие, не те, что носил обычно. У Цезика же были неизменные джинсы, свитер и кожаный пиджак. Валерия и Алена тоже принаряжались, наблюдали из окна, когда мужчины появятся на аллее, и выходили из корпуса, чуть-чуть опоздав для приличия.
Вот и в тот день они так же вышли с опозданием. Цезик встретил женщин комичным поклоном, тут же рассказал коротенький анекдот про тёщу. У него всегда было что-нибудь не застёгнуто или не подвязано, обычно пуговицы на рукаве или шнурки на ботинках. И на этот раз на правом рукаве болталась незастёгнутая пуговица. Валерия ему застегнула, начала укорять:
— Ах, Цезарь, Цезарь, какой ты неухоженный и до чего катастрофически толстеешь! А знаешь, почему? Потому что ты ни в кого как следует не влюбился. Цезик, ну влюбись так, чтобы ночи не в радость стали, чтоб душа загорелась!
Цезик снисходительно улыбнулся, похлопал себя по животику и, оправдываясь за его излишнюю рельефность, ответил, как, видимо, отвечал не раз:
— В борьбе с трудностями окреп.
— Нет, Цезик, я все же помогу твоим трудностям. — Она взяла его под руку. — Сейчас мы с тобой совершим пешеходный круиз вокруг озера, а ужинать будем капустными котлетами и чаем без сахара.
— Смилуйтесь, Валерия Аврамовна, — с выражением страха на лице взмолился он. — Я же в санатории.
Они дружно помахали Зимину и Алене на прощанье и пошли в другую сторону.
— Сколько у неё энергии, — похвалил Зимин Валерию. — Вот бы такую жену Цезику.
— Неплохо было бы, — согласилась Алена, — только…
— Только в возрасте разница? Это не преграда. Разве не так?
— Может, — неуверенно ответила она, — и не преграда.
— А Цезик в неё влюблён.
— Валерия Аврамовна говорила, что он ей в этом ни разу не признался.
— Что ж, бывает, признаться действительно тяжело. Как вы считаете, Алена?
Она смутилась, почувствовала, что краснеет.
— Бывает.
— А вы знаете, как у разных народов признаются в любви? Порой очень оригинально. В Новой Зеландии есть одно племя. У них парень приходит к девушке и даёт ей верёвочку с узлами. Девушка, если согласна и юноша ей нравится, развязывает те узелки. А не нравится парень — бросает ему верёвку под ноги. А случается, двум парням девушка нравится, тогда они сходятся и начинают тянуть её за руки каждый в свою сторону. Кто перетянет, тот и победит, тому девушка и достанется.
— Ого, — удивилась Алена, — так и руки оторвать могут.
— Не оторвут, девушка сама поможет тому, кто ей нравится.
Они подошли к танцевальной веранде, где уже звучала музыка и куда сходились отдыхающие, остановились. Алена ожидала, что Зимин пригласит её потанцевать, а он предложил погулять по лесу.
Лес был по-весеннему влажный, прохладный и ещё голый. Только-только начали набухать почки на ветках берёз и осин. Но уже посвежела хвоя на соснах, зеленели, как летом, кислица под ёлками и брусничник. А в прогалинах меж деревьев, где на землю падало больше солнечного света, синими брызгами рассыпались подснежники, слабенькие и, как показалось Алене, боязливые. Жили, дрожа за свою беззащитную жизнь, — вот подойдут сейчас эти двое и начнут их рвать и топтать. Жалость к живым цветам у Алены была с детства, и поэтому она их никогда не рвала и не давала этого делать подружкам.
— Привет вам, веснянки, — поклонился подснежникам Зимин. Глянул в глаза Алене. — У вас, Алена, глаза такие же синие и красивые, как эти подснежники.
— Ну что вы, Аркадий Кондратьевич, — застеснялась она.
Он и сам немного смутился, сказал, словно оправдываясь:
- Предыдущая
- 2/17
- Следующая