Сиракузовы против Лапиных - Длуголенский Яков Ноевич - Страница 14

• Предыдущая
• 14/27
• Следующая

Сначала Михайла Михайлович не хотел участвовать. Он ссылался на то, что не держит ничью сторону, а в истории с контурными картами ему многое уже понятно: он получил необходимые разъяснения от Ферапонта Григорьевича: карты действительно скупили, он видел чек, но скупивший пожелал остаться неизвестным.

— Зато нам непонятно! — сказали оба Сиракузова.

И, атакуемый с трёх сторон (оба Сиракузова плюс присоединившаяся к ним Бронислава), Михайла Михайлович сдался.

— Пишите, — сказал он и, ероша волосы, начал ходить по комнате. — «Начальнику милиции города Монетки подполковнику Сиракузову от его детей…» Написали?

— Написали, — с готовностью ответили оба Сиракузова.

— «Заявление. Настоящим ставим вас в известность, что тёмная история с контурными картами потихоньку начинает проясняться…»

— Да где она проясняется?! — заорали оба Сиракузова:

— Пишите, — сурово потребовал Михайла Михайлович, — или я не дам свою подпись.

Бронислава, сидевшая в своём углу, неожиданно хихикнула.

— Написали, — подозрительно глядя на неё, ответили Сиракузовы.

— «Как удалось выяснить путем косвенных улик, скупивший не был ни Колумбом, ни известным мореплавателем Америго Веспуччи…»

— Конечно, не был, — охотно согласились оба Сиракузова. — Но кем он был?

— «Невыясненными в этой истории остаются два момента, — не моргнув глазом, продолжал Михайла Михайлович, — а именно: имел ли право продавец писчебумажного магазина Ф. Г. Каменев продавать что-либо гражданину в маске — не нарушает ли это правила торговли, и кем был тот гражданин?..» Написали?

— Написали, — с готовностью ответили оба Сиракузова.

Бронислава вдруг засмеялась и, повалив по дороге стул, выскочила из комнаты.

Михайла Михайлович свирепо посмотрел в её сторону.

— Ну-с, давайте на подпись, а потом можете идти к бабушке и тёте Розе.

И подписал наискось: «Мих. Мих., не возражаю».

К тётке Розе они попали сразу, едва сказали секретарю, что несут бумагу на подпись. Тётя Роза была депутатом, и мало ли с какой просьбой могли обратиться к ней юные пионеры.

— А, — увидев обоих Сиракузовых, приветливо сказала тётя Роза и отодвинула папку. — Чему обязана вашим посещением?

Но Сиракузовы молчали. Они увидели в углу стол, на котором стоял игрушечный город.

— Что это? — спросили Сиракузовы.

— Макет, — ответила тётя Роза. — Макет нашего города. Лет через двадцать пять.

Сиракузовы переглянулись и, сунув тётке Розе заявление, коротко сказали:

— Вот.

Тётка Роза прочитала.

— Удивительно, — сказала, — во всех вот таких историях фигурирует почему-то фамилия Каменев…

— Хо! То ли ещё будет, — сказали Сиракузовы. — Ещё неизвестно, что дальше будет!..

Это не понравилось тётке Розе.

— Где я должна поставить свою подпись? — сухо спросила она.

— Вот здесь, — сказали Сиракузовы.

И тётка Роза размашисто написала: «Тов. Каменев! Не вносите сумятицу в правила торговли! Р. Каменева».

Последней должна была поставить свою подпись бабушка Василиса. Когда Сиракузовы влезли в автобус и увидели, что следом с большой корзиной влезаю я, это неприятно поразило их, они сразу поняли, что я тоже еду к бабушке Василисе. Да ещё с большой корзиной. Зачем?

— Поворачивай, — сказали мне Сиракузовы.

Но я прошёл мимо и сел со своей корзиной за спиной шофёра.

Это ещё больше подействовало на Сиракузовых. Они поняли: начни они пихаться, я бы сразу сказал об этом шофёру.

Две остановки мы ехали молча. Сиракузовы напряжённо дышали мне в затылок. Наконец на третьей остановке они заговорили:

— Ты куда едешь, к бабушке Василисе?

— К бабушке Василисе, — сказали.

— Отскочи! — сразу оживились Сиракузовы. — Это наша бабушка. Она носит фамилию Сиракузовых. И она нас любит.

Я хотел сказать, что это наша общая бабушка, и ещё неизвестно, кого она больше любит, но тут в моей корзине заворочалось и зашуршало, и Сиракузовы сразу забыли про бабушку.

— Что это? — уставились они на меня.

— Кролики, — сказал я.

— Бабушке Василисе?

— Бабушке Василисе.

— Тьфу ты, а мы думали, ты едешь за инвентарными книгами!

Я объяснил, что кролики — подарок дяди Бориса, он давно обещал их бабушке и ещё обещал обои, и вот теперь дарит кроликов. Думает, бабушка свяжет ему за это к зиме тёплые носки и рукавицы.

— А обои тоже дарит? — не слушая, ревниво спросили Сиракузовы.

Они надеялись, что, может быть, мы не всё ещё подарили бабушке и, таким образом, они тоже что-нибудь подарят.

— Тоже, — сказал я. — И не только подарили, но уже и обклеили. Ферапонт Григорьевич достал.

— Ты тоже обклеивал? — спросили Сиракузовы.

Мне очень хотелось сказать, что тоже, но я честно сказал, что это они без меня сделали.

Но Сиракузовы всё равно приуныли: я, по крайней мере, вёз кроликов, а они, кроме заявления, ничего бабушке не везли.

— Покажи кроликов, — убито сказали Сиракузовы.

Я показал.

Они запустили в корзину руки и долго чесали у кроликов за ушами.

— Слушай, — наконец сказали они, — а давай это будет наш общий подарок, а?

Я сразу понял, насколько важным было предложение, которое сделали мне Сиракузовы. От моего ответа зависели теперь и мир, и война.

— Нет, — наконец сказал я Сиракузовым и прикрыл кроликов.

И Сиракузовы тяжело задышали.

— Ладно, — сказали они, — тогда мы припрём вас…

И сунули мне под нос заявление.

— Вы помешались на заявлениях, — сказал я.

— Нам не заявление дорого, — ответили Сиракузовы, — а правда. Истина, иначе говоря.

— Я бы тоже мог написать заявление про кресало, — сказал я.

— Конечно, мог, — передразнили Сиракузовы. — Да что толку, если мы не брали этого кресала!..

Я мрачно посмотрел на них (мрачно потому, что приедут родители — и доказывай им, что не я брал это кресало!).

До самого бабушкиного дома мы хранили угрюмое молчание.

Едва мы (я со своими кроликами и Сиракузовы со своим заявлением) вошли в дом, сразу поняли: в бабушкином доме что-то неладно. Мы только не могли понять: что?

Посреди ослепительно светлой комнаты стояла бабушка Василиса с охапкой цветов в руках, а от всех четырёх стен исходило на бабушку голубое сияние.

— Проходите, — радушно сказала бабушка, — я вот думаю, куда поставить цветы.

«В вазу», — хотели сказать Сиракузовы, но, приглядевшись, только и сказали:

— Бабушка…

Потому что сияние, которое мы увидели, исходило не от обоев, а от бывших контурных карт, которые стали теперь обоями.

Я быстро сел и выпустил кроликов.

— Браво! — сказала бабушка, а потом, приглядевшись, добавила: — Но если он думает, я буду вязать ему тёплые носки из этих кроликов, то ошибается: это мясные, а не пуховые кролики… Так и передай…

— Бабушка… — во второй раз начали Сиракузовы.

Но она не дала им вставить и слова.

— Вижу, вам кролики тоже нравятся. Это естественно. Но только недалёкие люди могут думать, что кроликам не нужно травы…

— Да мы не про кроликов! — взорвались Сиракузовы. — Мы про обои! Где ты их взяла?!

— Что значит — взяла? Купила! — удивилась бабушка. — В магазине у Ферапонта Григорьевича, разумеется. Других там не было. Теперь-то они всем нравятся…

— Да ведь это контурные карты, бабушка! — со стоном сказали Сиракузовы. — Значит, это ты была в маске?! Значит, это ты пожелала остаться неизвестной?!

— Я? Возможно, — откликнулась бабушка. — Ферапонт Григорьевич что-то говорил мне об этом. Но я ведь не сильна в географии. Главное, я подумала, что нравятся… Да и вы на досуге сможете изучать географию…

— Да при чём здесь география? Маска где? — потребовали Сиракузовы.

Я поскорее вышел, чтобы нарвать травы для кроликов.

— Ну? — появляясь следом, сказали Сиракузовы. — Обманули бабушку? Обещали обои, а что подсунули? С таким, как ты, мы даже чай пить не останемся… А ещё кричишь: мы фамилию позорим!..

• Предыдущая
• 14/27
• Следующая