Свои и чужие - Хомяков Петр Михайлович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/130
• Следующая

Для земельных и других возобновимых ресурсов эта цель в XIX веке если не была достигнута, то, во всяком случае, значительно приближена в США и ряде других стран. Вовлечение огромных земельных массивов на вновь освоенных территориях сделали землю на какое-то время очень дешёвой. Ценилась не территория как таковая, а ископаемые или коммуникации на этой территории (городская земля). Последний случай можно схематично рассматривать как некий объем «зарытого в землю оборудования», а не землю как таковую. В это же время в США, Канаде, Австралии неосвоенные территории для сельскохозяйственного производства зачастую предоставлялись переселенцам-фермерам за символическую плату, покрывающую расходы только на канцелярское оформление собственности.

В данном случае можно возразить, что при капитализме предприниматель и оплату труда стремится тоже сделать как можно меньше. Однако это не всегда и не везде так. Вспомним, например, Генри Форда, увеличившего оплату труда в 2,5 раза и разбогатевшего, помимо всего прочего, от реализации отдалённых последствий этой акции. Но дело даже не в этом. Сам факт регулярной оплаты труда не позволяет расходовать его расточительно, «немерено». И если в отношении ресурсов лидеры капиталистического мира в целом упорно «играли на понижение» как минимум в последние 100—150 лет, то в оплате труда такой тенденции не наблюдается. Наоборот, во второй половине XX века она возрастала практически повсеместно в развитых капиталистических странах.

Хотя в последние годы реальная заработная плата в странах Запада, по некоторым данным, вновь начала снижаться, это ещё ни о чём не говорит. Налицо некие значительные колебания зарплаты в странах – мировых лидерах, что контрастирует с упорно реализуемой тенденцией неуклонно снижать стоимость сырья.

Социализм, получивший наиболее яркое воплощение в СССР при Сталине (ниже мы обоснуем этот свой тезис), породил новую целевую функцию производства: максимизацию отношения продукции к расходу (амортизации) орудийного парка. Земля и другие возобновимые ресурсы, ископаемые, а тем более труд расходовались в СССР при Сталине крайне неограниченно, бережное отношение было только к производственным фондам.

Следует подчеркнуть полное отсутствие эмоционального оттенка в наших оценках. Это лишь констатация фактов, не более того. Итак, мы показали существенно разные внутрипроизводственные стратегии в различных социально-экономических условиях. Все они вызваны наличием в каждой ситуации различных лимитирующих факторов. Древним земледельцам не хватало земли, капиталистам – денег на наем персонала и покупку оборудования и сырья (т. е. не хватало желаемого объёма трудовых ресурсов, оборудования и сырья). А хозяйству СССР в 1930-е годы не хватало, прежде всего, оборудования для растущей промышленности, тем более после того, как оно было уничтожено и расхищено в гражданскую войну. При этом в распоряжении государства были огромные массы крестьянства, высвобожденные из деревни в результате коллективизации, и уникальные минерально-сырьевые и природные ресурсы одной шестой части суши земли. Поэтому вышеперечисленные факторы никак не ограничивали производство.

В данном разделе мы не ставили своей задачей наметить некие исторические закономерности развития систем управления производством. Отдельные приведённые примеры должны, на наш взгляд, убедительно подтвердить только один вывод. В зависимости от конкретной хозяйственной и ресурсно-экологической ситуации перед производством, как перед системой жизнеобеспечения и самовоспроизводства, стоят разные цели. Настроенность на выполнение этих целей предполагает создание адекватных управленческих структур, систем оценки результатов и систем стимулирования оптимальных стратегий.

Очевидно, что в организационном смысле эти системы управления при столь различных целях будут совершенно различны. Именно поэтому так непохожи экономические системы рабства, феодализма или капитализма.

Говоря пока только о производстве и экономике, мы надеемся, что показали достаточно убедительно различие хозяйственных механизмов в зависимости от целевой функции производства. Но, помимо решения внутрипроизводственных проблем, каждая хозяйственная система требует и внешнего обеспечения.

Зачем оно нужно, спросит иной читатель. Коль скоро автор показал возможность построения производственно-хозяйственных систем (назовём их экономическими системами), адекватных любой возникавшей ситуации, то пусть бы они и менялись себе спокойно с изменением внешних условий. Это, очевидно, не так. Отбросим пока субъективный фактор. Обратимся к объективным закономерностям. В главе «Родимые пятна государственности» мы показали, что мотыжное земледелие потому и было мотыжным, что для прокорма рабочего скота в древнеземледельческих цивилизациях не было достаточного количества пастбищных угодий. И этого скота там просто не было. Допустим, Сахара вдруг снова стала бы цветущей лесостепью. Разве можно было бы ирригационным земледельцам в одночасье снова стать вольными скотоводами при отсутствии достаточного количества скота?

Это простейший пример. Однако вся история хозяйствования говорит о том, что очень трудно при изменении условий изменить хозяйственную структуру, переналадить орудия, переучить персонал, изменить систему коммуникаций и решить массу т. п. задач. Именно поэтому первая реакция человека на изменение условий, влияющих на производство, – это Сохранение (или восстановление) непроизводственными способами старых условий. При этом, зачастую, не важно, в какой степени они были благоприятны.

Вспомним, чтобы выбраться из ресурсно-экологического кризиса, разразившегося в бассейнах и долинах великих тропических рек, человеку нужно было создать такую внеэкономическую структуру, как государство – коллективного людоеда, единственная положительная роль которого состояла в создании механизма концентрации слабо понимающих друг друга и враждебных друг к другу людей для решения неких общих задач. Решение этих задач привело к созданию принципиально новой системы хозяйства. Эта система характеризовалась целевой функцией достижения максимума отношения продукции к используемым земельным ресурсам.

Раз возникнув, государство, как один из инструментов управленческой структуры, продолжало существовать. Его уже использовали для обеспечения внешних условий при сложившейся системе хозяйствования. Не стало хватать рабов – пошлём армию в поход за пленниками. Не менять же хозяйственную структуру.

Аналогично в ХVII-ХХ веках рассуждали руководители колониальных государств. Не хватает ресурсов для бурно развивающегося производства – возьмём их в колониях, не перенастраивать же систему хозяйства, где эффективность производства измеряется деньгами. А ведь деньги в первую очередь оценивают (а следовательно, экономят) только затраты труда, живого либо овеществлённого в орудиях (правы были в этом классики марксизма). Вот и дымили канонерки у чужих берегов, стимулируя менее продвинутых в технике дикарей делиться ресурсами, которых не было в Англии или Франции.

А вот кочевникам ни ископаемые, ни люди не были нужны. Им была нужна территория. Зачем кочевнику рабы, если скот сам пасётся. Поэтому они просто уничтожали людей и хозяйственную структуру на завоёванных территориях, чтобы там не могло снова возникнуть оседлое население, занимающее землю, на которой должны пастись стада. Это потом, когда кочевники вошли в контакт с рабовладельцами-мелиораторами, они часть пленников начали продавать им. Но это побочное замечание. Нам важно другое. Кочевники тоже не собирались отказываться от своей системы хозяйства, а использовали собственные слабо оформившиеся государственные, и прежде всего военные, структуры для достижения оптимальных условий при сложившейся у них системе хозяйства.

И в СССР 1930-х годов также использовалась вся мощь государства, чтобы обеспечить возможность расточительного расходования трудовых ресурсов. Интересно, что пока в конце 20-х годов промышленность только набирала обороты, когда массу безработных ещё нельзя было обеспечить орудиями труда и «дать им фронт работ», вопрос о коллективизации не вставал. Сталин даже поддерживал Бухарина. Однако, когда в самом начале 30-х годов расширяющееся производство, не привыкшее экономить трудовые ресурсы, потребовало их, была сменена не целевая функция этого производства, а была произведена организованная государством «трудовая интервенция» из деревни на заводы, фабрики и рудники.

• Предыдущая
• 26/130
• Следующая