Дочь оружейника - Майер Генрих - Страница 63

• Предыдущая
• 63/81
• Следующая

– Тысяча чертей! – бормотал гасконец, отворив дверь на улицу, – проклятая цыганка убежала, надула меня! Что мне делать? Разбудить всех, догнать ее! Нет, надо мной будут смеяться. Лучше пусть подумают, что колдунья вылетела в окно и этот болван часовой прозевал ее… верно уснул… Ну, черт с ними со всеми! Пойду усну.

И он, ворча и бранясь, ушел в свою комнату.

– Браво! – сказал мой новый покровитель. – Теперь нам нечего бояться. Только как он вышел из комнаты, где ты его заперла? Это я узнаю.

Я хотела идти к дверям, но солдат остановил меня словами:

– Ты замерзнешь, малютка, если пойдешь в твоем легком костюме. Погоди минуту, я принесу тебе плащ.

И он действительно принес мне мужской плащ и шляпу, закутал меня как ребенка и сказал, смеясь:

– Это плащ гасконца, он мне должен, и я могу взять эти вещи.

Я поблагодарила доброго солдата и была уже у двери, но он сказал мне:

– Ты успеешь еще поблагодарить меня, я пойду с тобой.

– Как же это? – спросила я с удивлением. – А что скажут ваши товарищи и начальники, когда вы вернетесь к ним?

– Я и не намерен возвращаться, – продолжал он, выводя меня из гостиницы. – Мне надоело быть солдатом, я хочу поискать другого ремесла… хоть музыканта или комедианта.

– Не думайте, что это веселое ремесло, – сказала я грустно, следуя за моим избавителем.

Мы уже были далеко от гостиницы, когда рассвело, и я могла разглядеть моего покровителя. Это был молодой человек лет двадцати трех, простой наружности, добрый и откровенный. Он заботился обо мне как брат и видя, что я устала, нанял телегу, которая ехала в Париж. Через пять дней мы были в столице Франции.

Так как на мне оставались серьги и браслеты, которыми меня украсила цыганка, отправляясь в замок, то я отдала эти вещи доброму моему спутнику Фредерику на издержки дороги, но он не хотел брать их, сказав, что у него есть деньги, и что их достанет на некоторое время. Меня трогало такое бескорыстие, и я готова была любить его, как брата. Не желая быть ему в тягость, я хотела чем-нибудь заняться, но умела только петь и танцевать, и потому, поневоле, должна была отыскать какую-нибудь труппу, чтобы снова сделаться комедианткой.

Мы жили в гостинице, в отдельных комнатах, и я была совершенно спокойна насчет Фредерика, который обращался со мной как с сестрой, но и в нем я должна была ошибиться. Он тоже замышлял погубить бедную девушку, но, не одаренный ни смелостью повесы, ни хитростью развратника, ни самоуверенностью гасконца, забрался в мою комнату, когда меня не было дома, и спрятался в шкафу.

К счастью, мне что-то понадобилось взять оттуда, когда я ложилась спать и, увидев Фредерика, потерявшегося совершенно от смущения, я не испугалась, но чуть не заплакала от досады, что снова могла быть жертвой грубости и насилия.

Он хотел было подойти ко мне, но я остановила его и жестом указала на дверь.

Бедняжка был действительно жалок и не Трогался с места. Я сказала ему строго:

– Ты оскорбил меня, Фредерик. Я тебя любила и уважала как брата, а ты решился на подлость, на злодейство. Неужели ты думал, что Бог, спасший меня столько раз, позволил бы совершиться преступлению? Ты хотел тоже употребить насилие, но я не боюсь тебя, я сумею защититься.

И, сложив руки, я смотрела на него смело, чувствуя, что не я, а он в моей власти, потому что он любит меня до безумия, а я хладнокровна. В этих случаях женщины сохраняют всегда преимущество, особенно если мужчина очень молод и любит искренно.

Фредерик был в отчаянии, он просил прощения со слезами, говорил, что любовь довела его до безумия; он был уверен, что я скоро оставлю его, если поступлю в какую-нибудь странствующую трупу.

– Так ты очень меня любишь? – спросила я с намерением. – Ты не хочешь расставаться со мной?

– Я не могу жить без тебя, Жуанита.

– В таком случае, добрый мой Фредерик, несмотря на твою глупую попытку, я дам тебе средство не разлучаться со мной. Женись на мне.

– Жениться? – вскричал молодой человек с восторгом. – Ты согласишься быть моей женой?

– Да. Если я не люблю тебя страстно, то, по крайней мере, чувствую к тебе дружбу, которая, со временем может превратиться в нежную привязанность. Я не хочу, чтобы ты отвечал мне сейчас; теперь ты готов на все. Подумай до завтра и дай мне ответ, а теперь прощай.

Я протянула его руку, которую он пожал с чувством и, как сумасшедший, выбежал из моей комнаты.

На другое утро он сказал мне, что готов хоть тотчас же обвенчаться со мной.

– Благодарю тебя, Фредерик, – отвечал я, – ты не будешь раскаиваться в своем решении. Я буду хорошая, верная жена. Клянусь над крестом моей матери.

– И ты откажешься от своего ремесла уличной танцорки? – спросил он нерешительно.

– Я бы охотно сделала это, но, к несчастью, не знаю ничего другого. Чем мы будем жить?

– У меня есть еще немного денег на первый случай. Притом у меня родители не бедные. Они содержат гостиницу в тридцати милях от Парижа и будут очень рады, если я вернусь к ним.

– И прекрасно, ступай к ним и объяви о своей свадьбе со мной.

– Но ведь они захотят, чтобы я остался у них и помогал им.

– Тем лучше. Ты потом придешь за мной, и я буду тоже работать в вашей гостинице.

– Неужели ты согласишься, Жуанита? Как я счастлив! Я сегодня же отправлюсь домой, чтобы поскорее вернуться.

Действительно, через час он собрался в дорогу, оставив мне половину своих денег и обещал, что через две недели непременно придет за мной. Но прошло четыре месяца, а Фредерик не возвращался, и я не получала о нем никакого извести. Меня это сильно беспокоило, тем более, что деньги, оставленные им, все вышли, и мне надобно было искать средств к жизни.

В это время я случайно встретилась с одной из прежних моих подруг, которая была замужем за цыганом. Они давали представления, гадали и продавали разные лекарства. Узнав о моем положении, цыган предложил мне ехать с ними из Франции, где их очень преследовали за малейшие проступки, а часто и совершенно безвинно.

Я согласилась присоединиться к ним, только просила, чтобы они проехали через селение, названное Фредериком, где была гостиница его родителей. Я хотела знать, что с ним случилось, и потому уже приняться за прежнее ремесло.

Цыган согласился. Подъехав к селению, я остановила моих спутников и пошла отыскивать гостиницу Фредерика. Встретив старика почтенной наружности, я спросила его, не знает ли он гостиницы, под вывеской коня, и он отвечал мне, что она на другом конце селения. Потом, осмотрев меня, он прибавил с беспокойством:

– А что тебе за дело до гостиницы, моя милая?

– Мне нужно видеться с одним молодым человеком. Не знаете ли вы сына хозяина, Фредерика, который вернулся сюда месяца четыре тому назад?

– Как не знать, – сказал старик. – Фредерик теперь сам управляет гостиницей и скоро женится.

– Женится! – вскричала я. – Это невозможно!

– Отчего же нет, моя милая? – спросил старик, удивленный моим восклицанием. – Я отец Фредерика. И знаю поэтому, что свадьба его назначена на послезавтра; но кто ты? – прибавил он в сильном волнении. – Ты, верно, цыганка, которая околдовала его до того, что он хотел на тебе жениться?

– Да, я Жуанита, – проговорила я грустно.

– Боже мой! – вскричал старик, крестясь и дрожа от страха. – Ты пришла погубить моего сына, увести его от нас. Он готов бросить и невесту и родителей; я это знаю, потому что нам тяжело было удержать его здесь и заставить забыть о тебе. Не делай этого, ради Бога, если ты добрая девушка, позволь ему остаться с нами и жениться на честной, трудолюбивой крестьянке. Не расстраивай счастья целого семейства. Сжалься над нами. Если он увидит тебя, то забудет все и погибнет навеки.

Бедный отец плакал и молился, и я внутренне благодарила Бога, что не чувствую страстной любви к Фредерику и могу отказаться от него и успокоить старика.

– Утрите ваши слезы, – сказала я ему. – Я пришла сюда только узнать, что случилось с Фредериком, но не хочу расстраивать его и вашего счастья. Я уезжаю далеко и, вероятно, не встречусь больше с вашим сыном. Не говорите ему, что вы меня видели, не произносите даже моего имени, и пусть он совершенно забудет обо мне.

• Предыдущая
• 63/81
• Следующая