Дочь оружейника - Майер Генрих - Страница 71

• Предыдущая
• 71/81
• Следующая

При этих словах Вальтер и Франк переглянулись, потому что ни один не хотел решиться объявить ей о смерти матери. Заметив печальное выражение отца, Мария вдруг страшно побледнела, прижала руки к сильно бьющемуся сердцу и сказала раздирающим голосом:

– Боже! Какое испытание! Батюшка, отчего вы мне ничего не говорите о матушке. Где она? Что с ней?

Вальтер зарыдал, закрыв лицо руками, а Франк сказал со слезами:

– Матушка молится за нас на небе. Будь тверда, Мария… тебе надобно утешать отца.

Но Мария оставалась неподвижна и бледна как статуя. Она не могла плакать, а между тем страдала так сильно, что жаль было смотреть на нее. Вальтер, забыв собственное горе, бросился к ней.

– Опомнись, Мария… молись. Марта, умирая, благословила тебя; она приказала тебе жить…

– Я буду… жить… для вас… – прошептала бедная девушка, измученная столькими волнениями. Удивительно, как она могла перенести столько горя, привыкшая к тихой домашней жизни, к семейным радостям. Если бы год тому назад, кто-нибудь сказал ей, что она будет героиней стольких приключений, что ее будут несколько раз похищать, что она убежит ночью и будет скитаться по дорогам, – она приняла бы все это за страшный сон. Но смерть любимой матери поразила ее более преступных покушений Перолио. Она не лишилась чувств, не рыдала, но, казалось, в ней замерла жизнь, и она превратилась в автомат. Это положение более всего пугало Вальтера, который вспомнил, что после разлуки с дочерью Марта не плакала и не жаловалась, но угасла молча. Нельзя было и думать о немедленном отъезде, потому что Мария была очень слаба, и потому, поручив ее заботам хозяйки гостиницы, женщины доброй и молчаливой, Вальтер вышел с Франком в соседнюю комнату и сказал:

– Радость и горе – вот наша жизнь! Что, если Мария не перенесет этого удара?

– Она так молода, батюшка, она поправится, – заметил Франк, садясь подле оружейника.

Оба они были измучены дальней ходьбой, и отдохновение было им необходимо, но положение Марии беспокоило их до того, что они не могли уснуть и, приказав подать пива и закуску, продолжала тихо разговаривать. Вальтер расспрашивал о всех подробностях спасения дочери, Жуанита сильно заинтересовала его.

– Надобно отыскать и спасти эту девушку от опасностей, – сказал Вальтер. – Она не раз спасала и твою сестру. Ясно, что она тебя любит.

– Что вы говорите! – вскричал Франк, догадываясь, что оружейник сказал правду.

– Только слепой не заметит этого, – возразил Вальтер, – и ты был бы неблагодарен, если бы не отвечал ей тем же.

Разумеется, молодой человек не рассказал своему воспитателю о последней сцене, когда Жуанита, прощаясь с Франком и Марией, сказала, что они любят друг друга, и оружейнику не могло придти в голову, что бывший его работник может страстно любить свою названную сестру, невесту своего друга. Вальтер продолжал:

– Жаль, что вы не уговорили ее бежать вместе с вами из Утрехта. Там она может попасть в руки изверга Перолио и никто не заступится, не отомстит за бедную девушку. Она сирота, как ты, Франк, она прекрасна и чиста, и даже не цыганка; право, ты хорошо сделаешь, если женишься на ней. Я уверен, что и мессир Шафлер посоветует тебе тоже.

– Вы думаете, батюшка? – спросил Франк рассеянно.

– Разумеется. Разве сам он не доказал, как пренебрегает предрассудками. Он дворянин, полководец, любимец епископа и женится на простой мещанке, когда мог выбирать между дочерями вельмож, а ты, хоть и лейтенант его, но можешь, не унижая своего звания, жениться на бедной девушке, которой обязан жизнью и честью своей сестры.

– Это правда, – проговорил в смущении молодой человек, – я ей многим обязан… но я не думал о женитьбе.

– Да теперь еще рано и думать. Надобно прежде найти средство вызвать Жуаниту к нам.

– Но мне хотелось бы прежде довести Марию до безопасного места.

– Об этом не беспокойся. Со мной Марии ничего бояться. Я подожду ее выздоровления и отвезу ее к Шафлеру. Пусть он решает, что делать.

– Так вы хотите, чтобы я опять шел в Утрехт и искал Жуаниту?

– Нет, я тебе ничего не приказываю и даже не могу советовать. Старый Ральф имеет над тобой больше власти, потому что следил за тобой с твоего рождения. Он тоже пошел отыскивать тебя и скоро будет здесь.

И оружейник рассказал Франку о последних приключениях бедного старика, который чуть опять не погиб голодной смертью и, несмотря на свою слабость, хотел тотчас же пуститься в путь. Но вероятно Шафлер уговорил его переночевать и отдохнуть.

Вальтер справлялся поминутно о дочери, которая наконец уснула. Но сон ее был тревожный; она была в жару, и странный бред ее пугал отца. Она говорила о Перолио, о матери, призывала Франка и умоляла его избавить ее от ненавистного брака; потом просила прощения у Шафлера и твердила, что пойдет в монастырь.

К утру она однако успокоилась, спала крепко и, проснувшись, сказала отцу:

– Батюшка, мне лучше и я могу ехать.

– Как я рад, милая Мария, как обрадуется граф Шафлер.

– Батюшка, – сказала девушка с необыкновенной твердостью, – неужели вы потребуете, чтобы я тотчас вышла замуж, забыв о матушке?

– Я не требую этого, дочь моя, но я дал слово Шафлеру, ты тоже согласна, и в последнее время мы решили как можно скорее окончить это дело.

– А если я вас прошу меня свести в монастырь?

– Как! Ты не хочешь выходить за Шафлера? Ты чувствуешь себя недостойной этой чести?

– О нет, батюшка, я не отказываюсь, но чувствую, что мне надобно поправиться, помолиться. Разве могут придти мысли о счастье, когда я не могу удержать слез, и будет ли мессир Жан доволен такой печальной невестой?

– Это его дело. Я все-таки отвезу тебя к нему. Помни, дочь моя, что у тебя нет другого убежища, кроме дома твоего мужа. Для твоего спасения я бросил все; дом наш в Амерсфорте принадлежит другому, и ты не можешь быть безопасна даже в монастыре, покуда жив Перолио. О, отчего он не погиб вчера от руки Шафлера!

Вальтер начал собираться в путь и сказав Франку, чтобы он дожидался Ральфа, посадил Марию на лошадь, закутав ее в широкий плащ, так что нельзя было даже догадаться, что это женщина, и сам хотел вести животное. Но оружейник не умел ни ездить верхом, ни обращаться с лошадьми и потому поневоле должен быть исполнять просьбу Франка, не хотевшего оставаться в гостинице и просившего взять его в проводники Марии, говоря, что если Ральф пойдет по этой дороге, то они встретят его.

Они отправились все вместе, щедро наградив трактирщика и взяв с него обещание, что в случае погони Перолио, он не скажет, кто у него останавливался. Франк вел лошадь, а оружейник шел сбоку, поддерживая Марию. Все они молчали и внимательно смотрели на дорогу, чтобы увидеть Ральфа или свернуть в сторону, если покажутся воины, с которыми в то время опасно было встречаться, к какой бы партии они ни принадлежали. Они грабили своих и чужих, потому что жалованье выдавалось им очень неаккуратно, а обидеть девушку считали обыкновенным делом. Вот почему маленький караван подвигался осторожно и встретил Ральфа близ Эмна, потому что старик не мог идти так скоро. Радость его при виде Франка была так велика, что он забыл даже его побранить за непослушание и присоединился к путешественникам, чтобы вместе с ними дойти до лагеря Шафлера.

Можно себе вообразить восторг графа, когда он узнал, что невеста его спасена. Он с жаром благодарил Франка, благословлял Жуаниту, про которую ему успели рассказать, и даже не проклинал более Перолио. Он был счастлив и весел, как ребенок, и начал распоряжаться помещением своих гостей.

– Мессир Жан, – сказала ему грустная невеста, – мне надобно поговорить с вами.

– С охотой, Мария, я вас слушаю, – сказал граф и, взяв ее за руку, повел в другую комнату.

– Батюшка, пойдите и вы к нам, – сказала Мария Вальтеру, который был пасмурен во всю дорогу и что-то все обдумывал.

– Я знаю, о чем ты хочешь переговорить с графом, – сказал он отрывисто, – и буду ждать его решения. Говори одна, а я с Ральфом и Франком займусь здесь завтраком и подкреплю мои силы.

• Предыдущая
• 71/81
• Следующая