Люди огня - Волховский Олег - Страница 1

• 1/157
• Следующая

Звонили в дверь — это точно. Я застонал и перевернулся на другой бок. Звонок повторился. «Кого там черти носят?» — проворчал я и открыл глаза. По экрану компьютера разлетались окна «Fenestrae-NT» [1]. Я зло нажал «reexeg» [2], и комп начал медленно перезагружаться. Что мы такое пили вчера? «Молоко Пресвятой Девы»? Или «Слезы Иисуса»? Или сначала одно, а потом другое? Звонок уже гудел не умолкая. Я наскоро натянул джинсы и, зевая, направился к двери.

— Кто там? — сонным голосом спросил я.

— Откройте! Святейшая Инквизиция!

Я пошатнулся и почувствовал лбом холод замка. Хуже могла быть только Смерть с косой собственной персоной. Я выпрямился и осторожно посмотрел в глазок. Да, сомнений быть не могло. Мужчина средних лет с этакой сладкой физиономией и воздетыми горе очами, словно в непрерывной молитве. Сразу видно: духовное лицо. К тому же одет в черную мантию инквизитора поверх белой сутаны. Из-под сутаны видны кроссовки, но, к сожалению, от этого не легче. Следователь Святейшей Инквизиции. Я чуть не застонал в голос. За спиной следователя два полицейских с автоматами — любят же они солидность и внушительность! Я за пистолет-то не знаю, с какой стороны браться.

— Не отягчайте вашего положения, — почти ласково сказал инквизитор и скривил пухлые красные губы. — Открывайте!

Я обреченно повернул ручку и медленно открыл дверь.

Они ворвались в квартиру. Полицейские сразу направились к компьютеру, а инквизитор взял меня за руку, аккуратно запер дверь и повел в комнату.

— Но в чем моя вина? — возмущенно спросил я.

— Скоро узнаете. Кстати, меня зовут отец Александр.

— Но, отец Александр…

Священник строго посмотрел на меня.

— Вы когда в последний раз исповедовались, молодой человек? — участливо поинтересовался он.

Я задумался.

— Не молчите. Это очень легко проверить по международному банку данных.

— Года два назад, — вздохнул я. Отец Александр ждал чего-то еще.

— По «Интеррету» [3], — обреченно добавил я.

— Вот именно! Вот вам и результат. Я всегда выступал против этих сетевых исповедей. И компьютеров, кстати, тоже, — он с отвращением посмотрел на мою горячо любимую, на мою незаменимую тачку. — Все это искушение Аримана! — торжественно заключил он.

Компьютер был отключен и упакован. Отец Александр рылся в книгах. Найдя пару сомнительных, по его мнению, компьютерных распечаток, он присовокупил их к персоналке.

— Ладно, потом я велю обыскать по-настоящему. Одевайтесь, молодой человек, мы уезжаем.

— Куда? — глупо спросил я.

— Увидите.

Привезли меня на Лубянку, конечно, в исконную инквизиторскую вотчину. Впрочем, в этом были и свои положительные моменты. Место, знаете ли, элитное: камеры не забиты, публика интеллигентная, крыс нет. Моим соседом оказался щуплый молодой человек с худым лицом, заостренным носом и глубоко посаженными серыми глазами. Он сидел в позе лотоса на жесткой тюремной кровати и, видимо, предавался размышлениям. Мое появление отвлекло его от этого увлекательного занятия. Он посмотрел на меня и доброжелательно улыбнулся.

— Андрей.

— Петр, — я пожал протянутую руку.

— Какими судьбами в наш заповедник?

— Гм… Чтоб я знал!

— Наверняка знаешь, только не догадываешься, — заявил мой сосед.

— А ты?

— Со мной все просто. Я кришнаит.

— Что? Ужас какой! — искренне испугался я.

— Ты еще скажи, что верный сын католической церкви, — усмехнулся кришнаит.

— Я верный сын католической церкви! — убежденно сказал я.

Мой сосед махнул рукой и вновь погрузился в медитацию.

Я выбрал кровать у окна, благо выбирать было из чего: нас двое, а кровати три. Но окно было забрано плотной решеткой, ничего не видно. Я встал на кровать и прильнул к нему вплотную.

— Там дальше должен быть собор Святого Людовика, — печально проговорил я.

— Угу! Братья иезуиты. Общество Иисуса. Чтоб их!..

— Не трогай иезуитов! Я у них учился.

— Правда?

— Да. В иезуитском колледже, что в Георгиевском переулке, напротив Госдумы. Мы с ребятами все прикидывали: если бросить бомбу из окна школы, долетит она дотуда или нет?

— Нашли на что покушаться! Было бы там Московское представительство Святейшей Инквизиции… — мечтательно протянул Андрей.

Мы оба вздохнули.

— А как ты туда попал, к иезуитам? — поинтересовался кришнаит. — У тебя что, родители — шишки?

— Да нет, просто голова на плечах… была… раньше.

— Это ты верно подметил.

Кришнаит Андрей оказался, в общем-то, неплохим парнем, несмотря на странные религиозные пристрастия. Мы даже ни разу не поругались. А все тюремные неприятности он переносил куда лучше, чем я. Отцы-инквизиторы, верно, непрестанно заботились о спасении наших душ, так что пища была, мягко говоря, постной. Кришнаиту-то хоть бы хны, не то что мне. Отец Александр позабыл спросить, когда я в последний раз соблюдал пост. Кстати, об отце Александре…

Утром третьего дня, часов в шесть (о времени можно было догадаться по тому, что по радио, вечно включенному на полную громкость, грянуло «Miserere» [4], дверь камеры открылась.

— На «Б» фамилия, — скучным голосом сказал тюремщик.

— Болотов, — отозвался я.

— На выход.

Меня повели вверх по неширокой боковой лестнице. Все это время я нагло держал руки в карманах куртки. Этаже на четвертом мы свернули в коридор, а потом меня втолкнули в слабо освещенную комнату с низким потолком.

За длинным столом на широкой скамье сидели инквизиторы в белых сутанах, подпоясанных веревками. Очевидно, доминиканцы. «Чтут, однако, традиции», — мрачно подумал я. Одного из них я узнал сразу — отец Александр. Он скромно сидел слева от лысоватого пожилого человека с зачесанными назад остатками волос и явно не был здесь главным. Старик показался мне знакомым. Третьим был смиренный молодой человек приятной наружности. Его я точно видел впервые. А у окна, где посветлее, пристроился нотарий, готовый записывать показания.

— Я вас представлю? — громким шепотом спросил у старика отец Александр.

Тот слегка кивнул.

— Это отец Иоанн… Кронштадтский.

Я облизал губы и отступил на шаг. В комнате как-то сразу стало жарко. Да, я видел его на портрете в его книге и на фотографиях. Несколько успокаивало то, что отец Иоанн слыл человеком в общем-то неплохим, хотя и консервативным, и прославился в основном исцелениями. Сколько ему сейчас? Под двести? Мало для канонизации, но более чем достаточно для того, чтобы доказать его святость. Обычные люди столько не живут. Только переживет ли он свое инквизиторство?

• 1/157
• Следующая