Плач волчицы - Хоуг (Хоаг) Тэми - Страница 9
- Предыдущая
- 9/120
- Следующая
Лорел потеряла работу, лишилась власти, профессии и репутации. Она не представляла, что будет с ней дальше, чем она будет заниматься. Именно в работе черпала она силы, именно в работе находила выражение своей индивидуальности. Без этого она была пустым местом.
— Надо что-то делать, — повторила она снова, оглядываясь вокруг, как будто надеялась, что ответ появится из-за темного угла балкона или прячется в деревьях сада внизу.
Бель Ривьер был построен в 1830 году местным купцом, чтобы задобрить свою молодую жену, скучавшую по родному дому в Вье Карре в Новом Орлеане, Предполагалось, что здание и прекрасный сад с фонтанами и кружевной чугунной решеткой филигранной работы смогут поспорить изяществом и красотой с Французским кварталом. Именно в этом саду Лорел проработала два дня, намереваясь привести его в порядок. Однако собака Джека Бодро — предположительно его собака — свела на нет весь ее труд. Черт возьми этого пса!
Черт возьми этого человека!
Все эти годы за садом следили нерегулярно. Лорел помнила, что в детстве это было замечательное по красоте место. Пышный и зеленый, как Эдем, наполненный водяными брызгами фонтана, с элегантными статуями греческих богинь, державших в руках вазы с экзотическими растениями. Тогда за ними ухаживал старый Антуан Тибодо, работавший у тети Каролины. Антуан давно ушел на вечный покой, а последний —садовник тети Каролины уехал в Новый Орлеан, где стал играть женские роли на улице Бурбонов. Каролина, занятая своим антикварным магазином, даже не побеспокоилась найти нового садовника.
Поэтому Лорел хотела сама заняться садом, надеясь обрести в работе физическое и душевное удовлетворение. Убрать мусор, обрезать сухие ветки, завезти свежую землю, посадить новые растения. Это должно было стать возрождением, воскресением, началом всему.
С балкона она взглянула на погром, учиненный собакой по кличке Эйт, и вздохнула. Молодые растеньица были вырваны с корнем…
— Куда ты уносишь папины вещи, мама?
— Отдам бедным в Лафейетт,-ответила Вивиан Чандлер, не сочтя нужным даже взглянуть на свою десятилетнюю дочь.
Она стояла у кровати, на которой раньше спал ее муж. На ней была нарядная светло-зеленая блузка и нитка жемчуга на шее. Она казалась свежей и изящной, какой всегда и была, похожая на фотомодель из журнала мод. Ее светло-пепельные волосы были уложены в том же роде, а губы накрашены светлой помадой. Она держала руки с безукоризненным маникюром на бедрах и нетерпеливо притопывала по ковру носком белой туфли, наблюдая за работой. Танси Джонс, последняя в ветренице часто менявшихся горничных, вытаскивала из шкафа горы костюмов, рубашек и брюк и складывала их стопками.
— Конечно, мы должны отнести кое-что в церковь, — рассеянно заметила Вивиан, смотря на бедную Танси, которая держала в руках тяжелую охапку рубашек. Гор-ничной было не больше пятнадцати, как считала Лорел, и она была худенькой, как ивовый прутик. Казалось, что девчушка еле стоит на ногах под тяжестью одежды из шелка и тончайшего хлопка, а ее черные глаза раскрывались все шире и шире на круглом шоколадном личи— ке.-От нас этого ждут,-продолжала Вивиан, инспектируя состояние воротничков и манжет и не замечая, что Танси тяжело.-Поскольку Чандлеры всегда являлись видной семьей в округе, наша обязанность жертвовать для менее счастливых в нашем обществе. Ну да, буквально на. днях Ридилия Монтроз спрашивала меня, отдала ли я вещи Джефферсона бедным,-сказала она, прелестно хмуря брови. — Как будто боялась, что я не сделаю этого. Уж слишком много она себе позволяет. Я бы ей сказала это, если бы не была слишком хорошо воспитана. Представляешь, она смотрела на меня сверху вниз, хотя всем в городе известно, что они почти обанкротились! Для них это будет большой конфуз, потому что у их дочери зубы, как у коровы, и понадобится состояние, чтобы их исправить.-Она отобрала пару рубашек в полоску, не обращая внимания на умоляющий взгляд служанки, и бросила их в одну из куч на кровати. — Я ответила ей, что мне до сих пор тяжело касаться вещей Джеффереона. И правда, от одной мысли об этом у меня начинались мои приступы. Но сейчас я понимаю, что не должна медлить ни секунды, а то длинные языки будут сплетничать по всему городу. Клянусь, Ридилия не лучше, чем кажется. — На одном дыхании она продолжала: —Танси, положи остальные вещи на стул.
— Да, мэм,-прошептала Танси облегченно, спотыкаясь под тяжестью своей ноши.
— Я просмотрю все вещи твоего отца,-обратилась Вивиан к Лорел.-Даже если после этого у меня заболит поясница. Я отдам все церкви, но я умру на месте, если увижу какого-нибудь бродягу, разгуливающего по Байю Бро в шелковом костюме Джефферсона. Вещи пойдут в Лафейетт, а Ридилия Монтроз пусть катится к черту.
Лорел торопливо освободила голубое бархатное кресло, чтобы не оказаться погребенной под ворохом одежды, брошенной туда служанкой. Все это ей не нравилось. Очень тяжело было видеть, как вещи отца вытаскиваются из его аккуратной гардеробной и валяются по комнате, это вызывало ощущение пустоты у нее в животе. Она играла в его гардеробной бесчисленное количество раз, спрятавшись там со своими куклами Барби, представляя, что его башмаки были машинами, кораблями или космическими ракетами. Это было ее тайное местечко, куда она пряталась, когда ей хотелось побыть одной. Там пахло кожей, и кедром, и папой. Лорел садилась на пол, скрестив ноги, и штанины его брюк, аккуратно висевшие на вешалке, касались ее головы, и она представляла, что это виноградные лозы, ремни его брюк— змеи, а она сидит внутри уединенной пещеры в джунглях. Сейчас все разорено и будет отдано незнакомым людям в другой город.
Засунув большой палец в рот, Лорел бочком обошла письменный стол красного дерева, не сводя глаз с матери. Вивиан, казалось, совершенно не волновало то, что делала дочь, лишь бы ей не мешали. Лорел думала по-другому. Ее мать с удовольствием занялась бы чем-нибудь другим, но боялась, что из-за этого у нее могут начаться приступы головной боли, а это уже было в миллион раз хуже любого огорчения. Приступы матери ужасно пугали Лорел. В такое время Вивиан постоянно плакала, почти никогда не вылезала из ночной рубашки и запиралась в своих комнатах. Когда умер ее отец, мать надолго запиралась.
Лорел втайне боялась, как бы у матери не начался очередной приступ. Ей самой было так плохо, когда умер папа. Она не хотела никого видеть. И плакала, плакала. Она плакала так сильно, что испугалась вывернуться наизнанку, папа всегда в шутку предупреждал ее, что такое может с ней случиться. Лорел проскальзывала в комнату сестры, они прятались под одеялом и вместе плакали в подушки, до тех пор пока уже почти задыхались, плача.
Затем из шкафа вынули галстуки, целую длинную вешалку, Галстуки соскользнули с вешалки и упали к ногам Танси. Служанка старалась держать вешалку повыше, подняв свои худые руки над головой так, чтобы ее хозяйка смогла получше рассмотреть галстуки. Лорел заметила один голубой галстук, на котором был изображен большой окунь с черным глазом, и чуть не хихикнула, вспомнив, как папа, подмигивая и улыбаясь, любил повторять, что в нем он всегда выигрывает в покер. Вивиан сдернула его с вешалки и бросила его в кучу белья для Лафейетта.
— Но, мама,-сказала Лорел с упавшим сердцем. — Это был любимый папин галстук!
— А я всегда ненавидела его, — пробормотала Вивиан скорее себе самой, чем Лорел.-Я думала, что умру от стыда, когда Джефферсон надевал его. Человек с его положением в обществе-с таким галстуком на шее!
Лорел подошла к кровати и, протянув руку, погладила кончиками пальцев нарисованного окуня.
— Но, мама…
— Лорел, оставь его в покое, — резко сказала мать. — Разве у тебя нет уроков?
— Нет, мама,-прошептала она, отходя от кровати и с тоской глядя на галстук с окунем, на который мать уже бросала другие галстуки.
— Ты что, не видишь, что я занята?
— Да, мама.
Она отошла в угол комнаты и постаралась стать незаметной, так как боялась, что ее выгонят. А она хотела остаться здесь, с вещами папы, — только ей не нравилось, что мама и эта глупая Танси с круглыми, как луна, глазами разбрасывали все его вещи.
- Предыдущая
- 9/120
- Следующая
