Девочка в стекле - Форд Джеффри - Страница 23

— Отвратительно, — проговорил он, и его передернуло.

— Немедленно отнесите это в ближайший камин и сожгите. Потом соберите пепел, перемешайте с молотым чесноком и закопайте на глубину не менее трех футов. Вы должны сделать это сами, без чьей-либо помощи, — велел я.

Я увидел, как уголок Шеллова рта едва заметно дрогнул в улыбке, и боссу пришлось на секунду отвернуться.

— О нас можете не беспокоиться, Паркс, — сказал он. — Лучше немедленно займитесь этим неотложным делом.

Миллионер повернулся и поспешил к двери со словами:

— Я вам невероятно признателен. Позвоните мне как можно скорее, чтобы договориться о встрече.

— Непременно, сэр, — сказал Шелл.

Я сделал движение рукой, показывая Шеллу, что он должен выйти первым. Он не возражал. За ним последовал я. Мы молча дошли до «корда». Я не мог толком понять — то ли Шелла позабавила моя выходка, то ли он был сердит на меня за безрассудство. Когда мы оказались в машине и выехали за пределы имения, я посмотрел на него. Тело его содрогалось, словно сотрясаемое беззвучными конвульсиями. Потом я посмотрел на лицо босса, увидел улыбку и понял, что Шелл смеется. Он покачал головой:

— Диего, теперь я спокойно могу оставить бизнес на тебя.

— Ты видел его лицо, когда я передал ему трусики?

Шелл сбросил газ, притормозил и захохотал как сумасшедший. Минуту спустя он вытер глаза и сказал:

— Можешь себе представить, что пришлось пережить этой бедной женщине?

— Спасибо.

— Да не за что, но давай оставим наше остроумие при себе, договорились? Продолжай свои дела с этой юной дамой, я не против, но не с такой бешеной скоростью.

— Ну да.

— Жениться в твоем возрасте неразумно, — изрек он, трогаясь с места и выезжая на дорогу.

Разговор перешел на деликатные для меня темы, а потом я вдруг понял, как придать ему другое направление.

— Я вспомнил символ на том куске материи, что прикрывал девочку Барнса.

Шелл заглотил наживку:

— И что же это было?

— Большой круг, обведенный красным. Внутри черный крест, разделяющий круг на равные части. В центре креста еще один круг — полностью белый, а в центре круга красная слезка.

В тот день, когда мы поехали к Червяку, на обычно угрюмом лице города с его безработицей и нищетой болталась маска веселья. Днем раньше в Чикаго во время седьмого иннинга игр Всемирной серии счет был ничейный — 4:4, когда биту взял Бейб Рут.[45] Между двумя клубами в течение сезона продолжалось противостояние. Со стороны питчеров противника в адрес Рута понеслись оскорбительные выкрики. Но он в ответ только спокойно поднял биту и показал ею вдаль на что-то или кого-то, видимого только ему. Подавал Чарли Рут, и Бейб сделал хоум-ран, выведя вперед «Янки», так что те смогли выиграть. Горожане, пребывавшие большей частью в подавленном настроении, теперь радовались этому подвигу, этому примеру уверенности в своих силах, и мы в поезде, на вокзале, на улицах слышали разговоры людей о вчерашней игре. Никого из нас — ни Антония, ни Шелла, ни меня — бейсбол ничуть не интересовал, но всеобщее безумие было заразительно, и казалось, что весь город исполнился самодовольства.

За углом главного здания Нью-Йоркской публичной библиотеки, на другой стороне и чуть в глубине проулка, загаженного всевозможными ящиками и мусором, стояло кирпичное здание с простой металлической дверью. Антоний прошел вперед, стукнул два раза, подождал секунду, постучал еще три раза, а потом вернулся назад, ко мне и Шеллу. Дверь со скрипом отворилась примерно на четверть, и из-за нее появилась маленькая старая женщина с почти лысой головой, покрытой сеткой для волос. На носу у старухи сидели очки с толстыми стеклами.

— Что вам надо? — проворчала она.

— Как пройти в «Парадайз»? — спросил Антоний.

Женщина открыла дверь чуть пошире и поманила нас внутрь. Сердитое выражение на ее лице переплавилось в улыбку, и она пригласила Антония:

— Заходи, Генри Брюль.

Когда мы оказались в скупо освещенном холле, а дверь за нами была закрыта и заперта, Антоний наклонился и поцеловал старуху в морщинистую щеку. После этого она повернулась к Шеллу:

— Как поживаешь, Том?

— Рад тебя видеть, Грейс, — ответил он, беря ее руку и целуя.

— Все такой же брехун.

— Всегда к твоим услугам, — сказал Шелл.

Она повернулась в мою сторону и смерила меня взглядом с ног до головы, задержавшись на тюрбане.

— Это кто еще — Чингисхан? — спросила она, протягивая мне руку.

— Его зовут Онду, — представил меня Антоний. — Он свами.

— Хеллоуин только в конце месяца, — сказала старуха, схватив мою руку и пожимая ее.

— Рад с вами познакомиться, — проговорил я.

— Так это твой мальчик, Томас? — спросила она Шелла.

Шелл кивнул.

— Да поможет тебе Бог, — обратилась она ко мне.

— Мы ищем Червяка, — пояснил Антоний.

— Ну вы же знаете: он либо здесь, либо там, у библиотеки. Вам повезло, сейчас он здесь — пьяный в сосиску. Опустошает кошелек какого-то профессора из Колумбийского.

— Спасибо, — сказал Шелл.

— Я вам принесу по рюмочке.

Мы пошли из прихожей по коридору, который заканчивался коротким, ведущим вниз лестничным пролетом. Это место раньше явно было подвалом старого склада. Кирпичи в кладке стен покорежились, а некоторые за долгое время слились в единую массу. Лестница вела в большое помещение: под низким потолком из толстых деревянных бревен кое-где стояли столы, кое-где — перегородки. На столах стояли свечи, а за самодельным баром из козел и старых дверей, укрытых скатертью, висела электрическая лампа. Посетителей было немного — человека три-четыре.

Я последовал за Антонием и Шеллом к одному из отделенных перегородками кабинетов в дальнем углу. Когда мы подошли поближе, я разглядел в кабинете двух человек, сидящих друг напротив друга.

— Эммет, — сказал Шелл, — когда ты закончишь, мы бы хотели поговорить о деле.

Тот, к кому он обратился (и который, как я полагал, был Червяком), махнул рукой со словами:

— Привет, Томми, дай мне еще минутку.

Человек этот носил кустистую седую бороду.

На нем были мятый плащ, видавшая виды шляпа, перчатки с оторванными пальцами, — в общем, оборванец.

Мы ждали, когда он закончит говорить со своим собеседником, аккуратный вид которого разительно контрастировал с неряшливостью Червяка: костюм, галстук, маленькие круглые очки. Наконец тот встал, сунул руку в карман и, вынув оттуда пачку купюр, протянул Червяку. Потом он взял со стола свою шляпу, надел ее и удалился.

— Ну все, ребята, магазин открыт, — сказал оборванец.

Мы с Антонием сели на скамью напротив Шелла, который расположился рядом со своим странным знакомым. Шелл представил меня, и тут я узнал настоящее имя Червяка — Эммет Броган. Шелл вкратце пересказал ему мою историю, тот выслушал и кивнул:

— Свами — тонкий штрих.

— Как нынче Нью-Йорк? — спросил Шелл.

— Понимаешь, в начале прошлого месяца они вышибли Уокера. Он теперь в Европе — тратит денежки, что выудил из карманов граждан прекрасного города. Нынче всем заправляет Лагуардия.[46] Обычное дерьмо. Ничто в этом мире не меняется. Ничто.

— Ну а как бизнес? — спросил Антоний.

— Бизнес, как всегда, хорошо, — ответил Броган. — Информация ценится на вес золота.

Появилась Грейс с подносом и поставила на стол четыре стакана. Шелл протянул ей купюру, Грейс смяла ее и сунула в карман фартука.

— Пейте, ребятки, — сказала она и исчезла в темных глубинах зала.

Я сделал глоток из своего стакана, предполагая, что там пиво. Что бы это ни было, во рту и горле у меня начался пожар и я закашлялся.

— Бизнес идет хорошо, вот только отделка гроба не улучшается, — сказал Броган, делая большой глоток.

— Это что такое? — спросил я Антония.