Огненное прикосновение - Ховард Линда - Страница 4

• Предыдущая
• 4/65
• Следующая

Энни пробыла в Денвере меньше месяца, а потом пришло письмо от пастора, который с прискорбием сообщал ей о неожиданной смерти отца. Отец казался довольно здоровым, хоть и жаловался иногда на то, что возраст начинает уже сказываться. Но однажды тихим воскресным вечером сердце его остановилось. Пастор надеялся, что Фредерик умер без мучительной боли.

Энни горевала молча и в одиночку, потому что рядом не было никого, с кем можно было поговорить, никого, кто бы понял. Когда она храбро отправилась покорять мир, Энни знала, что в Филадельфии ее ждет отец, к которому, как в тихую гавань, она могла вернуться, но теперь ее словно несло в открытое море. В письме она договорилась о продаже дома, попросив сохранить личные вещи, с которыми ей не хотелось расставаться, в доме у тетки.

Как бы ей хотелось рассказать отцу о Серебряной Горе, о том, какой это грубый, грязный, но полный жизни городишко. Он позавидовал бы ее практике, потому что Энни видела все: от простуд до пулевых ранений и родов.

Сумерки поздней зимы сгущались, когда она открыла свою дверь и протянула руку за кремнем, который всегда лежал на столе прямо за дверью; подпалив от него тонкую полоску скрученной бумаги, зажгла ею лампу. Устало вздохнув, Энни поставила сумку на стол и пошевелила плечами, чтобы размять их. По приезде в Серебряную Гору она приобрела лошадь, так как ей часто приходилось ездить к пациентам на довольно большие расстояния, и сейчас ей надо было заняться животным, пока еще не совсем стемнело. Энни держала лошадь в маленьком загоне позади хижины, закрытом с трех сторон ветхой загородкой, и решила пройти туда по улице, а не через дом, чтобы не тащить грязь.

Она повернулась было к выходу, когда в дальнем углу комнаты шевельнулась тень, и Энни подскочила, прижимая руку к груди. Присмотревшись повнимательнее, она различила очертания человека.

– Кто вы? Чем я могу вам помочь?

– Я пришел к доктору.

Энни нахмурилась. Если бы человек был из местных, он знал бы, что перед ним стоит доктор. Очевидно, это чужак, ожидавший увидеть мужчину. Она подняла лампу, пытаясь получше рассмотреть незнакомца. Голос у него был низкий и хриплый, говорил он шепотом, но в речи чувствовался медленный ритм, свойственный южанину.

– Я доктор Паркер, – сказала Энни, подходя поближе. – Чем могу вам помочь?

– Вы женщина, – произнес низкий голос.

– Да, женщина. – Теперь она уже разглядела лихорадочно блестевшие глаза и почувствовала специфический сладковатый запах инфекции. Мужчина прислонился к стене в углу, как будто боялся, что не сможет встать, если сядет на стул. Она поставила лампу на стол и вывернула фитиль до отказа, так, что мягкий свет озарил дальние уголки маленькой комнаты. – Что у вас болит?

– Левый бок.

Энни подошла к нему с правой стороны и подставила плечо ему под мышку, обняв одной рукой за спину, чтобы поддержать его. Незнакомец был таким горячим, что она поразилась и на какую-то долю секунды даже испугалась.

– Попробуем добраться до смотрового стола.

От ее прикосновения мужчина весь напрягся. Черная шляпа скрывала выражение его лица, но она ощутила на себе его взгляд.

– Я сам, – сказал он и твердо зашагал к столу, правда, несколько медленно.

Энни зажгла от первой лампы вторую, затем задернула занавеску, отгораживающую хирургический стол. Мужчина снял шляпу, скрывавшую густые, нечесаные черные волосы, нуждающиеся в стрижке, потом осторожно освободился от тяжелой куртки.

Энни взяла у него куртку и шляпу и положила их в сторонке, пристально разглядывая пациента. Она не видела крови и других признаков раны, но он был явно нездоров и испытывал сильную боль.

– Снимите рубашку, – сказала она. – Вам помочь?

Он взглянул на нее из-под прикрытых век, покачал головой и, расстегнув на рубашке пуговицы, стянул ее через голову.

Вокруг его талии была туго обмотана полоска выцветшей ткани, на которой слева виднелось желтоватое ржавое пятно. Энни взяла ножницы и аккуратно разрезала повязку. Чуть повыше талии виднелись два пулевых отверстия, одно спереди, другое сзади. Оба были воспалены и гноились.

Пулевое ранение. Энни достаточно насмотрелась на них здесь, в Серебряной Горе, и имела богатый опыт по этой части.

Сообразив, что так и не сняла пальто, она быстро сбросила его, думая о пациенте.

– Ложитесь на правый бок, – приказала Энни, поворачиваясь к подносу с инструментами и доставая все необходимое. Заметив его колебания, она вопросительно подняла брови.

Незнакомец молча нагнулся и развязал ремешок, крепивший к бедру кобуру, при этом усилии на лице у него выступил пот. Потом расстегнул пряжку на поясе и положил оружие у изголовья операционного стола так, чтобы до него легко можно было дотянуться. Сел на край стола, затем вытянулся на нем, как велела доктор, на правом боку лицом к ней. Казалось, его мышцы невольно расслабились, когда тело опустилось на мягкий матрас, который Энни положила на жесткий стол.

Энни достала чистую простыню и накрыла обнаженный торс пациента.

– Это не даст вам замерзнуть, пока я согрею воды.

Уходя рано утром, она прикрыла огонь, и сейчас угли ярко зардели, едва их пошевелили кочергой. Энни подложила хвороста и дров, потом принесла воды и налила в два железных котла, висевших на крючьях над огнем. Маленькая комнатка нагрелась быстро. Девушка положила инструменты в один из котелков, чтобы прокипятить, потом вымыла руки едким мылом. Усталость, навалившаяся на нее на обратном пути от Иды, была забыта, теперь надо было думать о новом пациенте.

Энни заметила, что руки ее слегка дрожат, и остановилась, чтобы сделать глубокий вдох. Обычно ее мысли полностью поглощала стоящая перед ней задача, но что-то в этом человеке выводило ее из равновесия. Может быть, его светлые глаза, холодные, как иней, и настороженные, как у волка. Или, возможно, его жар. Умом она понимала, что это жар лихорадки, но это тепло, исходящее от его мощного мускулистого тела, казалось, окутывало ее, подобно одеялу, каждый раз, когда она к нему приближалась. Что бы ни было тому причиной, но что-то внутри у нее томительно сжалось, когда он стянул рубашку и обнажил свой мощный торс. Энни привыкла к виду раздетых мужчин, но никогда еще она так остро не ощущала тело мужчины, мужскую силу, угрожающую ее собственной женской сущности. Курчавые черные волосы на его широкой мускулистой груди напомнили ей о том, что в основе мужской натуры лежит животное начало.

А ведь он ничего не сделал, не произнес ничего угрожающего. Все это существовало только в ее воображении, возможно, было результатом усталости. Этот человек ранен и пришел к ней за помощью.

Энни шагнула обратно за занавеску.

– Я сделаю вам настойку опия, чтобы облегчить боль.

Взглядом бесцветных ледяных глаз незнакомец пригвоздил ее к месту.

– Нет.

Она заколебалась.

– Лечение будет болезненным, мистер...?

Он не обратил внимания на вопросительную интонацию, предлагавшую ему назвать свое имя.

– Мне не нужен никакой опий. У вас есть виски?

– Да.

– Этого достаточно.

– Этого не хватит, если только вы не напьетесь до бесчувствия, а в этом случае проще будет принять опий.

– Я не хочу лишиться чувств. Просто дайте мне выпить.

– Энни достала виски и налила хорошую порцию в стакан.

– Вы ели? – спросила она вернувшись.

– Давно. – Он взял стакан и, осторожно поднеся ко рту, опустошил его двумя большими глотками, на мгновение задохнулся и вздрогнул, почувствовав обжигающее тепло.

Девушка принесла таз с водой и поставила его рядом с мужчиной, потом взяла у него стакан.

– Я промою рану, пока греется вода.

Она сняла простыню и осмотрела рану, которая была так близко от талии, что брюки мешали ее обработать.

– Не могли бы вы расстегнуть брюки? Мне нужно больше свободного пространства вокруг раны.

Какое-то мгновение пациент не двигался, затем медленно расстегнул ремень и принялся за пуговицы на брюках. Когда он закончил, Энни отогнула вниз верхнюю часть брюк, обнажив гладкую кожу бедра.

• Предыдущая
• 4/65
• Следующая