Ручей любви - Ховард Линда - Страница 24

• Предыдущая
• 24/55
• Следующая

— Да. Но если ты любишь меня, это не имеет значения. — Он снова крепко поцеловал ее, а потом взял за плечо и повернул в сторону зала, музыки, огней и смеха. — Возвратимся, пока твое красивое платье окончательно не измялось. Но если ты решишь завтра покататься, попробуй выбрать северную дорогу. Я сам буду проезжать там примерно в два часа.

Он слегка подтолкнул ее, и она машинально направилась назад, в зал. Оливия вошла внутрь и оказалась в атмосфере волнения и шума. Она все еще оставалась потрясенной и не могла собраться, но давящее бремя вины, казалось, исчезло. Она не знала, что думать. Как будто в течение нескольких часов изменился ход всей ее жизни, и она не знала, куда направлялась.

Если она чувствовала безысходность при мысли о брачном предложении от Лукаса, который мог дать ей все с точки зрения материального благополучия, то перспектива союза с Луисом, который не мог дать ей ничего, кроме приключений, заставляла ее испытывать трепет и возбуждение, даже страх, но никак не отчаяние. Луис был прав, говоря, что, Оливия не любила его, потому что она едва знала его и была слишком осторожной, чтобы очертя голову кидаться куда-либо. Однако она не отвергла его, не отвернулась от него. Вместо этого она позволила ему целовать и ласкать ее, после того как пообещала себе, что это никогда не повторится. И она не могла выкинуть из головы его предложение.

На самом деле он ничего не предлагал. Он только сказал, что у него благородный намерения. И это была удивительно официальная фраза для бродяги.

Она заметила пробиравшегося к ней Кайла Беллами и поспешно подошла к Оноре, которая светилась от гордости за то, что все так хорошо получилось в «ее» год.

— Я собираюсь домой, мама, — тихо произнесла она.

Онора тут же нахмурилась, переключая внимание с танцев на свою единственную дочь. Оливия буквально физически ощущала сконцентрированную на ней материнскую заботу.

— Ты нездорова, дорогая?

— У меня головная боль, и шум только усиливает ее, — это было самое банальное оправдание, но Оливия не привыкла лгать своей матери и не могла придумать чего-либо более оригинального.

— Я позову отца, чтобы он проводил тебя домой.

Но перед тем как удалиться для поисков Вилсона, Онора бросила на дочь такой полный доброжелательной заботы взгляд, что та судорожно вздохнула. Она поняла: ее мать думала о том же, что и все остальные.

Завтра весь город будет говорить о размолвке между Лукасом Кохраном и Оливией Милликен, поскольку он не присутствовал на танцах, а она рано покинула их с головной болью. Ей придется объяснять родителям, что она не правильно поняла намерения Лукаса, что он, в конце концов, был просто добрым другом. Они будут разочарованы, но она не может позволить им продолжать смотреть на Лукаса как на ее жениха. Однако объяснение произойдет не в этот вечер. Сегодня у нее и так была слишком много переживаний.

Вилсон послушно проводил ее домой, и Оливия сразу же отправилась наверх, в спальню. В постели, в темноте, она размышляла о происшедшем в этот день. Она вспомнила, как губы Луиса припали к ее нежной груди, и покраснела, сжав руками свои неожиданно затрепетавшие холмики. Она ни в коем случае не должна позволять ему…

Но она сделала это.

Ей не следовало завтра отправляться на прогулку верхом, думала Оливия. В любом случае, она не должна приближаться к северной дороге. Она говорила себе это и знала, что не послушается своего собственного совета.

Когда на следующее утро Лукас приехал в Проспер, город все еще выглядел вымершим после танцев и пикника. Служба в церкви уже закончилась, и люди разошлись по домам, чтобы отдохнуть от вчерашнего веселья. Было воскресенье, но в это время года мало кто из мужчин мог оправдать свое посещение салуна, поэтому в заведении находилось лишь несколько ковбоев, свободных в этот день от работы. Обе салунные девушки сидели и беседовали с ними, и это подстрекало мужчин пить еще больше.

Тилли подняла взгляд и одарила вошедшего Лукаса своей ленивой улыбкой. В ответ он слегка кивнул головой. Ее глаза расширились, потом она пробормотала несколько слов ковбою, за столиком которого сидела, и поднялась навстречу Лукасу.

Когда она оказалась достаточно близко, Лукас тихо произнес:

— Пойдем наверх.

Казалось, Тилли позабавило это предложение.

— У тебя все еще проблемы с женщиной?

— Наверх, — повторил он, не желая ничего говорить там, где их могли услышать.

Она пошла впереди, ведя его по узким ступенькам. Лукас чувствовал, как его спину сверлили взгляды, и мрачно улыбался. Если бы они только знали, зачем он пришел сюда.

Комната Тилли была маленькой, и большую часть ее занимала двуспальная кровать, еще там имелись умывальник и туалетный столик, втиснутый в один из углов. В комнате было на удивление чисто и стоял приятный запах.

Она села на кровать и скрестила свои изящные ноги.

— Хочешь чего-нибудь особенного? — спросила она медленным, теплым голосом, и Лукас подумал, что это «особенное» могло наповал сразить мужчину.

— Услуги, — сказал он. Она громко рассмеялась:

— Я почему-то знала, что мне не повезет. Что ж, может быть, в другой раз. Что я могу сделать для тебя?

— У тебя есть такие маленькие губки, которые предохраняют женщин от беременности?

Ее огромные карие глаза весело блеснули, и он с облегчением улыбнулся в ответ. Тилли не станет задавать вопросов или болтать, и в ее веселости не было угрозы. Она встала и приблизилась к туалетному столику.

— Значит, твоя проблема с женщиной решилась. Ты не произвел на меня впечатление человека, готового долго ждать, поэтому я не удивлена. — Она хмыкнула, открывая ящик и доставая оттуда расписанную вручную керамическую коробку. — Сколько тебе нужно?

Теперь наступила его очередь смеяться.

— Не знаю. Сколько мне нужно? Разве одной не достаточно?

Она засмеялась приятно и мелодично.

— Бери три. Знаешь — на всякий случай.

Он фыркнул, когда она положила в его ладонь три маленькие круглые губки, но улыбка продолжала играть на его губах.

— Просто смочи ее уксусом, — объяснила она. — Надеюсь, ты знаешь, что делать с ней, поскольку я уверена, что твоя счастливая избранница не знает.

Лукас покачал головой, подумав о том, как трудно ему будет заставить Ди воспользоваться этим средством. Но с другой стороны, он заметил, что ее решение сопротивляться или не сопротивляться чему-либо часто бывает неожиданным, и поэтому существовала возможность, что она не будет противиться.

Неожиданно темные глаза Тилли стали серьезными.

— Позаботься об этой женщине, Лукас Кохран, — твердо произнесла она. — Будет плохо, если парни узнают о тебе и о ней, тем более после тех неприятностей, которые она имела здесь от некоторых людей.

Лукас замер, и его глаза угрожающе сузились. Тилли успокаивающе подняла руку.

— Никто не услышит от меня ни слова, — сказала она.

— Откуда ты знаешь? — его голос был ровным и беспощадным. — Кто-нибудь видел нас?

— Успокойся, никто, кроме меня, не знает. Я просто узнала, кого не было вчера на пикнике, и прошел слух о том, как рано ты уехал. Она приходила вчера утром в город, в универсальный магазин, но он был закрыт. Я сидела на улице и видела ее. Она помахала мне рукой. Я встречала ее и раньше, и она никогда не важничала. Она женщина с прямым характером и с более сильной волей, чем у двух мужчин, вместе взятых.

— У нее действительно есть воля, — сказал Лукас.

— Было много разговоров о тебе и дочери банкира, — сообщила Тилли. Она окинула его взглядом и покачала головой. — Я никогда не верила в это. Тебе нужен кто-то с более крутым нравом, женщина, которая, не моргнув глазом, могла бы противостоять тебе.

Лукас улыбнулся.

— Тилли, — сказал он. — Ты чертовски хорошо разбираешься в людях.

— У меня было достаточно возможностей, чтобы изучить их.

Он положил маленькие губки в карман.

• Предыдущая
• 24/55
• Следующая