Наследник волшебника - Худ Дэниел - Страница 26
- Предыдущая
- 26/66
- Следующая
– Да, легким быть хорошо, – согласился Лайам, припомнив, как однажды под ним провалилась кровля. Она оказалась соломенной и сильно его подвела.
с Про меня говорят, – похвасталась Мопса, – что я бегаю по крышам быстрее всех в Саузварке!
– Тихо! – одернул ее Лайам.
Девчонка быстро прикрыла рот ладошкой.
– Извини, – пробормотала она.
– Продолжай.
– Двойник всегда берет только классные вещи. Драгоценности или посуду, или что-то совсем особенное. Однажды он раздобыл целого лебедя из серебра – оказалось, что это чайник! Такой огромный, что ни один скупщик его не взял, и Двойнику пришлось этакую красоту переплавить. А еще он любит думать. Думает, думает, думает. Работает меньше всех, а выручает гораздо больше, потому что всегда обдумывает, что сделать и как. Он очень умный, он лучше всех, этот Двойник!
За разговором они не заметили, как добрались до Муравейника. Людей здесь было поменьше, и одевались они победнее, улицы напоминали Щелку, но превосходили ее по количеству невероятных изгибов, а некоторые из них чуть ли не сворачивались в кольцо. Впрочем, Мопса уверенно двигалась по одной ей ведомому маршруту, а Лайам просто старался не отставать. Сделать это было легко, ибо девочка частенько заговаривала со многими встречными, по большей части – с мальчишками, такими же грязными и оборванными, какой совсем недавно была и она сама. Обновками своими, чуть, правда, мешковато сидевшими на ее тощей фигурке, Мопса явно гордилась и, болтая с приятелями, демонстративно оглаживала себя. Стоит ли говорить, что маленькие оборвыши поглядывали на нее с завистью и восхищением.
– Мой дядя, – сообщила она в очередной раз вихрастому огольцу, высунувшемуся из подворотни, и самодовольным кивком указала на Лайама.
– Да, моя дорогая, – сказал Лайам, – но дядя уже устает. И сейчас он может начать сердиться.
Мальчишку как ветром сдуло, а Мопса, фыркнув, вздернула хорошенький носик.
– Мог бы и дать мне немного покрасоваться. Знаешь, когда я в последний раз надевала что-нибудь новое? – и девочка принялась шевелить губами, старательно загибая пальцы.
– Неважно, – прервал ее подсчеты Лайам. – Меня это не интересует. И кроме того, я кое о чем забыл тебе сообщить. После того как мы найдем Двойника, я все это у тебя заберу.
Мопса остановилась посреди улицы, пораженная до глубины души.
– Заберешь?
– Нет конечно же, я пошутил. А теперь пойдем.
– Заберешь? – переспросила она, чуть не плача.
– Я же сказал, что пошутил. Пойдем!
– Хорошо, если ты действительно шутишь, – пробормотала Мопса, – ведь старую-то мою одежку сожгли.
В ее голосе проскользнула такая растерянность, что Лайам мысленно выругал себя за глупую шутку.
– Ну перестань, Мопса, пошли.
– Поклянись, что ты пошутил.
– Клянусь.
Они все же успели до темноты обойти два известных Мопсе местечка. Первое из них было обычной винной лавкой, куда Двойник частенько заглядывал и где те, кому он был нужен, оставляли для него сообщения. Хозяин лавки заявил, что не видал своего клиента больше недели.
– Он ушел на холм, – сказал виноторговец, ткнув пальцем вверх, – поклявшись, что никогда больше сюда не вернется. Но хорошо бы ему все же вернуться – хотя бы для того, чтоб успокоить свою дуру, а то она заявляется ко мне каждый вечер, ревет и скандалит. “Дура” – поблекшая полная женщина лет сорока – проживала неподалеку, в одном тупичке. Когда она услышала, зачем к ней пришли, ее двойной подбородок заходил ходуном.
– Сказал, что отправляется на большое дело, – запричитала она, – на самое большое и прибыльное. Еще сказал, что это дело – последнее, что он уйдет на неделю, а потом вернется за мной. И тогда мы уедем и заживем как благородные господа.
Убедившись с первого взгляда, что ей вряд ли известно что-то еще, Лайам поспешил откланяться, ибо женщина явно вознамерилась разразиться рыданиями, от которых вполне мог обрушиться потолок ее жалкой клетушки.
Оказавшись на улице, Мопса хихикнула и дернула спутника за руку.
– Если Двойник с кем-нибудь и уедет, то только не с ней. У него есть другая зазноба в богатых кварталах, а еще одна, покрасивее, живет возле площади. Может, он сейчас прячется где-то у них.
Любвеобилие Двойника, изрядно забавлявшее Мопсу, вдохновило ее на новый поток болтовни, и пока они выбирались из Муравейника, девчонка неустанно потчевала Лайама россказнями об амурных подвигах известнейших ловеласов преступного мирка Саузварка. Впрочем, ее разглагольствования частенько перемежались зевками, и Лайаму вдруг пришло в голову, что девочке этой ночью тоже вряд ли пришлось как следует выспаться. Наверняка этот Волк-Оборотень гонял ее по всему городу до утра – от одного вора к другому.
Кроме того, когда они подошли к главной площади, его желудок жалобно заурчал.
– Есть хочешь? – спросил он внезапно, прерывая очередное запутанное повествование Мопсы о каком-то “знатном красавчике” и трех “роскошнейших шлюхах”.
– Не то слово, – мгновенно отозвалась Мопса. – А кто будет платить?
Лайам согласился взять эту обязанность на себя, заручившись сперва ее обещанием прямо с рассветом продолжить поиск.
Они отыскали небольшую закусочную, и девчонка, прежде чем Лайам успел ее придержать, заказала тарелку жареной камбалы, миску рыбной похлебки, морской пирог, кувшин вина и краюху хлеба.
– И проследи, чтобы хлеб был свежим, – приказала она изумленной официантке.
– Да в тебя же столько не влезет! – сказал удивленно Лайам.
– Ты только выложи денежки, а там сам увидишь.
Покачав головой, Лайам попросил принести морской пирог и ему.
Мопса на ветер слов не бросала. Она жадно набросилась на еду, время от времени упрекая своего спутника за то, что тот велел разбавить вино.
– И сколько воров состоит в гильдии? – спросил Лайам, улучив момент.
– Не знаю, – тотчас откликнулась Мопса. – Не то двадцать, не то тридцать.
– И ты – единственная среди них дама?
– Я? Нет, есть еще одна. Но она – классный певец. – Мопса на миг прервалась, чтобы отделить от костей огромный кусок камбалы и отправить его в рот, – самый лучший после Волка и Двойника. И еще она умеет читать – книги, письма и все такое.
– А разве ты не умеешь читать?
В харкоутской гильдии учеников первым делом усаживали за буквари. Палица говорил, что голова его просто раскалывалась от подзатыльников строгих учителей. Зато впоследствии грамотность не раз ему пригождалась.
– Я? Читать? Ха! Откуда? Кто стал бы меня учить? Я сомневаюсь, что Волк умеет читать, и точно знаю, что Шутник не умеет… и Белоручка, и Танцор.
Лайам доел пирог и откинулся на спинку стула, потягивая вино. Он в очередной раз подивился из рук вон плохому обустройству местной воровской гильдии. Саузварк был, конечно, городом маленьким, но довольно богатым, и крошки с его стола вполне могли обеспечить охотникам до чужого добра приличную жизнь, – а здешние воры больше походили на побирушек. Все это очень странно, подумал Лайам. А еще странно, что Саузварк так и не обзавелся своей гильдией магов. В Торквее и Харкоуте имелись такие гильдии, равно как и в Кэрнавоне, и в Каэр-Урдохе, и даже в Карад-Ллане наряду с крепкими воровскими сообществами. Возможно, сосуществование на одном поле двух разнородных мирно пощипывающих травку общин является залогом их обоюдного процветания. Тогда не исключено, что, лет приблизительно через сто, когда в Саузварке появятся маги, здешняя воровская карада начнет походить на карады больших городов.
“А возможно, и не начнет”, – подумал Лайам, сам толком не понимая, что тут хорошо, что плохо. Впрочем, для мелкоты вроде Мопсы любые перемены были бы к лучшему.
Девчонка тем временем смела подчистую все, что ей принесли, и, тяжело дыша, развалилась на стуле. Она, словно беременная торговка, довольно похлопывала себя по животу:
– О боги! До чего же это приятно!
– Ты уверена, что не хочешь съесть еще что-нибудь? Например, небольшого китенка под соусом? Или жареного бычка?
- Предыдущая
- 26/66
- Следующая