Путаный след - Давыдов Сергей Давыдович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/62
• Следующая

Женька палкой стучал по камням, и на поверхность воды вылетал разбуженный рак. Он стремительно пятился к середине, но Сашка подставлял ему под хвост сачок и выбрасывал черного усача на берег. Тут он попадал в руки дяди Володи, возбужденного и счастливого, и отправлялся в ведро с водой, где уже ползали и били хвостами такие же красавцы.

Так они забавлялись весь вечер.

Сашка дал половить и дяде Володе.

И дядя Володя изловил невиданного рака. От неожиданности он упустил его в траву. Рак спрятался в траве. Но дядя Володя стал шарить и шарил до тех пор, пока рак не хватанул его за палец.

— Аи! — вскрикнул дядя Володя. — Урра!

А потом Сашка развел костер и сварил раков. Сварил действительно мастерски. С укропом и перцем.

Дядя Володя, накалываясь зазубренными шипами клешней, впитывал в себя, смаковал чудесный вкус острого душистого мяса. Чувствовал он себя сегодня по-настоящему празднично. И ещё ему показалось, что Сашка к нему сегодня почему-то гораздо добрее.

Костёр догорал.

Сашка и Женька лежали рядышком. Надо было готовить ночлег, пока не стемнело.

— Женька! Айда за дровами!

— Сперва искупаемся?

— Давай!

Они убежали к реке.

Тихо вздыхали старые желтые сосны. Плыли медленные белесые облака. Беспрерывно журчала речка.

Дядя Володя разделся и, оставшись в одних трусах, пошел отмывать ведро. Он не заметил, что вернувшийся с охапкой хвороста Сашка наблюдает за ним.

— Ах ты! Ну и жизнь! — вырвалось у дяди Володи.

Сашка впервые видел его спину, всю в длинных темных рубцах, словно по ней прошлись фрезой.

— Подумать только, какая жизнь!

Дядя Володя вошел в реку по колено. Вода была теплой-претеплой. Он выпустил ведро и сделал еще несколько шагов.

— Сашка, Сашка! Где ты? Смотри, сколько я сена приволок!

— Тише ты! Смотри-ка!

Дядя Володя плыл на самой середине реки.

Вернее не плыл, барахтался, вздымая тучи брызг.

Так впервые начинают плавать в далёком детстве.

— Чего это он — чокнулся? — заржал Женька. — Тоже пловец! Наяривает небось по дну руками и ногами… хотя нет, там глубоко. Ох и потеха! Вот расскажем всем, ага?!

— Замолчи ты, сковородка! — вдруг грубо обрезал Сашка. — Плывёт, как умеет! Нисколько не хуже тебя!

Олег Кислицын на весь август едет в Смоленск. Отпускают одного. Билет взят ещё неделю назад, но мама всё время грозится сдать его обратно в кассу.

— Может сдать. Запросто! — явно завидуя, сказал Андрейка Горикин, которого родители дальше двора не пускали. — Даже в день отъезда может.

Они стояли у своей парадной. Олег живёт на третьем этаже, Андрейка на пятом. Они из одного класса.

— И тогда не поедешь!

Олег молча катал ногой облезлый футбольный мяч. А толстый Андрейка не успокаивался:

— Без тебя пропрем керосинщикам!

«Керосинщики» жили в доме, где был хозяйственный магазин. Всё лето они грозились обыграть их.

— Накидают штук десять, узнаешь, как уезжать!

Сам Андрейка не был в команде. Кто примет такого толстого! Зато он был главным болельщиком двора.

— Ещё, может, не поедешь, — повторил он.

Олег снова промолчал. Вчера он видел, как папа спрятал билет в свой бумажник. Всё в порядке, — папа за Смоленск!

Тихо во дворе. Мальчишки почти все разъехались. Кто в пионерлагере, кто на даче. Только Олег задержался в этом году, отказался ехать в Вырицу. Андрейку родители повезут на юг. Они всегда его возят на какой-то бархатный сезон. Он приезжает с юга толще, чем был.

Летит по двору тополиный пух, собирается в маленькие сугробы, мягкие и теплые. Кончились недавно белые ночи, но еще обманчиво светло во дворе.

— Слышишь, — говорит Андрейка, — часы где-то! Раз, два, три… семь, восемь… десять. Как, уже?

— Пошли.

Но Андрейка медлит.

— Что там хорошего в твоем Смоленске? Смоленск — смола, значит!

Любит он это — «значит»!

— Знаешь, какая у Смоленска история! Во всех войнах участвовал! Вот тебе и «смола».

— Ну и что! «История». Зато будешь у учителки жить. Какие же это каникулы тогда? Начнёт за поведением следить. Тоска! Я б не поехал, — равнодушно добавляет Андрейка. А сам поглядывает на Олега. Так не хочется расставаться. Андрейка чувствует, что будет скучать без него. И в команде совсем не остается хороших игроков.

— Осенью набьем керосинщикам. Успеем, — угадывает его мысли Олег.

Они товарищи. Не друзья, а товарищи. Андрейка рад бы дружить с Олегом, но тот не признает никакой дружбы. Говорит — девчоночье дело. Олег со всеми мальчишками одинаков, ни с кем не дружит. Любит всё делать в одиночку. Даже когда футбольную команду организовали, сперва тренировался один каждый день. Хотел лучше всех играть. И добился. Олега мальчишки уважают, хоть он и не на всякую игру приходит. Только когда сильный противник. А ещё никто во дворе не может Олега побороть. Это он только кажется таким худеньким и несильным. Андрейка намного тяжелей его и выше ростом, но и не пытается с ним бороться. Бесполезно. Сразу на лопатках будешь. Олег знает какие-то приемы. Но никому не говорит какие.

Больше всего он любит читать книги о войне. Он только и читает о войне. Спросите его, что хотите. Когда битва под Курском была, или когда Паулюс сдался, или про Брестскую крепость. Он всё знает. Он будет военным историком, уже решил. Андрейка ещё и не думал, кем будет. Надо вырасти сперва. А Олег уже решил.

— Охота тебе у учителки жить!

— Зато в Смоленске — Днепр! Знаешь, не каждая птица долетит до его середины!

— Кто это тебе сказал? — удивился Андрейка.

— Гоголь. Читать надо, ясно?

В купе оказался всего один пассажир. Он сразу встал, поздоровался с мамой и улыбнулся Олегу:

— Приятные попутчики.

— Ах, я не еду! Не достала билет.

В последний момент мама вдруг надумала провожать его до самого Смоленска. Но у неё не оказалось с собой денег.

— Я вас прошу, — сразу же, словно знакомому, сказала мама. — Присмотрите за мальчиком. Он такой… — она замялась, — знаете, хочет быть самостоятельным. Всё время что-нибудь выкидывает! Мы жили каждый год в Вырице на даче. Я там привыкла. Всё время в одном месте. Понимаете? Размеренный ритм. И вот…

— Мама, — перебил Олег, — ну мама!

— Помолчи! Что с ним делать?! Наотрез отказался ехать в Вырицу! Наотрез! — повторила она. — Хозяйка там, правда, нехороша… но жили же раньше. Теперь посылаю к сестре. Она педагог.

— Ну и прекрасно, раз педагог.

— О, вы не знаете Татьяну! Так я прошу.

— Вас понял. — Пассажир изучающим взглядом смерил Олега. — Зовут его…

— Алик. Алик Кислицын, — торопливо ответила мама, будто от фамилии зависело, станет пассажир стеречь Олега или нет.

— Что ж, задание ясно. Будет выполнено, — почему-то четко, по-военному ответил пассажир.

Олег исподлобья кинул на него взгляд. Маленький. Толстенький. На голове короткий седой ежик. Одет в желтую бобочку. Очки… Дачник, и всё. А прикидывается военным. «Вас понял», «Будет выполнено». Как же!

— Провожающие, покиньте вагон! — разнеслось по вокзалу.

— Я на вас надеюсь, — засуетилась мама, целуя Олега в щеки и в лоб.

— Будьте уверены. Счастливо оставаться!

Поехали!

Олег облегченно вздохнул. Подумать только, сколько забот свалилось на него в последний день. Рижские плавки с ремешком так и не нашёл. Всё мама. Вздумала возить к родственникам прощаться. Будто он на Северный полюс!

Поезд набирал скорость. Кремовые занавески вырвались из ремешков и захлопали быстро и весело. Пассажир — Олег решил называть его про себя «дачником» — попытался всунуть занавески назад в ремешки, но они снова вырвались и снова захлопали. Паровоз гудел, перестукивали колесные пары, мелькали за окном дачные домики, сверкали речные извивы.

• Предыдущая
• 38/62
• Следующая