Любовь и роскошь - Хэган Патриция - Страница 5

• Предыдущая
• 5/73
• Следующая

Тревис Колтрейн неизбежно привлекал к себе восхищенные взгляды женщин. И он был ее отцом, думала Дани с гордостью.

Она поспешно вышла на террасу и, встав подле отца, обвила его руками. Запечатлев поцелуй на его макушке, она пропела:

– Bonjour, папочка!

Тревис сжал ее запястье в ответном приветствии.

– Да уж, папочка, – усмехнулся он. – Звучит так, словно я какой-то старик. Я тебе такого напоминаю?

Дани весело покачала головой:

– Ну конечно же, нет! Ладно, bonjour, отец.

– Это уже лучше, – чуть насмешливо, нежно пробормотал он. – Доброе утро, прелестная дочка. – Он был искренне благодарен ей за установившуюся между ними за последний год близость.

Она села подле него, отмахиваясь от предложенного им серебряного подноса с горячими хрустящими круассанами, намазанными маслом.

– Я должна следить за фигурой, – весело процитировала она любимое выражение Китти, – чтобы мужчины следили за мной.

Тревис поднял бровь:

– Например, Перри Рибо? Я слышал, что он прислал сегодня утром розы.

Дани скорчила гримаску:

– Боюсь, розы не загладят его вину: он обвинил меня в том, что я якобы играю с ним, но не хочу выходить за него замуж.

Блеск глаз Тревиса как-то незаметно потух, а голос приобрел необыкновенную серьезность, когда он произнес, накрыв ее руку своей:

– Китти рассказала мне о вашем разговоре прошлой ночью, Дани, и я полностью согласен с тобой: он не имел права делать подобные намеки. Хочешь, я поговорю с ним?

Она покачала головой.

– Не хочу больше думать об этом, – объявила она. – Если он так себя ведет, очень жаль. Я проживу и без его дружбы.

Тревис одобрительно кивнул.

– Правильно, – сказал он, а затем с любовью добавил: – Однако я не могу обвинять его за эту попытку. Ты прелестна, Дани, совсем как твоя мама, и в тебе есть шарм и грациозность, хотя я иногда подозреваю, что ты унаследовала немного ехидства от своего папочки, – подмигнул он.

– Ну что ж, если это так, то это просто замечательно, – сказала она. – Жаль, что я не унаследовала это раньше, много лет назад, когда тетя Элейн начала свое злое…

Фраза повисла в воздухе: Дани решила, что не стоит воскрешать неприятную тему. Еще когда она только приехала в Париж, они провели немало часов, разговаривая об этом, и тогда же вместе пришли к выводу, что наилучшим будет объясниться начистоту, обсудить все, а затем постараться забыть. И вот она чуть снова не начала…

Она резко сменила предмет разговора и спросила:

– Надолго ты уезжаешь? Всего через три недели открывается сезон балета в «Гранд-опера», и я и Китти с нетерпением ждем, чтобы ты сопровождал нас. Каждая женщина в Париже непременно позеленеет от зависти к нам.

Тревис примирительно объяснил, что при самом удачном стечении обстоятельств он задержится больше, чем на три недели, возможно, на месяц или даже дольше.

– Сегодня днем на поезде я отправляюсь в Шербур и уже там сяду на корабль. Честно говоря, – добавил он, наливая себе еще одну чашку чая, – я боюсь этого путешествия. Мне бы хотелось, чтобы Китти сопровождала меня.

– О, так возьми ее с собой, прошу тебя, – быстро произнесла Дани, понимая, что, вероятно, именно ее присутствие мешает Китти поехать. – Я великолепно справлюсь здесь и одна. А вы вдвоем могли бы провести замечательные каникулы.

Тревис покачал головой и убедил ее в том, что она ни в коем случае не является причиной того, что Китти оставалась дома.

– Климат там неважный, так же как и политическая обстановка на данный момент. А кроме того, она хочет быть здесь, когда начнутся сезон балета и новые занятия в Сорбонне.

Дани вспомнила, как Китти однажды упомянула о том, что посещает там курс лекций, и даже начинала подумывать присоединиться к ней. История университета впечатлила ее. Расположенный неподалеку от маленькой площади, которая называлась площадь Сорбонны, он получил свое имя от Робера де Сорбонны, который основал его в 1253 году. Рядом с главным входом располагалась церковь Сорбонны, и именно там был похоронен кардинал Ришелье. Будучи властным кардиналом и главой Сорбонны, он издал распоряжение о том, что факультет должен быть независим от Парижа и от Франции и подчиняться только Совету Сорбонны. Преподавателям предоставлялась довольно большая свобода, что и было причиной духа независимости, витавшего в университете.

Неожиданно глаза Тревиса вспыхнули, и он, взглянув на дочь, спросил:

– А почему ты не последуешь совету Китти и сама не отправишься немного попутешествовать? Ты молода. Умна. Красива. Финансово независима. Почему ты ничего не предпринимаешь в своей жизни? Его слова мгновенно причинили Дани боль.

– Я бы не сказала, что учиться узнавать и любить мою семью означает ничего не предпринимать.

Тревис незамедлительно извинился:

– Прошу прощения. Я не собирался критиковать тебя. – Он пытался заглянуть ей в глаза, а затем страстно произнес: – Я думаю, теперь мы действительно знаем друг друга, Дани. И горячо любим друг друга, поэтому, возможно, именно сейчас настало самое время попробовать и другие вещи в жизни, встретить новых людей, заняться самообразованием, изучить получше мир вокруг тебя.

Она задумчиво кивнула:

– Возможно, ты прав.

Он сунул руку в карман сюртука, вытащил длинный белый распечатанный конверт и протянул его ей. Он был адресован ему в посольство.

– Возможно, тебе стоит начать с того, чтобы совершить последнее путешествие в Монако.

Она робко взяла конверт и извлекла из него сложенное письмо. Пока она пробегала глазами страницы, Тревис объяснял:

– Как ты знаешь, когда Элейн умерла, она была полностью разорена. Из-за своей страсти к игре граф потерял все состояние семьи. Элейн начала продавать свои драгоценности и ценные предметы мебели. Именно поэтому она поддержала план Гевина Мейсона, который едва не увенчался успехом и целью которого было заполучить обманным путем деньги, принадлежащие тебе и Колту.

Дани закрыла глаза от болезненного воспоминания.

– Я не хочу еще раз проходить сквозь все это. Я тут же вспоминаю о монастыре, о том, что случилось, и о том, как я едва не потеряла тебя навсегда.

Он пробормотал что-то, соглашаясь с ней, а затем продолжил:

– Я отправился туда затем, чтобы закрыть имение, сохранить то, что от него осталось, и именно тогда выяснил, что могу оставить имение за тобой, заплатив невыплаченные долги.

– Я никогда не хотела его, – тихо напомнила ему Дани.

– Верно. Тогда ты именно так и сказала. Однако я заметил, что, когда Элейн переехала во Францию, она взяла с собой все то, что имело хоть какую-нибудь ценность из имения Барбоу в Кентукки, все то, что хранило воспоминания о твоей матери и ее семье. Все это снова может вернуться тебе.

Дани покачала головой:

– Я по-прежнему не хочу его. Никогда не хотела снова возвращаться туда. И уж точно не собираюсь жить там.

– Это письмо, – продолжил Тревис, – от адвоката из Тулона, который говорит, что у него есть покупатель на собственность. Ты увидишь, что предложенная сумма невелика, однако она будет весьма приличным добавлением к твоему банковскому счету.

Дани отложила письмо в сторону, когда Китти зашла на террасу.

– Тогда продай его, – сказала она. – Как я уже говорила, для меня в нем сосредоточены только печальные воспоминания, и я никогда не захочу вернуться.

Китти пожелала им доброго утра, затем Дани рассказала ей о письме.

– Я отдам письмо адвокату до своего отъезда и скажу, что ты принимаешь предложение, – сказал Тревис.

Дани пожала плечами:

– Отлично. Я буду рада, если оно будет продано и навсегда уйдет из моей жизни.

Китти задумчиво слушала ее, а затем промолвила:

– Дани, давай поедем туда.

Дани покачала головой:

– Зачем, Китти? Чтобы ожили старые воспоминания о том, как страшно было, когда тетя Элейн руководила каждой моей мыслью… или как ужасно было расти рядом с таким распутным маленьким монстром, как Гевин? Нет уж, спасибо. Я ничего не забыла в Монако, и у меня нет никаких причин возвращаться туда.

• Предыдущая
• 5/73
• Следующая