Женщины Цезаря - Маккалоу Колин - Страница 55
- Предыдущая
- 55/217
- Следующая
— Фу! — брезгливо сказал Цезарь.
— Нет-нет, они его очень хорошо сохранили. Я думаю, сегодня он такой же красивый, как был при жизни, — сказал Красc, увлекаясь.
— Марк, оставим спорный вопрос о том, насколько хорошо сохранился Александр Великий. Нет дыма без огня, ты же знаешь. Мы вечно слышим рассказы о том или другом Птолемее, которому приходилось убегать без сестерция в кармане. Не может существовать столько денег и драгоценностей, как ты говоришь.
— Ага! — торжествующе воскликнул Красc. — Истории основаны на ложных посылках, Цезарь. Чего люди не понимают, так это того, что сокровища Птолемеев и богатство страны находятся не в Александрии. Александрия — искусственный привой на дереве Египта. Жрецы в Мемфисе — вот истинные хранители египетской казны, и именно там она располагается. А когда какой-нибудь Птолемей — или какая-нибудь Клеопатра — бывают вынуждены смотать удочки, они не бегут к Дельте, в Мемфис, а отплывают из бухты Сибот в Александрии и направляются к Кипру, в Сирию или на остров Кос. Поэтому они и не могут наложить руки на огромные запасы денег и сокровищ. К их услугам лишь те фонды, которые находятся в Александрии.
Цезарь вздохнул, откинулся в кресле, заложив руки за голову.
— Дорогой мой Красc, ты меня убедил, — торжественно проговорил он.
Успокоившись после этих слов, Красc заметил иронию в глазах Цезаря и расхохотался.
— Бессовестный! Ты дразнил меня!
— По поводу Египта я согласен с тобой во всем, — сказал Цезарь. — Но беда в том, что тебе никогда не удастся подбить Катула на такую авантюру.
Самому Цезарю тоже не удалось убедить Катула, а Катул отговорил Сенат. В результате менее чем через три месяца нахождения в должности и задолго до того, как они смогли проверить список сословия всадников, — не говоря уже о том, чтобы проверить их имущественный ценз, — совместное цензорство Катула и Красса закончилось. Красc публично вышел в отставку, многое порассказав о Катуле, и все нелестное. Он находился в должности так недолго, что Сенат решил выбрать новых цензоров на следующий год.
Цезарь поступил как настоящий друг, выступив в Палате в защиту обоих предложений Красса — за предоставление прав римского гражданства галлам, живущим по ту сторону Пада, и за захват Египта. Но главный интерес Цезаря в том году заключался в другом: его избрали одним из двух курульных эдилов. Это означало, что теперь ему дозволялось сидеть в курульном кресле из слоновой кости и на улице перед ним шли два ликтора с фасциями. Цезарь поднимался по cursus honorum общественных магистратов именно в свой срок. К сожалению, его коллегой (который набрал намного меньше голосов) стал Марк Кальпурний Бибул.
У них были очень разные представления о том, в чем состоят обязанности курульного эдила, и это касалось каждого аспекта работы. Вместе с двумя плебейскими эдилами они отвечали за содержание города: следили за состоянием улиц, площадей, садов, рыночных площадей, за движением на улицах, заботились об общественных зданиях, о соблюдении закона и порядка, о водном снабжении, включая фонтаны и бассейны, о правильности регистрации земель, зданий, о дренажных и сточных канавах, о статуях на общественных площадях и храмах. Обязанности либо выполнялись всеми четырьмя эдилами вместе, либо полюбовно распределялись между ними.
Весы и меры также находились под наблюдением курульных эдилов, которые имели свои штабы в храме Кастора и Поллукса, расположенном в самом центре, на Нижнем Форуме, рядом с обиталищем весталок. Набор стандартных мер и весов хранился под подиумом этого храма, который люди называли просто храмом Кастора, без упоминания Поллукса. Плебейские эдилы располагались намного дальше, в красивом храме Цереры у подножия Авентинского холма. И вероятно, поэтому уделяли меньше внимания заботам об общественном и политическом центре Рима.
Одна обязанность, которая ложилась на всех четверых, была самой тягостной: запасы зерна и все, что связано с этим, от момента выгрузки с барж до исчезновения в мешках жителей города, которые потащат его домой. Эдилы также отвечали за покупку зерна, плату за него, регистрацию при прибытии зерна и сбор денег с населения за хлеб. У них имелся список граждан, которые могли покупать государственное зерно по низким ценам. Иными словами, эдилы владели копией списка римских граждан. В помещении, расположенном в портике Метеллов на Марсовом поле, они раздавали талоны на получение зерна, а само зерно хранилось в римском порту, в огромных силосных ямах, вырытых вдоль Авентинского холма.
Два плебейских эдила того года (старшим в их паре был младший брат Цицерона, Квинт) не представляли собой конкурентов для курульных эдилов.
— Денег на игры от них ждать не приходится, — сказал Цезарь Бибулу, вздохнув при этом. — Кажется, они вообще не собираются заниматься городом.
Бибул с мрачной неприязнью посмотрел на своего коллегу.
— Не жди рвения и от курульного эдила, Цезарь. Я могу потратиться на хорошие игры, но на грандиозные мероприятия меня не хватит. И деньги свои я не буду мотать так, как это делаешь ты. К тому же я не намерен инспектировать сточные трубы или гидравлические насадки вдоль каждой водоводной трубы. А также перекрашивать храм Кастора и бегать по рынкам, проверяя там все весы.
— А что же ты намерен делать? — презрительно спросил Цезарь.
— Только необходимое, и ничего сверх того.
— Разве ты не считаешь, что весы необходимо проверять?
— Не считаю.
— Ладно, — отозвался Цезарь, опасно ухмыляясь. — Есть некий смысл в том, что мы располагаемся в храме Кастора. Если ты хочешь быть Поллуксом — давай, валяй. Но не забывай о судьбе Поллукса. В памяти людей он не сохранился, и никто его даже не упоминает.
Такой старт нельзя было назвать хорошим. Всегда слишком занятый, чтобы беспокоиться о тех, кто заявил о своем нежелании сотрудничать, Цезарь стал выполнять свои обязанности так, словно был единственным эдилом в Риме. У него имелась отличная сеть помощников, которые докладывали ему о любых правонарушениях. Он завербовал информаторами Луция Декумия и его братьев из общины перекрестка. Эти люди сообщали Цезарю о торговцах, которые недовешивают или недомеривают покупателям; о строителях, которые не соблюдают границ постройки или используют некачественный материал; о землевладельцах, которые обманывают водные компании, отводя на свои земли от главных водоводов трубы большего диаметра, чем предписывает закон. Цезарь немилосердно штрафовал нарушителей, и штрафы были крупные. Никто не избежал наказания, даже его друг Марк Красc.
— Ты начинаешь надоедать мне, — ворчал Красc уже в начале февраля. — Ты обошелся мне в целое состояние! Слишком мало цемента в строительном растворе, слишком мало балок в той инсуле, которую я возвожу на Виминале, — и, что бы ты ни говорил, она не вторгается на общественную землю! Пятьдесят тысяч сестерциев штрафа просто потому, что я подключился к сточной трубе и поставил личные туалеты в моих новых квартирах на Каринах? Это же два таланта, Цезарь!
— Нарушаешь закон — плати штраф, — ответил Цезарь, совершенно не раскаиваясь в содеянном. — Мне нужен каждый сестерций, который я могу положить в мой штрафной сундук, и я не собираюсь освобождать от этого моих друзей.
— Если ты будешь продолжать в таком духе, у тебя не останется друзей.
— Раз ты так говоришь, Марк, значит, ты — друг только в хорошую погоду, — произнес Цезарь, не вполне справедливо.
— Нет, это не так. Но если тебе необходимы деньги, чтобы финансировать зрелища, тогда займи их! Не жди, пока все деловые люди в Риме оплатят штрафами твои общественные феерии! — воскликнул Красc, задетый словами Цезаря. — Я дам тебе денег и не возьму процентов.
— Благодарю, но не надо, — твердо отказался Цезарь. — Если бы я это сделал, я тоже был бы другом в хорошую погоду. Если мне придется занять, я пойду к ростовщику и возьму у него.
— Ты не можешь этого сделать. Ты — сенатор.
— Могу, даже если я сенатор. Если меня выкинут из Сената за то, что я занял денег у ростовщика, Красc, со мной придется уйти еще пятидесяти сенаторам. — Глаза Цезаря блеснули. — А ты можешь кое-что сделать для меня.
- Предыдущая
- 55/217
- Следующая
