Женщины Цезаря - Маккалоу Колин - Страница 92

• Предыдущая
• 92/217
• Следующая

— Я устал произносить эту длинную фразу — senatus consultum de re publica defendenda, поэтому я решил дать новое имя декрету Сената для критических ситуаций. Единственный декрет, который может издать Сенат, декрет, обязательный для комиций, правительственных органов, учреждений и граждан. Я назову его senatus consultum ultimum. И я хочу, почтенные отцы, чтобы вы издали этот senatus consultum ultimum.

— Против меня, Марк Туллий? — спросил Катилина, улыбаясь.

— Против революции, Луций Сергий.

— Но ты ничего не доказал, Марк Туллий. Предоставь нам доказательства, а не пустые слова!

Опять замаячила неудача.

— Вероятно, Марк Туллий, мы скорее поверили бы в мятеж в Этрурии, если бы ты перестал нападать на Луция Сергия, — заметил Катул. — Твои обвинения против него абсолютно ни на чем не основаны, а это в свою очередь бросает огромную тень сомнения на любое необычное волнение к северо-западу от Тибра. В Этрурии часто неспокойно, а Луций Сергий — ясно, козел отпущения. Нет, Марк Туллий, мы не поверим ни одному твоему слову без более конкретных доказательств, чем красивые речи.

— У меня есть конкретные доказательства! — прогремел голос от двери, и вошел экс-претор Квинт Аррий.

Колени у Цицерона вдруг подкосились, он опустился на свое курульное кресло консула и с открытым ртом уставился на Аррия, взъерошенного с дороги, одетого для верховой езды.

Палата загудела, все воззрились на Катилину, который сидел среди друзей, ошеломленный.

— Поднимись на подиум, Квинт Аррий, и расскажи нам о случившемся.

— В Этрурии восстание, — просто сказал Аррий. — Я сам свидетель этому. Ветераны Суллы все ушли со своих земель и тренируют добровольцев — большей частью тех, кто потеряли дома или имущество в эти тяжелые времена. Я нашел их лагерь в нескольких милях от Фезул.

— Сколько людей вооружены, Аррий? — спросил Цезарь.

— Около двух тысяч.

Все облегченно вздохнули, но вскоре лица опять вытянулись. Аррий продолжил рассказывать о том, что такие же лагеря существуют в Арреции, Волатеррах и Сатурнии. Все говорит за то, что и Клузий тоже принимает в этом участие.

— А про меня что, Квинт Аррий? — громко спросил Катилина. — Вероятно, я — их лидер, хотя сижу здесь, в Риме?

— Их лидер, как я могу догадаться, Луций Сергий, — это человек по имени Гай Манлий, который был центурионом Суллы. Твоего имени я не слышал, и у меня нет доказательств, чтобы обвинить тебя.

При этих словах люди, собравшиеся вокруг Катилины, радостно закричали, и все в Палате вздохнули с облегчением. Проглотив досаду, старший консул поблагодарил Квинта Аррия и снова попросил Палату издать senatus consultum ultimum, разрешив ему и его правительству выступить против мятежных солдат в Этрурии.

— Будем делиться, — сказал он. — Кто за senatus consultum ultimum, чтобы подавить мятеж в Этрурии, пожалуйста, встаньте справа от меня. Кто против — пожалуйста, встаньте слева от меня.

Все встали справа, даже Катилина и все его сторонники. У Катилины был такой вид, словно он хотел сказать: «Ну, делай свое грязное дело, ты, арпинский выскочка!»

— Однако, — сказал претор Лентул Сура, после того как все вернулись на свои места, — концентрация войска не всегда означает, что готовится восстание, по крайней мере на данный момент. Ты слышал какую-нибудь дату, Квинт Аррий? Пять дней до ноябрьских календ, например, как было сказано в тех знаменитых письмах, посланных Марку Крассу?

— Даты я не слышал, — сказал Аррий.

— Я спрашиваю, — продолжал Лентул Сура, — потому что казна сейчас не в состоянии найти большие суммы для массовой вербовки. Могу я предложить, Марк Туллий, чтобы на данный момент ты применил свой senatus consultum ultimum в ограниченном варианте?

Было видно, что присутствующие согласны с Лентулом Сурой. Поэтому Цицерон довольствовался тем, что изгнал из Рима всех гладиаторов-профессионалов.

— Что, Марк Туллий, и даже без директивы выдать оружие всем гражданам этого города, которым положено иметь его в экстренных случаях? — снисходительно спросил Катилина.

— Нет, Луций Сергий, я не буду отдавать такой приказ, пока не докажу, что ты и твои сторонники — враги народа! — резко ответил Цицерон. — Зачем раздавать оружие тем, о ком я думаю, что они повернут это оружие против всех законопослушных граждан?

— Этот человек невыносим! — воскликнул Катилина, воздевая руки. — Не имеет ни малейших доказательств, а настаивает на моем обвинении!

Но Катул помнил, что они с Гортензием чувствовали год назад, когда на курульных выборах задумали вынуть Катилину из кресла, в которое они посадили Цицерона как вынужденную альтернативу Луцию Сергию. Возможно ли, чтобы Катилина был главным зачинщиком готовящегося восстания? Гай Манлий — его клиент, как и другой мятежник, Публий Фурий. Вероятно, было бы разумно узнать, являются ли его клиентами Минуций, Публиций и Авл Фульвий. В конце концов, никто из тех, кто окружает Катилину, не является столпом нравственности! Луций Кассий — жирный дурак, а Публий Сулла и Публий Автроний — ведь они были лишены права занимать консульскую должность. И в то же время ходил слух, будто они планировали убить Луция Котту и Торквата, которые их заменили. Катул решить открыть рот.

— Оставь Марка Туллия в покое, Луций Сергий! — устало потребовал он. — Мы вынуждены мириться с этой малой войной между вами, но нельзя мириться, когда частное лицо пытается сказать законно выбранному старшему консулу, как следует осуществлять его… э… э… senatus consultum ultimum. Я согласен с Марком Туллием. Отныне следует пристально следить за концентрацией войска в Этрурии. Поэтому никому в этом городе сейчас не надо выдавать оружие.

— Ты начинаешь побеждать, Цицерон, — сказал Цезарь, когда сенаторы разошлись. — Катул изменил мнение о Катилине.

— А ты?

— О-о, я думаю, что он плохой человек. Поэтому я попросил Квинта Аррия провести необходимую разведку в Этрурии.

— Ты послал туда Аррия?

— Тебе же это не удалось, не так ли? Я выбрал Аррия, потому что он воевал у Суллы и ветераны Суллы очень его любят. В верхних эшелонах Рима мало кто способен усыпить подозрения в тех недовольных ветеранах-землевладельцах, но Аррий — один из таких, — объяснил Цезарь.

— Тогда я — твой должник.

— Не думай об этом. Как и любому другому из моего сословия, мне не нравится выступать против другого патриция, но я отнюдь не дурак, Цицерон. Я не хочу восстания и не желаю, чтобы меня считали сторонником патриция, который этого хочет. Моя звезда еще только восходит. Жаль, что звезда Катилины закатилась, но она закатилась. Да, Катилина — угасшее светило в политике Рима. — Цезарь пожал плечами. — А мне не по пути с такими людьми. То же самое можно сказать о многих из нас, от Красса до Катула. Как ты сам теперь видишь.

— У меня есть люди в Этрурии. Если восстание начнется за пять дней до календ, Рим в этот же день узнает об этом.

Но в этот же день Рим ничего не узнал. Когда наступил четвертый день до ноябрьских календ, все было тихо. Консулы и преторы, которых, согласно письмам, планировалось убить, продолжали заниматься своими делами. Из Этрурии не доносилось ни слова о восстании.

Цицерон был в отчаянии. То его одолевали сомнения, то он ждал, что это вот-вот произойдет. Катилина постоянно донимал его насмешками, а тут вдруг он почувствовал необъяснимую холодность со стороны Катула и Красса. Что случилось? Почему нет никаких известий?

Наступили ноябрьские календы — и опять ничего. Нельзя сказать, что Цицерон вообще ничего не делал в те ужасные дни, когда ждал событий. Он окружил город отрядами из Капуи, поставил когорту в Окрикул, другую — в Тибур, еще — в Остию, в Пренесту и две в Войн. Больше этого он сделать не мог, потому что больше войск не было, даже в Капуе.

Затем, в полдень первого ноября, в календы, все и случилось — сразу. Из Пренесты, на которую напали, пришло послание с отчаянной просьбой о помощи. Такое же послание о помощи донеслось из Фезул. Восстание действительно началось за пять дней до календ, как писалось в тех письмах. На закате дня пришло известие о волнениях рабов в Капуе и Апулии. Цицерон созвал Сенат на завтра, на рассвете.

• Предыдущая
• 92/217
• Следующая