Силиконовый маг - Хэмбли Барбара - Страница 24

• Предыдущая
• 24/79
• Следующая

В ту самую ночь Керис не выдержал и решил прикорнуть часа на три-четыре. Это было в очередной гостинице. Джоанна Пелла занялись уже ставшим привычным им делом — они называли его «чистописанием». Чистописание обе девушки перемежали с попытками осторожно удалить восковую печать регента с бумаги. Затем, как обычно, около полуночи они опять тронулись в путь. Ветер дул прямо в лицо. Причем именно в этот раз он был прямо ледяным, казалось, что кожа на лице немеет и сохнет. За пользование лошадьми в столь неурочное время Пелле пришлось выложить двойную цену. В конце концов выяснилось, что теперь они отстают от Костолома часов на семь-восемь пути. Вскоре долины закончились, и показались бесконечные холмы Сикерста, покрытые порыжевшей травой, облепленной заледенелым снегом.

— Он все еще впереди, — нервничала Пелла, выходя из конюшни на очередной почтовой станции. В Сикерсте постоялые дворы отличались от тех, что были в долинах, тут они стояли как бы особняком, вне населенных пунктов. Можно было сказать, что вся жизнь таких гостиниц целиком и полностью зависела от интенсивности движения по имперским дорогам. Впрочем, в Сикерсте деревень было вообще немного. Оно и понятно, на холмистой местности невозможно вырастить приличный урожай.

Кстати, эта была та самая гостиница, в которой тогда Керис и Джоанна в сопровождении Антрига впервые столкнулись с регентом. Тогда они бежали по окружающим холмам, заставив погоню думать, что они движутся по дороге. Керис тоже тревожно оглядывался по сторонам, у парня явно не сложились хорошие воспоминания об этом месте.

— Послушайте, если мы будем скакать всю ночь, то к утру мы его догоним, — заметила Джоанна. Впрочем, голос ее звучал довольно измученно. В отличие от Кериса, ей так и не пришлось спать ночью, не было у нее и присущего Пелле умения спать в карете при такой бешеной тряске.

— А как насчет этих бумаг, по которым нас должны пропустить в башню? — поинтересовался Керис. — Вы подготовили их?

— Мне кажется, — отозвалась Джоанна, — что если к утру мы его все-таки не догоним, то тогда он доберется до Башни раньше нас. Тогда никакие бумаги уже точно не будут нужны. Впрочем, то что мы сделали, может и пройти.

Тем временем Пелла вскочила на запятки кареты, несмотря на откровенно осуждающий взгляд Кериса. Крестьянский парень не мог даже представить себе нечто подобное — первая дама Империи, дочь короля и жена наследника престола — и вдруг на таком зазорном месте. Но делать было нечего, Керис молча запряг свежих лошадей и они тронулись в путь.

День был невероятно хмурым, казалось, что свинцовое небо можно даже достать руками. Налетавшие временами порывы ветра осыпали путешественников и лошадей хлопьями снега, который потом леденел на ветру. Не слишком помогал и кожаный верх кареты — кожа давно еще намокла, а за время стоянок в гостиницах она не успевала даже просохнуть. Керис и Пелла стали очень часто сменять друг друга на вожжах, поскольку в таких условиях ехать было совсем невозможно. Бездонный ридикюль Джоанны содержал столько сокровищ, что никто не мог себе даже представить. Но кое-что хранилось и в ее карманах. К примеру, из внутреннего кармана своей куртки она извлекла бутылку сливового бренди. Сейчас этот напиток был весьма кстати. Можно было хоть немного разогреть застывшую кровь.

— Я не ручаюсь за себя, — усмехнулась Пелла. — Стоит мне принять стаканчик майского винца, и я уже начинаю раскисать. Иногда и пою.

Керис вдруг подумал, что он совсем не прочь услышать пение принцессы. У нее был довольно сильный голос, даже несколько мужественный, но грубым назвать его было все равно никак нельзя. Правда, справедливости ради нужно было сказать, что голос — это было единственное, что осталось привлекательным сейчас в девушке. Дело в том, что она, как и сам Керис, была вся заляпана грязью и ошметками снега, вся эта масса затвердела на холоде. А лицо было измученным, под глазами обозначились темные круги.

— А мне никак нельзя позволять себе расслабляться, — поддакнул принцессе Керис. — К тому же по небу можно определить, что к вечеру погода станет еще хуже.

Вдруг Керис пустил коней шагом, словно ощутив бесполезность их погони. Джоанна с ужасом поняла в чем дело.

— Ты уже почувствовал это? — спросила она.

Керис утвердительно кивнул. Но вдруг он точно преобразился.

— Все равно это никак нас не остановит, — сказал послушник. — Мы все равно будем двигаться вперед.

Керис решительным жестом схватился за кнут. Джоанна, высунувшись из окна, схватила его за руку.

— Нет! — воскликнула она. — Мне кажется, что он сейчас попробовал запустить свою программу. Это только проба, не больше. Он делает это только один раз в неделю. Обычно в выходной, когда не нужно идти на работу. Ничего страшного, больше пяти часов это не продлится.

— А если это все-таки не пробы? — упорствовал Керис, — что тогда будет?

— Нужно превозмочь все это, — подала голос Пелла. — Погода и так все ухудшается. Мы можем сбиться с пути, особенно, если будет буран.

— Мы не собьемся с пути, покуда лошадьми правлю я, — разозлился Керис.

— И все-таки нам лучше попробовать добраться до ближайшего постоялого двора и переждать это, — осторожно заметила Джоанна. — Мы не можем позволить себе так рисковать из-за нескольких лишних минут.

И действительно, странное состояние бессилия, когда даже лошади могли идти только шагом, длилось чуть больше четырех часов. В это время путники сидели в большом зале одного из постоялых дворов, поскольку заведение это было настолько захудалым, что не могло предложить постояльцам даже комнат. Ночь казалась невероятно длинной, ощущение было такое, что она никогда не кончится. Пеллицида, держа на руках съежившуюся болонку, нервно мерила шагами комнату. Керис молча сидел в резном кресле, Джоанна задумчиво смотрела в окно. Кериса до сих пор не оставляла его всеобъемлющая подозрительность, но теперь ему стало жаль и принцессу, и ее собачонку — они успели хлебнуть изрядно лиха. Встав с кресла, Керис протянул руки, чтобы положить их на плечи девушки, но тут его словно подбросило: такого настоящему послушнику делать ни в коем случае не полагается. Но самому Керису было приятно сознавать, что он не один, что его объединяют с девушкой общие интересы.

Наконец период мрачной меланхолии прошел, все сразу почувствовали прилив свежих сил. Пелла собралась на улицу, она хотела отдать распоряжение хозяину поскорее заложить лошадей. И тут… В зал постоялого двора вошел Костолом, главный инквизитор Империи…

Керис услыхал его голос, когда тот еще раздавался снаружи и поначалу просто не узнал его. В комнате кроме них больше никого не было, если не считать двоих-троих постояльцев. Керис разговаривал со своими спутниками возле большой раскаленной плиты. Путешественники обсуждали одно и тоже — как им поскорее обогнать Костолома и освободить Антрига раньше, чем инквизитор до него доберется. Подсознание Кериса сразу уловило голоса людей и конское ржание на улице, но он как-то не придал этому значения. И вдруг голос, тонкий и холодный, проговорил озабоченно:

— Таролус, именно ты всегда был в ответе за такие дела. Такая небрежность дает мне повод усомниться в твоей профессиональной порядочности…

Сердце Кериса упало.

— Но мой господин, я же все рассказал, как было… я и понятия не имею, отчего это все произошло.

— Ничего не произошло, не надо говорить так. Но я зато могу сказать тебе, что каждый лишний день, что Антриг живет на этом свете, увеличивает его шансы на спасение.

Джоанна резко вскинула голову, глаза ее были полны тревоги. Она сделала было непроизвольное движение к двери, но Керис вовремя ее удержал, понимая, что сейчас лучше не привлекать к себе внимания. Как можно более непринужденно Керис повернулся спиной к вошедшим и вытянул руки к огню. Джоанна тут же последовала его примеру. Это было тем более необходимо, что Костолом знал их обоих в лицо.

— На спасение? Но господин мой, как это можно…

Керис слышал резкий неприятный голос инквизитора и видел в отражении треснутого зеркала, висевшего перед ними на стене, этого человека, седовласого, одетого в серую рясу. Человек этот был совсем непримечателен, как серая мышка. Даже глаза его и то были серыми. Двигался он подобно пауку, немного неуклюже, но зато с поразительной скоростью. Лицо его выражало одно-единственное чувство — сознание в правоте своего дела и непреклонной решимости довести начатое до конца.

• Предыдущая
• 24/79
• Следующая