Сумрачная планета - Хэмбли Барбара - Страница 66

• Предыдущая
• 66/79
• Следующая

— И, надеюсь, первый из новой партии.

Он подумал о тех, кого учил: о Кипе, способности которого внушали уважение и страх; о Тионн и ее музыке; о Килгале, талантливой целительнице. Некоторые уже покинули Йавин IV в поисках собственных путей, собственной работы. Некоторые, как его преданный ученик Дорск 81, уже ушли на Другую Сторону. Были и новые… И с годами их становилось все больше. С помощью Силы — намного больше.

Если он сегодня умрет, они смогут продолжить его дело.

Воспоминание о Каллисте на Йавине IV пронзили его болью намного более острой, чем он испытывал физически. Он вспомнил, как она учила Тионн искусству владения лазерным мечом, или как она сидела на террасах старых храмов в желто-розовом закатном свете, рассказывая о ее собственном учителе Дйинне Алтисе и его плавучей цитадели в газовых облаках Веснина. В то утро, когда Люк принес древний голопроектор, который Хэн и Лея нашли в подземельях Белсависа, Каллиста показала им, как вызывать с его помощью изображения и как использовать его в качестве инструмента для лучшего овладения Силой. Пока ученики, громко смеясь, поздравляли друг друга с очередным успехом, Каллиста хранила молчание. Выйдя полчаса спустя на террасу, Люк обнаружил, что она стоит, глядя над джунглями в пустоту, словно не желая ничего видеть, слышать и чувствовать.

— Мне следовало догадаться раньше, — продолжал Лигеус. — Эта планета… притягивает джедаев. По крайней мере, Белдорион всегда заявлял, что он джедай и получил от кого-то лазерный меч, хотя эта чудовищная женщина, Тазельда, утверждает, что меч этот изначально принадлежал ей. Она послала одну несчастную девушку, чтобы та украла его для нее…

— Девушку?

Сердце Люка замерло в груди. Он пытался скрыть страх и надежду в голосе, но, видимо, это ему не удалось, ибо глаза его собеседника, казалось, понимающе блеснули в звездном свете.

— Молодую женщину по имени Каллиста.

У Люка на мгновение перехватило дыхание. Он вспомнил, как сам готов был сделать то, о чем просила Тазельда, не только в надежде, что она приведет его к Каллисте, но и движимый непреодолимым желанием доставить ей удовольствие — видимо, это было одним из проявлений темной стороны Силы.

Конечно, Каллиста солгала офицерам Граппу и Снаплонсу, сказав, что покидает Хвег Шуль по собственной воле. Она отправилась выполнять задание Тазельды.

"Если с ней что-то случилось, мне придется…

Что? Убить Тазельду? И Белдориона? И кого еще?

Но это не поможет вернуть Каллисту".

Дай волю гневу. Действительно — выпустить и дать ему испариться, словно дрохи под лучами солнца.

Лигеус все еще не отводил взгляда от его лица.

— Белдорион, естественно, держал ее в плену, — мягко сказал он, словно говорил с больным человеком. — Она не могла противостоять ему и синтдроидам Ашгада. Видимо, она думала, что Тазельда сможет сделать ее джедаем, а Белдориону она нужна была живой, поскольку тот думал, что она обладает в некотором роде… способностями джедая, хотя это было не так. У Белдориона были определенные мысли по поводу того, чтобы сделать ее своей рабыней, но в конце концов Он отдал ее Дзиму…

— И ты ничего не сделал?

Рука Люка непроизвольно сжалась в кулак. Он хотел ударить беспомощного человека, лежащего перед ним. Лигеус это понял. Он дернулся, но не сделал никаких попыток заслониться от удара.

Втягивая сквозь зубы воздух, Люк вдруг вспомнил, как тот умирал среди дрохов, вспомнил Дзима, из чудовищной пасти которого текла кровь и коричневая слизь, и ярость бесследно исчезла, сменившись жалостью и стыдом.

— Нет, — тихо сказал он. — Что ты мог сделать?

«Сила, — подумал он. — Грязное эхо Силы, которое я ощутил исходящим от Дзима…» Чувствуя, как рот пересох, будто наполнился пылью, он спросил:

— Что с ней стало?

— Ей удалось бежать. Я подслушал разговор Белдориона и Дзима и сказал ей, о чем они договорились. В ту же ночь она сбежала. Я не знаю, что случилось с ней после. Она была очень… измучена.

Люк заметил, что тяжело дышит.

— Я должен найти ее, — прошептал он. — Я должен сказать ей…

Голос его затих. В безжизненной тишине каньона где-то вдалеке сверкнула молния, словно эхо слабого искусственного поля, в котором они сидели.

— Что ты хочешь сказать ей, Друг мой? — мягко спросил Лигеус. — Что ты ее любишь? Она это знает. Это единственное, в чем она никогда не сомневалась.

— Ты с ней разговаривал?

Лигеус едва заметно кивнул: да, и сложил на груди худые руки.

— Тогда ты знаешь, что мне необходимо ее увидеть.

— Думаешь, она так мало о тебе думает, что полагает, будто ты готов обвинить ее в недостаточных способностях? — донесся из темноты его усталый призрачный голос. — Много лет назад я любил одну женщину — собственно, девушку. Она была очень молода. Это было нечто… непохожее ни на что из того, что я знал, до этого и после. Иногда мне почти казалось, что мы брат и сестра, две половинки одного целого, а иногда — что наша страсть друг к другу освещает мир, подобно пламени костра. Я не могу этого объяснить, если ты никогда такого не испытывал.

— Испытывал, — прошептал Люк.

— Как и я, она была прирожденным странником, ей хотелось знать, что лежит за звездами. Как и я, она была знатоком машин и инструментов. Она была немного циничной, как и я, но с пылкой душой. Но она выбрала свой собственный путь. Не думаю, что ее любовь ко мне стала меньше, но последовать за ней я не мог. Я пытался. Но иногда… приходится расставаться.

— Только не с ней.

Не с Каллистой.

Не с той единственной, к которой он столь страстно стремился.

— Не могу, — тяжело проговорил Люк.

— Что ж, бывает по-всякому, — голос Лигеуса звучал столь слабо, что Люк рискнул осветить фонарем его порванный комбинезон и дотронуться до запястья. Пульс был слабым, но ровным, дыхание неглубоким и медленным.

— Я отправился следом за ней, — под опущенными веками шевельнулись глаза, словно Лигеус все еще смотрел ему в лицо. Брови сдвинулись. — Я, как дурак, думал, что я — единственный, кто сможет научить ее всему, что может ей потребоваться в жизни, что я — единственный, кто может дать ей все необходимое на долгом и извилистом жизненном пути. И все, что я смог сделать, сохраняя ей верность, — причинить ей страдания.

Люк промолчал. Перед его мысленным взором вновь возникло лицо Каллисты в утреннем свете башни храма на Йавине IV и голоса учеников, забавляющихся с головизором, которым она сама научила их пользоваться.

— В конце концов, — сказал Лигеус, — я понял, что лучшее, что я могу для нее сделать, если действительно ее люблю, — позволить ей найти свой собственный путь в жизни. Видимо, я напрасно полагал, что я — единственный, в ком она когда-либо будет нуждаться. Или что она — единственная, кого я когда-либо буду любить.

Люк некоторое время молчал, но из глубины его души рвался беззвучный крик, уносившийся во тьму последних восьми месяцев. Наконец он прошептал:

— А разве нет?

Лигеус улыбнулся, дотрагиваясь до его руки.

— Думаю, человеческая способность любить слишком велика для того, чтобы для нее оказалась пагубной единственная потеря. По крайней мере, я надеюсь, что это так. Ты мне сейчас не веришь, но я прошел по этому пути, Люк. Могу сказать тебе — если все время идти вперед, рано или поздно выйдешь из темноты к свету. Любовь, которую я испытываю к твоей сестре, не меньше той, что я испытывал к обеим моим бывшим женам — дай небо им счастья. Все это — любовь.

«Не такая, — мысленно возразил Люк. — Не такая».

Он намеревался бодрствовать всю ночь, борясь с усталостью, которая как будто тянула его к краю бездонного темного колодца. Да и казалось невозможным спать, ощущая покалывание электрических разрядов, отгонявших зловещих дрохов, и пронизывающий ночной холод. Но он обнаружил, что голова его падает на грудь и приходится делать над собой усилие, чтобы не заснуть. Казалось, он слышит во тьме шепчущие голоса вышедших из теней мужчин и женщин, и голоса эти слышались все отчетливее, по мере того как сознание покидало его.

• Предыдущая
• 66/79
• Следующая