Тень дракона - Золотько Александр Карлович - Страница 44

• Предыдущая
• 44/79
• Следующая

– Извините, – сказал Шатов неожиданно для себя. – Не обращайте внимания. Это нервы. Это просто нервы.

Город затих. Еще густо светились окна домов, еще двигались тени по задернутым шторам, но на улицах уже почти никого не было. На пути к Центральному парку Шатову попалась только одна парочка, слишком увлеченная собой, чтобы бояться темных закоулков.

А Шатов еще помнил время, когда по вечерам Парк был ярко освещен, и до одиннадцати часов вечера в нем работали аттракционы. Сотни людей стояли в очередях на карусели и колесо обозрения. На танцплощадке, ее тогда называли «болото», было людно и шумно.

Куда все это подевалось? Кому это мешало? Прошло всего лет пятнадцать. И все. И не узнать парка.

Вот там, вспомнил Шатов, там, где сейчас стоит павильон автодрома, стоял старый, еще деревянный кинотеатр «Парк». А вот там, где сейчас автодром поменьше, было колесо обозрения. Не то здоровенное, которое поставили не так давно, с сидениями из металла и пластика, а уютное, с деревянными лавочками, как в парке. И поднимало это колесо не хрен знает куда, а только к вершинам сосен.

Шатов зажмурился и остановился – так ярко вдруг нахлынули детские воспоминания. Они пришли в парк. Они на каждый праздник приходили в этот парк, как тысячи и тысячи других горожан. Карусель с уютными и симпатичными лошадками, цепи, крутившиеся с умопомрачительной скоростью… А вот там, в самой глубине, два заветных аттракциона, мечта каждого мальчишки – крохотные самолетики, крутящие мертвую петлю и иммельман. Но там кататься нельзя, туда пускают только взрослых. А мальчишки могут только стоять и смотреть с завистью.

И еще печенье, слоеное печенье под названием «Союзное». Он очень любил это печенье, и ему всегда покупали его. Всегда, когда приходили в парк.

Сейчас он в парк не приходит. Сейчас ему некогда. Он может только пройти по старым аллеям для того, чтобы срезать расстояние. Шатов глубоко втянул воздух.

Хорошо! Осень – его любимая пора года. Наверное, это признак старости, раз он может точно сказать, какое именно время года ему нравится. Осень. Бабье лето и листопад, который следует за ним.

В воздухе пахло дымом. Жгут листья. Шатов принюхался и засмеялся. И это тоже запах его детства.

Шатов поднял голову и только после этого обнаружил, что с неба сеется мелкий безвкусный дождик. Мельчайший, легкий, словно пыль.

– Который час не подскажете?

Шатов вздрогнул, обернулся на голос. Еще одна парочка. Сопляки лет восемнадцати. Им наплевать на дождь, на темноту и на то, что в парке теперь можно нарваться на кого угодно. Они даже останавливают одиноких прохожих, чтобы спросить время. Безумцы.

– Двадцать два – двадцать.

– Спасибо, – пискнула девчонка и обвинительным тоном обратилась к своему кавалеру, – Я же говорила, что уже поздно. А ты…

Что там пробормотал в свое оправдание кавалер, Шатов выслушивать не стал. Потянуло зябким октябрьским ветром, и его холодная лапа размазала по лицу капли дождя. Прошло уже больше часа с того момента, когда он оборвал телефонный звонок Дракона.

Шатов вытащил из кармана телефон, взвесил его на руке. Сколько раз он уже хотел зашвырнуть проклятый аппарат подальше. Или растоптать. Или бросить его в огонь и смотреть, как пластик будет корежится, словно змея, попавшая в огонь, или Дракон, застигнутый всепоглощающим пламенем.

И каждый раз что-то останавливало. Шатов так и не придумал названия этому чувству. Не страх. Точно – не страх.

Телефон подал голос, как только Шатов его включил. Как Дракон хочет позвонить! Как он жаждет поговорить.

– Да.

– Вы ведете себя не корректно…

– И вы за это меня накажете?

– Я… Я не потерплю…

– Потерпите. Час же потерпели, потерпите и еще.

– Вы заставляете меня думать, что терпение мое слишком затянулось. А оно не безгранично, уверяю вас.

– Ну и что? Что произойдет, когда ваше терпение закончится? Вы начнете убивать всех подряд? Вы разрушите город, снесете каждый его дом, изнасилуете каждую женщину и девушку? И все для того, чтобы продемонстрировать мне свою ярость? Не смешите!

Шатову вдруг действительно показалась вся эта ситуация очень смешной. Что, в конце концов, происходит? Кто-то убивает людей? Какой ужас… Нужно теперь забыть обо всем и посыпать себе главу пеплом? Бросаться выполнять приказы Дракона, играть в его игру? Чушь.

– Что-то с вами произошло, – констатировал Дракон. – Это плохо.

– Конечно, плохо.

– Это плохо не для меня. Вы ведь обратили внимание – до последнего времени я максимально корректно вел себя по отношению к ближнему окружению и вашему, и ваших друзей. Я даже организовал для одного из них встречу с матерью. Представляете, он не встречался с ней уже больше двух лет! И еще я дал вашим друзьям возможность продемонстрировать своим родным заботу о них. Придется, правда, некоторое время пожить в общежитии, но это такая малость по сравнению с тем, что случилось с Анатолием Петровичем Изотовым…

– Я не знаю никакого Изотова…

– Это и не важно. Просто запомните эту фамилию. Остальное будет в сводках. И запомните, что это – цена часового перерыва в нашем с вами общении, – в голосе Дракона громыхнула сталь, – кстати, вы можете быть свидетелем последнего вздоха Анатолия Петровича.

– Что за… – начал было Шатов, но замолчал.

В трубке послышалось чье-то дыхание, стон, отдаленный голос Дракона: «Его зовут Евгений Шатов».

– Евгений Шатов… – сказал незнакомый голос в трубке.

Потом всхрип, что-то похожее на бульканье, какой-то шум. И тишина.

Ножом по горлу. Это не больно. Если вам доведется выбирать – попросите, чтобы ножом по горлу. Так ему говорил Дракон в комнате, освещенной белым мертвым светом и пропитанной запахом смерти. И снова… Он снова стал свидетелем. И снова ничего не мог поделать.

– Если вам кажется, что своим хамством вы сможете меня уязвить и заставить делать ошибки – ошибаетесь сами, – сказал Дракон в телефоне. – Не нужно прикидываться, что вы стали вдруг равнодушны к чужим смертям. Вам мало одной? Хорошо. Я вам перезвоню завтра и сообщу дополнительную информацию, кто еще умер с вашим именем на устах. А пока можете отдыхать. Спокойной ночи.

– Маша, ну еще полчаса! – просительно протянул парень неподалеку.

– Я обещала быть дома вовремя, – отрезала Маша, и пара быстро направилась к выходу из парка. Туда, где раньше стояла высокая колоннада, а сейчас просто зияла пустота между деревьев.

Изотов Анатолий Петрович. Он умер только что, Шатов слышал его предсмертный хрип и ничего не мог поделать. Даже сейчас он может только ждать. Только ждать.

Шатов набрал номер.

Длинный гудок. Еще один. Еще. Да где же ты, Сергиевский? Гудок.

– Майор Сергиевский.

– Это Шатов.

– Слушаю.

– Мне только что звонил Дракон. И только что он убил человека…

Пауза. Сергиевский ничего не сказал, просто молчал и ждал продолжения.

– Изотов Анатолий Петрович. Я слышал, как Дракон его убил. Прямо возле телефона. И еще он сказал, что до утра убьет еще кого-нибудь.

– Где он убил?

– Откуда я знаю? Он не сказал. Предложил читать сводки.

– Вы где?

– Это тоже не важно – я иду домой, – сказал Шатов. – А вы – ищите. Объявляйте «Перехват», «Сирену» или что у вас там положено объявлять в таких случаях. А я иду домой. К жене. А завтра я приду. Или не приду. И вообще, идите вы к черту!

К черту! Идите вы все к черту! Подохните все! Почему Шатов должен думать о всех вас?

Почему Шатов должен чувствовать себя виноватым в смерти и еще этого неизвестно мужика? Дракон. Неужели нельзя было все сделать проще? Просто убить. Просто заставить умереть.

Ты хочешь, чтобы я себе стер? Или ты…

Шатов сел на мокрую скамью на краю аллеи.

Он слишком много времени теряет на самокопание. Дракон беспрерывно подбрасывает ему пищу для самобичевания. Шатов уже захлебывается чувством вины. И эти нервные срывы.

• Предыдущая
• 44/79
• Следующая