Стоянка - Кинг Стивен - Страница 2
- Предыдущая
- 2/5
- Следующая
Постройка была разделена на три части: слева женский туалет, справа — мужской, а в центре — старомодная терраса с разложенными брошюрами различных аттракционов центральной и южной Флориды. Еще там стояли закусочные автоматы, два автомата с газированной водой и один прачечный автомат — выглядело все это кучкой нелепых, никому не нужных железяк. По обе стороны входной двери были расклеены плакаты с фотографиями пропавших детей. Дикстру эти плакаты приводили в ужас: сколько из них, думал он, лежат в сырой песчаной земле или скормлены аллигаторам? Сколько из них выросли достаточно, чтобы понять, что бродяги, которые их схватили (и время от времени сексуально домогались), на самом деле являются их же отцом или матерью? Дикстре не нравилось смотреть в их открытые, невинные лица, или видеть безнадежность абсурдных сумм, предлагаемых в качестве вознаграждения: 10 000, 20 000, 50 000, даже 100 000 долларов (за улыбающуюся светловолосую девчушку, пропавшую в 1980 году; к этому моменту она могла быть молодой женщиной, если бы была жива… хотя практически наверняка среди живых ее нет). Был еще знак, сообщающий о том, что задерживаться в этом месте дольше часа запрещено. ПОЛИЦИЯ ВЕДЕТ НАБЛЮДЕНИЕ.
Кому понадобится задерживаться здесь, — подумал Дикстра, прислушиваясь к шелесту ночного ветра в пальмах. Сумасшедшему, вот кому. Человеку, которому красная кнопка кажется все привлекательнее по мере того, как проходят месяцы, и годы, и 16-тиколесные грузовики по магистрали. Он повернулся к мужскому туалету и застыл на полушаге, ошарашенный женским голосом, слегка искаженным, но пугающе близким, звучащим в двух шагах сзади от Дикстры.
— Нет, Ли, — произнесла женщина. — Нет, дорогой, не надо…
Раздался шлепок, потом удар, глухой, смачный удар. Дикстра понял, что слышит, как один человек издевается над другим. Он увидел отпечаток ладони на щеке женщины, увидел, как ее голова ударилась о стену бежевого цвета и отскочила назад, волосы (темные? светлые?) лишь немного смягчили удар. Она заплакала. Дикстра увидел мужские руки, покрытые мурашками.
— Чертова сука, — у Ли был монотонный и в то же время напыщенный голос. Невозможно объяснить, как Дикстра понял, что мужчина пьян, ведь каждое слово было сказано очень разборчиво. Но он понял, потому что он уже слышал такие голоса — в парках, на вечеринках, вечером в мотеле, где стены такие тонкие, что слышишь каждое слово (луна уже взошла, бар закрылся). Женские реплики в этом разговоре — можно ли назвать это разговором? — звучали тоже не очень трезво, но доминантной эмоцией в них был все же страх.
Дикстра стоял там, замерев на небольшой ступеньке у входа — лицо обращено к мужскому туалету, спина к женскому. Он стоял в тени, окруженный фотографиями пропавших детей, фотографии шелестели на ветру, как листья пальм. Он стоял там, ждал и надеялся, что продолжения не будет. Но продолжение, естественно, было. Он некстати вспомнил песенку какого-то народно исполнителя: "Когда до меня дошло, что я олух, я был слишком богат".
Последовал очередной шлепок и новый взрыв плача. Секунда молчания, снова мужской голос. Дикстра понял, что мужчина не только пьян — он еще и неграмотен, он использует термин «сука» в качестве эвфемизма слова «проститутка» — скорее всего, его словарный запас весьма ограничен.
Он вдруг осознал, что знает многое об этом типе: на уроках английского он всегда сидел на задних рядах; когда он приходил домой, то пил молоко прямо из упаковки, не наливая в стакан; что он вылетел из колледжа на втором или третьем курсе, что работа, которую он выполняет, предполагает ношение перчаток и ножа «Икзэкто» в заднем кармане джинс. Дикстра не думал, что это смелые обобщения, смелое обобщение — это заявить, что все афроамериканцы обладают врожденным чувством ритма или все итальянцы прекрасные оперные певцы. Сейчас, в 11 часов вечера, окруженный плакатами о розыске пропавших детей — по какой-то неведомой причине их всегда печатают на розовой бумаге, словно это цвет исчезновения — он знал, что это правда.
"Чертова сучка".
"Он конопатый, — подумал Дикстра. — И он плохо переносит солнечный свет, у него быстро появляются ожоги. Из-за этих ожогов он выглядит чокнутым, и чаще всего он и есть чокнутый. Он пьет «Калуа», если при деньгах, как мы говорим, но обычно это дешевое пи…"
— Ли, не надо, — раздался женский голос, умоляющий, и Дикстра мысленно крикнул ей: "Леди, перестаньте, неужели вы не видите, что от этого только хуже? Неужели вы не понимаете, что от вида вашей сопли, ползущей из левой — или правой — ноздри, он звереет как никогда раньше?" — Не бей меня больше, мне так…
Шлеп!
Следом еще удар и краткий всхлип, похожий на собачье поскуливание. Старина из драндулета снова заставил голову женщины отскочить от кафельной стены, и как там звучит старая острота? Почему каждый год в Америке рассматривается триста тысяч дел о жестоком обращении внутри семьи? Потому что они, мать их так, не хотят слушать!
— Чертова сука, — для Ли сегодня эти слова, видимо, заменяли священное писание. Выдержка из второго послания к Алкоголианам. И что было в его словах самое ужасное, что повергало Дикстру в бездну отчаяния, — это отсутствие эмоций. Лучше уж была бы ярость. Ярость была бы более безопасна для этой женщины. Его ярость была бы похожа на взрывоопасную смесь, она взорвалась бы от малейшей искры и тут же сгорела бы, исчезла без следа, но сейчас этот парень выглядел… увлеченным. Он не собирался ударить ее еще раз и извиниться, может, даже заплакать вместе с ней, как он это уже делал. Раньше такое бывало, но в эту ночь — нет. Сегодня он собирался позаниматься с ней подольше.
И что же мне делать? Какова тут моя роль? Да и есть ли она вообще?
Конечно, он не собирается идти в мужской туалет и устраивать там уриновую оргию, как он планировал и на что очень надеялся, хотя его яйца превратились в два застывших камешка, а тяжесть распространилась на ноги и спину. Его сердце ударилось в задорный спринт. Возможно, пройдет больше часа, прежде чем он сможет что-нибудь выдавить из себя (неважно, как плохо он себя чувствует), а избавление придет в виде коротких, болезненных толчков. И как же, Господи, он хотел, чтобы это время поскорее прошло, чтобы он поскорее очутился где-нибудь в 60 или 70 милях от этого места!
Что ты будешь делать, если он снова ударит ее?
И еще один вопрос: что он собирается делать, если женщина начнет делать ноги, а этот придурок побежит за ней? Из женской комнаты только один выход, и Джон Дикстра заслонял его собой. Джон Дикстра в ковбойских ботинках Рика Хардина, тот надел их на встречу в Джексонвилле. Встреча эта проходит раз в две недели: кучка работающих в одном жанре писателей — среди них немало пухлых теток в пастельных нарядах — встречаются, чтобы обсудить технику письма, своих агентов, продажи, ну и посплетничать друг о друге.
— Ли-Ли, не делай мне больно, хорошо? Пожалуйста, не бей меня. Прошу тебя, не трогай ребенка!
Ли-Ли. Святой Боже.
Ах да, еще одно, до кучи. Ребенок. Прошу тебя, не трогай ребенка. Добро пожаловать на долбаный "Лайфтайм чэннел".
Сердце Дикстры, как ему показалось, упало куда-то вниз. Судя по ощущениям, он стоит тут, на ступеньке этого шлакоблочного здания, между женским и мужским туалетом, уже минут 40, но, взглянув на часы, Дикстра с удивлением обнаружил, что с того момента, как он услышал первый шлепок, не прошло и сорока секунд. Когда на мозг оказывается сильное давление, время приобретает какую-то непонятную, таинственную пластичность. Он писал об этом много раз. Он полагал, что большинство авторов "романов в жанре саспенс" писали об этом. В следующий раз, когда он приедет на встречу в Джексонвилль, он поговорит на эту тему, упомянув и о неприятном инциденте. "О том, как я нашел время подумать", Второе Послание к Алкоголианам. Хотя, решил он, это будет слишком тяжело для их собраний, слишком…
Шквал резких ударов прервал поток его мыслей. Похоже, Ли-Ли, что-то сломал. Дикстра ловил этот звук со смятением человека, который вдруг осознал, что услышанное навсегда врежется в его память, не саундтрек к какому-нибудь фильму, а неожиданно мягкие, почти деликатные удары кулака о пуховую подушку, вот только подушки там не было. Женщина вскрикнула один раз от удивления, один раз от боли, потом начала коротко всхлипывать. Дикстра подумал обо всех этих горячих линиях, которые дают всевозможные советы жертвам жестокого обращения. У них наверняка нет подходящего совета для него — слушающего песню ветра одним ухом и крики боли другим.
- Предыдущая
- 2/5
- Следующая
