Воскресшая любовь - Хантер Мэдлин - Страница 14

• Предыдущая
• 14/65
• Следующая

Ноги сами привели Кристиана к красивому зданию в Мейфэре, возле парка. Как и во множестве других особняков по соседству, в окнах этого дома горел яркий свет. По ночам Лондон не спал, и Мейфэр засыпал только ближе к рассвету.

Лакей проводил Кристиана в библиотеку. Когда он вошел в комнату, все подняли голову и посмотрели в его сторону.

Четверо джентльменов за карточным столом продолжили игру. Кристиан подошел к другой группе мужчин, которые сидели за столом, распивая спиртные напитки.

– Привет, Истербрук. Вот уж не думали, что увидим тебя здесь сегодня. Для игры нам нужен четвертый. Пока ты не пришел, нам ничего другого не оставалось, как пить и сплетничать.

Сюда приходили как раз для того, чтобы выпить и посплетничать. А в вист играли лишь для отвода глаз.

Круг этих знакомых Истербрук унаследовал от отца вместе с титулом и получил приглашение к ним присоединиться после смерти старого маркиза. Так было заведено испокон веку, как объяснили ему. Право посещения этого очень маленького частного клуба передавалось из поколения в поколение.

Среди его членов было шестеро пэров, четверо епископов – представителей самых древних, самых знатных родов во всей стране. Поскольку клуб был основан в свое время для того, чтобы под его прикрытием организовывать опасные политические заговоры, так уж повелось, что каждый член клуба был известен под кличкой, обозначавшей отдельные карты в колоде. Это делалось для того, чтобы в случае необходимости соблюдать конспирацию и иметь возможность общаться втайне от всех.

Так, Кристиан был Червовый Король. Епископы называли себя Тузами. Иногда члены клуба, обращаясь друг другу, по старой памяти использовали эти клички. Хотя клуб больше не преследовал политических целей.

Почти… Они время от времени оказывали друг другу политические услуги. А уж совсем редко члены клуба решали вместе, как наказать пэра, не поднимая шума, если преступление, которое он совершил, – слишком деликатного свойства и это дело не может быть предано огласке и открыто слушаться в палате лордов.

– Ради тебя, Деннингем, я изменил свои планы, – сказал Кристиан рыжеволосому полноватому мужчине, который с ним поздоровался. Граф Деннингем был единственным из всех собравшихся здесь, с кем Кристиан время от времени встречался вне стен клуба. В школе они дружили, чему во многом способствовало то, что старина Деннингем был славный малый, чуждый всякого притворства. Все его эмоции были написаны у него на лице.

– Ты сменил привычки. Часто появляешься на людях в последнее время. По крайней мере так говорят. На связано ли это с той красоткой, которую видели с тобой вчера в парке? – спросил Раллингпорт.

Виконт Раллингпорт был завсегдатаем клуба. Вот ужа пять лет – с тех пор как он унаследовал свой титул, – без него не обходилась ни одна карточная игра. В общем, он был хорошим добрым человеком, если не считать его чрезмерного пристрастия к бренди.

– Мисс Монтгомери – мой старый друг, – ответил Кристиан.

– Вот бы все мои друзья были похожи на нее. А я застрял здесь с Медоусоном, его лицо напоминает мне старое сморщенное яблоко.

Священник Медоусон с покрытым морщинами лицом и вправду был похож на старое яблоко, которое начинают сушить. Это был человек тщедушного телосложения, со скудной растительностью на голове, с невыразительными бледными выцветшими глазками. Он не обладал заметной внешностью, но не заметить Медоусона среди остальных присутствовавших было бы для новичка большой ошибкой. Он был человеком, обласканным властью, приближенным к самому архиепископу Кентерберийскому. Через архиепископа он оказывал влияние на церковь и на палату лордов.

В стародавние времена эти сборища посещал сам архиепископ, но теперь – вот уже на протяжении нескольких поколений подряд – архиепископ присылал сюда своих представителей. Сколько Кристиан себя помнил, этим представителем всегда был не кто иной, как Медоусон.

Воздержание священника в употреблении спиртного не прибавляло веселья. Медоусон не принимал участия в развлечениях, просто наблюдал за происходящим со стороны.

– Послушайте, сегодня я говорил с Трефовым Королем, – сказал Раллингпорт. Он имел в виду находившегося выше остальных по положению герцога Эшфорда, который редко посещал их собрания во время сезона. – Он рассказал, что получил известия от нашего общего друга из Кента. Бедняге не повезло.

– Как жаль, – сказал Кристиан. Раллингпорт говорил об одном пэре, которому предложили выбрать между постоянным пребыванием в стенах своего дома в деревне или губительным для его репутации скандалом и неминуемым позором судебного разбирательства.

– Он обратился с просьбой о смягчении наказания. Хочет приехать в город. Избавиться от экономки, которую ему прислали. Мечтает съездить на бал.

– Увы, это для него теперь исключено, – возразил Кристиан. – Ни в этом сезоне, ни в следующем, ни в двадцати последующих.

– Я так и думал.

– Если ваш друг покинет пределы своей усадьбы в Кенте, это сильно огорчит архиепископа, – вежливо заметил Медоусон.

– Хотя ему очень хочется, он не станет этого делать, – ответил Деннингем.

– Деннингем, напиши письмо нашему другу и посоветуй ему найти себе какое-нибудь интересное занятие, чтобы убить время, – предложил Кристиан. – Можно, например, заняться садоводством. Может быть, он разделит твой интерес к агрономическим экспериментам.

Деннингем отнесся со всей серьезностью к сделанному предложению и пообещал позаботиться об этом.

Кристиан подошел к книжным шкафам и взял сигару из коллекции Раллингпорта. Деннингем последовал его примеру.

– Итак, как ты познакомился с мисс Монтгомери? Ты не из тех, кто бравирует этим и выставляет напоказ легкомысленные отношения с женщинами. – Деннингем озорно улыбался, подначивая приятеля, как когда-то в молодости. – Я вижу, что теперь – с этой новой прической – ты даже стал меньше похож на варвара. Неужели все это благодаря этой даме?

– Мы просто прокатились в экипаже по парку.

– А еще все говорят, будто ты бросил миссис Напье. И сгорают от любопытства, желая узнать, что собой представляет твоя новая пассия. Кто такая эта дама, откуда, как ты с ней познакомился. Болтают, что эта женщина не та, за кого себя выдает, и прибыла сюда совсем с другой целью, нежели утверждает. – Деннингем приподнял брови. – Весьма загадочная особа. Есть люди, которые хотят вывести ее на чистую воду.

– Где ты все это слышал?

– Как где? Прямо здесь, где же еще? До того как ты появился, разговор как раз шел о тебе.

– Кто говорил? От кого ты все это узнал?

Деннингем зажег сигару и, выпуская колечко дыма, окинул взглядом собравшихся.

– Провалиться мне на этом месте, если я помню, кто именно это был. Помню только, что перед игрой в карты зашел об этом разговор. Кто-то упомянул вскользь, что видел тебя с какой-то женщиной из Китая. Другие стали спрашивать, кто она такая и что здесь делает – раз появляется в таком высоком обществе, как твое. Я даже не помню, кто первый об этом заговорил.

Но кто-то все-таки завязал этот разговор. Кто-то из его знакомых. Может, это был ничего не значащий разговор, продиктованный обычным любопытством. А может быть, и нет.

Размышляя об этом, Кристиан занял свое место за карточным столом.

Перечитав это трижды, Леона наконец решила, что, пожалуй, эти слова неплохо подходят для вступления. Она обмакнула перо в чернильницу.

Целых полчаса девушка описывала в своей статье Макао. Представляя свой родной край, она рассказывала о белых домиках, поднимающихся террасами, и о прогулках по набережной. Подумав, Леона поведала читателям в подробностях о соборе Святого Павла и о знаменитой Камоенской пещере.

Затем она перешла к описанию жителей Макао – китайцев и португальцев. Китайцы составляют примерно половину населения. Женщины-португалки часто ходят в черных одеждах. Леона рассказала об англичанах, среди которых были такие чудаки, как мистер Бил. Он держал в своем саду птичник, а на веранде – дюжину птиц в клетках. Закончила Леона описанием стен Гуанчжоу.

• Предыдущая
• 14/65
• Следующая