Тайный грех императрицы - Арсеньева Елена - Страница 21
- Предыдущая
- 21/40
- Следующая
Алексей никогда этого дома прежде не видел, а впрочем, он не слишком хорошо еще знал Петербург. Здесь, как и везде, были свои тайны: лишь на Невском да Литейном все так и било по глазам, но имелись, конечно, уголки секретные, в один из которых его и завезли.
– Следуйте за мной, – проговорила дама, и Алексей повиновался с прежней покорностью.
Он вышел из кареты, размял ноги. Черная фигура бесшумно скользила по тропке. Алексей вскоре убедился, что впечатление необитаемости сего места было обманчивым: где-то неподалеку слышались перекрикивания прислуги. Однако его вели тропинкой тайной, безлюдной, и наконец они с дамой оказались перед заколоченным входом. Из-за спины Алексея вдруг выступил ражий кучер (Алексей даже вздрогнул, ибо не замечал, что тот двигался позади, столь неожиданно бесшумной была крадущаяся поступь этого могучего, широкоплечего детины), взялся за перекрестье досок и легко сдвинул их в сторону, открыв проход в темные сени.
Пахло пылью и мышами.
У Алексея от этого духа запершило в горле; он кашлянул раз и два, дама шикнула на него, кучер что-то рокотнул невнятно, видимо, угрожая... Алексей совсем собрался было ответить этому разошедшемуся холопу затрещиной, да тут вдруг заметил светлый луч, пробивавшийся из-под двери.
Дама стукнула в притолоку, дверь отворилась, и на Алексея пахнуло таким сильным розовым духом, что он таки чихнул, приостановившись на пороге.
– Входите же! – нетерпеливо произнес женский голос, который он сразу узнал.
Дама Роза!
Она тоже была под вуалем, поэтому Алексей только и увидел, что незнакомка невысока ростом и имеет довольно округлые формы. А юную шелковистость ее кожи он помнил еще по первой встрече.
Алексей отвесил поклон. Она присела перед ним.
– Мне трудно начать этот разговор... – слабо, прерывисто зазвучал ее голос.
«Эх, до чего ж глупо все, – подумал Алексей с тоской. – Ну прямо какой-то душещипательный французский роман. Лица своего она тогда не показывала и не показывает сейчас, наверное, потому, что как-нибудь ужасно изуродована. Скажем, оспой побита. Наверное, так страшна, что не взглянешь, не перекрестясь! А в меня она, конечно, влюбилась... и сейчас будет унижаться, молить...»
Он вдруг вспомнил историю, которую под страшным секретом рассказал ему капитан Ковальчук, тяжело раненный на дуэли и привезенный в Воронеж умирать. Алексей был зван к его смертному одру (они с Ковальчуком некогда дружили) и выслушал нечто вроде исповеди. Оказывается, когда полк Ковальчука стоял на зимних квартирах где-то в северной провинции, капитана преследовала некая вдовушка, потерявшая мужа при пожаре и сама обгоревшая, лишившаяся прежней красоты, умоляя провести с ней ночь или несколько ночей – столько, сколько ей потребуется, чтобы зачать ребенка, ибо жизнь ее пуста, бессмысленна и оставить колоссальное состояние, нажитое покойным супругом, некому. Ковальчуку она тоже предлагала немалые деньги за исполнение роли породистого жеребца (капитан был чертовски хорош собой!), а когда тот не в шутку разобиделся, принялась взывать к его жалости и воззвала-таки! Когда полк уходил с зимних квартир, вдовушка забрюхатела и, желая сохранить сие в тайне, собиралась уезжать в Киев, чтобы затем воротиться с младенцем и выдать его за ребенка своей дальней родственницы, недавно умершей. Позднее дама намеревалась дитя усыновить или удочерить, восстановив, так сказать, справедливость.
Что, если и Алексея ждет нечто подобное?!
«Не соглашусь, – молча внушал он себе. – Кабы раньше, ну, тогда еще туда-сюда, еще можно было б смиловаться, а теперь, когда Елизавета есть... не изменю ей ни за что, ни за какую жалость не продамся, ни за какие блага в мире!»
– Мне трудно начать этот разговор, – повторила незнакомка, – потому что я не знаю, что вы себе вообразили относительно моего к вам интереса. Но начну я вот с какого вопроса: как вы относитесь к политике нашего государя в Пруссии и во Франции?
Можно было, наверное, удивить Алексея сильнее, но, пожалуй, трудно... Он мигом ощутил себя недорослем-учеником мсье Лаваля, который жил в воронежской глуши у господ Охотниковых и натаскивал юного Алекиса по классической истории и языкам, живым и мертвым. Впрочем, то, о чем вдруг принялась с пристрастием допрашивать Алексея дама Роза, относилось к самой что ни на есть новейшей истории.
В 1804 году Сенат Франции, доселе жившей без короля (Людовика XVI чернь обезглавила в 1792 году, королеву Марию-Антуанетту в 1793-м, сын их вскоре умер в Тауэре), провозгласил императором корсиканца Наполеона Бонапарта. Это возмутило Александра Павловича, русского государя, который считал Бонапарта не более чем узурпатором, поднявшимся к власти на революционной волне. Александр немедленно заключил союз с Пруссией и объявил траур по герцогу Энгиенскому, отпрыску королевского рода, который был казнен по приказу Наполеона. Оскорбленный Наполеон тут же прервал дипломатические отношения между Францией и Россией. В отместку Александр вступил в союз с Англией. Туманный Альбион был в восторге оттого, что Россия готова «повергнуть наземь чудовище мощи, честолюбия и деспотизма», то есть Наполеона. Александр и его дипломаты, не столько искушенные в хитросплетениях политических ходов, и ахнуть не успели, как оказались вовлечены в военные действия. Союзниками были австрийцы, а Пруссия, которая более всех желала аннексий от Наполеона и королева которой, Луиза, беззастенчиво обольщала Александра, двигать свои войска к линии фронта не спешила. И вот разразилась череда сражений, в которых Россия и союзники терпели одно поражение за другим. Эльхинген, Ульм, Трафальгар... и наконец Аустерлиц, где Наполеон во главе 68-тысячной армии одержал победу над 92 тысячами русских и австрийцев.
– Вы знаете, как это было, – проговорила дама Роза, и в голосе ее не звучало ни мольбы, ни любви, ни страсти – одна лишь едва сдерживаемая ярость. – В войсках только об этом и говорят, думаю, кавалергардский полк не является исключением. Александр приказал Кутузову отойти с великолепной позиции. Император явился на поле боя в сопровождении всего своего штаба, гордый и улыбающийся, как павлин, бесконечно уверенный в победе. Черт его принес! Солдаты думали не о сражении, а о том, как бы получше приветствовать царя-батюшку. А потом разгромленные войска бежали – беспорядочно и отчаянно! Император рыдал под покровом ночи, однако наутро подтвердил Пруссии свои намерения поддерживать ее всеми силами. А в чужих землях остались двенадцать тысяч русских солдат – убитыми и пленными. В России же... вы помните, что было в России?! Ложная весть о победе опередила возвращение Александра, народ встречал его, простираясь ниц перед «непобедимым героем», а он плакал от умиления... плакал лживыми слезами, не находя в себе сил развеять миф о своем величии!
– Сударыня, – сдавленным голосом перебил ее наконец Алексей, – мне тяжко слушать все это. Я солдат и присягал на верность нашему государю-императору, а потому не намерен обсуждать его и осуждать его действия. Родину и государя не выбирают, знаете ли!
– Родину не выбирают, это верно, – кивнула дама. – Но относительно императора вы ошибаетесь. Если бы всему населению... – ну, не всему, конечно, лапотникам возле избирательных урн делать нечего! – если бы обществу России предложили сейчас избрать другого императора, оно откликнулось бы радостно!
– Другого императора? – повторил Алексей, не веря ушам. – Но кого?! Кто он?
– Он! – фыркнула дама презрительно, но тотчас голос ее сделался ровным и убедительным. – Такой человек есть. Он это или она – в любом случае можете быть уверены, что сей человек вполне готов к тому, чтобы принять державу и скипетр и понести их.
– Но государь... – ошеломленно пробормотал Алексей. – Что станется с ним и императрицей?
– Александр, возможно, будет счастлив, когда его избавят от решения непосильных, нелюбимых им государственных проблем. Если вы сведущи в английском... – Она сделала паузу.
- Предыдущая
- 21/40
- Следующая
