Твоя заря - Гончар Олесь - Страница 36

- Спаси-и-те! Сюда! Сюда!..

Косари, которые услышали нас с первого зова, были теперь уже близко, истязатель наш их тоже заметил, у него, озверевшего, даже глаза на лоб полезли, когда он увидел совсем недалеко грозно набегавших людей да как воздетые косы, приближаясь, на солнце горят. Рука с уздечкой тотчас опустилась, пятясь, с ненавидящим взглядом шаг за шагом отступал он к меже, а потом вдруг резко рванулся в рожь и, еще раз оглянувшись, без слова исчез в тех самых хлебах, откуда и появился.

XIII

Все, как прежде.

Лето.

Краснеют вишенки по садам.

И Надька Винпиковна сидит над своим вышиванием, пристроившись неподалеку от колодезя под вишнею-шпанкой, у которой все ветви облиты красным. Мать в свою любимую работу ушла, сверкая иголкой, снова кому-то рушник готовит, а малышка, приютившись у маминых ног, поглядывает оттуда па нас одним глазом, карим, сторожким, как это бывает у подраненной перепелки, когда она, вынырнув из-под косы, прыгает по стерне, убегая от острой стали, еще надеясь схорониться в каком-нибудь кустике"

а его-то нет, степи уже вокруг во все гоны лежат в снопах.

Глупый птенец, никто же тебе не угрожает...

- Не бойся их,- обращается к дочке молодая хозяйка;

уже направляясь к нам с миской красных блестящих ви-л шен.- Пробуйте, хлопцы. И ты подходи ближе, Настуоя, не пугайся их. Пойдешь в школу, они тебя еще и защищать будут. Будете, хлопцы, защищать ее?

- Будем, будем,- отвечаем хором, твердо убежденные в правдивости своего обещания.

- Теперь у вас, кажется, будет новый учитель? - интересуется Надька.

Верно, будет, из Каменского приехал, охотно рассказываем ей, сейчас школу щеткой белит, а с осени возьмется за нас. Худой такой, веселый да проворный... В школе, по соседству с Андреем Галактионовичсм поселился. Книжек с собой привез целые узлы, да еще на чем - на велосипеде!

Впервые такое никелированное рогатое чудо видит Терновщина. Кто будет хорошо учиться, того новый учитель обещает на велосипеде покатать!..

- Ясно тебе, Настуся? - весело обращается Надька к своей дочурке.- На эту осень я тебя такн запишу в школу, хоть, правда, годики тебе еще не вышли.

- А вы прибавьте,- советует какой-то знаток из нашей пастушьей ватаги, может, даже будущий очковтиратель.

- Нет, обманывать не будем,- отвечает Винниковна,- может, и так примут. Да еще если хорошенько попросим, правда, Настуся? Ты согласна? Пойдем записываться?

Девочка заметно светлеет с лица, сдержанно кивает матери: согласна она. Но ведь такая кроха еще, маково зернышко - не человек. Однако дед ее Роман, должно быть, видит девчонку эту уже большой, потому что, выходя из сада на наш гомон и на ходу снимая с головы пасечнический капюшон с сеткой, первым долом бросает ласковый взгляд на свою любимицу.

- Будет в доме счастье, если жена Настя,- говорит хозяин, и нам, мальчишкам, нравится эта шутка.

Но вдруг девчонка наеживается, как звереныш: что-то завидела... Ага, Мина Омелькович идет, куда-то на Выгуровщину вышагивает, а может, и дальше, на Козельск.

Вероятно, жажда и его одолела, поворачивает прямо сюда, к Романову колодцу. Латаный-перелатаный приближается с торбой, как христарадник с ярмарки, вполне возможно, что, собираясь в район, Мина нарочно вырядился в такое рванье, так как бедность он охотно выставляет напоказ:

носит ее вроде паспорта, превосходством считает, привилегией, чуть ли не заслугой! "Дурак, кто нищеты стыдится,- то и дело просвещает Мина общество.- Это прежде было, а под нынешний мент нищета твоя - это сила!.." Серобурая фуражка, еще, видимо, царских времен, сидит на голове у Мины кандибобером, шея, как у циркового борца, круто втянута в плечи,- все знают, что Мина, хоть ростом и не вышел, но силу в руках имеет такую, что быка повалит.

- Ну, как здесь пчелиный атаман? Все богатеет? - говорит Мина вместо приветствия и, лодойдя к колодцу, бросив торбу, долго пьет из бадьи. Потом, размашисто утершись рукавом, обводит сад бдительным оценивающим взглядом и - к хозяину: - Яблок дашь нарвать?

- Еще зеленые.

- А меду?

- Еще молодой.

- Видите, какой скупердяй! Среди зимы льда не выпросишь! - апеллирует Мина к нам, босоногим, а потом опять давай вязаться к Виннику: - Сознайся, они же и с моей дерезы тебе взяток носят?

- С дерезы - наибольший,- без улыбки отвечает хозяин.

- А то и нет? - хмурится Мина.- С каждого подсолнуха, со всех бурьянов тянут к тебе. Недавно было три улья, а уже вон больше дюжины... Еще и Мамая своего усадил.- Нарисованный на одном из ульев казак-банду рист отчего-то особенно злил Мину Омельковича.- Хитрая харя, угадай, что он думает, тот колдун... Это все он пчел твоих науськивает, чтобы больше носили? Больно уж они у тебя работящие.

- Ленивых среди пчел нет.

- А еще говоришь, без наемного труда обходишься?

И это ты не икс-плуататор? Не стяжатель? Кто батраков заводит, а на тебя, святошу, пчелы батрачат - большая здесь разница?

- Как на меня, большая.

- К тому же и налога с пасеки никакого? Хитро задумано, да только и мы не слепые. Я вот расскажу в рай оне, как у нас здесь умеют маскироваться пчелиные атаманы, как некоторые натягивают на себя Мамаеву личину. Перед всем слетом воинствующих безбожников разоблачу - пусть знают наших святых да тихих...

Мина Омелькович известен у нас как "селькор Око", охотнее всего он пишет в газету "Воинствующий безбожник", хотя в Терновщину эта газета попадает в кои-то веки, когда Мина Омелькович сам ее принесет, чтобы потом крутить на толоке из нее толстенные свои цигарки, заодно угощая каждого, у кого нет для курева фабричной тоненькой бумаги "Прогресс", продающейся в лавке только вместе с кременчугской махоркой.

Угрозы и похвальба Мины Омельковича о том, как он пазоблачит в районе пчелиного атамана, "икс-плуататора", поначалу вызывают у Надьки насмешливую ухмылку, однако спустя какое-то мгновение лицо ее заволакивается тревожным раздумьем. Она смотрит па Мину пристально, изучающе.

- Отчего вы такой злой на всех? - вдруг обращается она к нему. прижимая дитя к подолу.- Вместе с нашим батьком ведь когда-то по заработкам ходили, а теперь... Ну, что вы с ним не поделили? Вот это небо? Так его на всех хватит!

- С такими, как твой отец,- угрожающе отвечает Мина,- мне и на небо будет тесно! Таким и там устрою взбучку! Кубарем будут лететь с небес на грешную землю!

Поняла? Ты, Надька, ученая, скажешь: середняк твой отец.

Это сегодня, в данный мент, середняк, а завтра он кто?

Сегодня на него пчелы трудятся, а завтра он и шмелей приручит, чтобы носили ему со всего света богатства. И все задаром! Знает, кого приручить!..

- Приручай и ты,-сдержанно замечает хозяин.- Илп улья негде поставить? Земли-то революция нам поровну дала, а что ты с нею сделал? Куколь развел?

- Хотя бы и куколь, тебе какое дело? Может, я специально обогащаться не хочу? Вот мое все! - Мина подхватывает торбу.- В толстосумы не мечу! А ты у нас домудришься. Доберемся и до таких, потрясем! Слышишь?

- Не пугай, Мина. Пред законом мы оба равны.

- Извини-подвинься! У меня в кармане вошь на аркане, а ты? В модах купаешься!.. Разжился на чужих гречихах, скоро хату, поди, железом покроешь?

- Покрывай и ты.

- Нет, прежде твою раскрою! И никакие грамоты тебя не спасут!..

Это Мина имеет в виду ту грамоту, которую за подписью самого Петровского Винник Роман получил в позапрошлом году на окружной выставке за достижения в садоводстве и пчеловодстве.

Молчит хозяин. И мы чувствуем себя не в своей тарелке.

- Будет здесь, будет еще делов! - покрикивает Мина, ободрительно поглядывая на нас, мальчишек.- Вот новый Учитель к вам прибыл, на место этого рохли Алэ... Может, хоть этот научит, как нам с оппортунистами бороться!..

И солькор Око еще свое слово скажет. Это здесь из пего посмешище делают, а там, в районе, голос его силу имеет, будьте уверены! Еще возьмет за душу всех, кто на даровщинку наживается. Не рады будут ни садам, ни прудам, ни свосч! "божьей скотинке"...