О всех созданиях – прекрасных и удивительных - Хэрриот Джеймс - Страница 49

• Предыдущая
• 49/76
• Следующая

– О да… ну, разумеется, дело в том, что окси… что старушка бета-окси… Да-да, все она… Без всякого сомнения.

Я обмяк на сидении и решил больше Кармоди вопросов не задавать. За стеклами мелькали каменные стенки, а я мало-помалу смирялся с мыслью, что здесь в машине рядом со мной сидит сверхчеловек. Действовала она на меня несколько угнетающе. Мало ему быть высоким, красивым, полностью в себе уверенным, так он еще и блестящий талант! И к тому же, подумал я с горечью, очень богат, если судить по его виду.

Мы свернули на проселок. Впереди показалась кучка низких каменных строений. Последнее место, где надо побывать до обеда. Ворота были закрыты.

– Лучше подъехать к службам, – сказал я – Вы не…?

Студент выбрался из машины, отодвинул засов и начал открывать створку. Делал он это, как и все остальное, спокойно, неторопливо, с врожденным изяществом. Он прошел перед машиной, и я вновь впился в него взглядом, дивясь его внутреннему достоинству, холодной невозмутимости… и тут точно из воздуха возникла злобная черная собачонка, бесшумно подскочила к Кармоди, с жестоким упоением погрузила зубы в его левую ягодицу и ускользнула.

Никакая, даже самая монолитная невозмутимость, никакое достоинство не выдержат внезапного болезненного укуса в мягкие части. Кармоди взвизгнул, высоко подпрыгнул, прижимая ладонь к ране, и с ловкостью обезьяны вскарабкался на верхнюю жердь ворот. Примостившись там, он дико озирался из-под сползшей на глаза щегольской шляпы.

– …!..!! – взвыл он. – Кой черт…

– Ничего, ничего, пустяки! – успокаивал я его, торопливо шагая к воротам и с трудом подавляя желание броситься на землю и кататься, кататься по ней, слабея от хохота. – Просто собака!

– Собака? Какая собака? Где?! – истошно кричал Кармоди.

– Убежала, скрылась. Я только-только успел ее заметить.

Я поглядел по сторонам, но стремительная черная тень исчезла бесследно, словно ее никогда и не было.

Сманить Кармоди с верхней жерди на землю оказалось не так-то просто, а спустившись, он, прихрамывая, вернулся в машину и так в ней и остался. Увидев болтающиеся лохмотья еще недавно щегольских брюк, я про себя признал, что он имел право бояться нового нападения. Будь это кто-нибудь другой, я бы сразу же без церемоний предложил ему спустить штаны, чтобы смазать укус йодом, но тут слова застряли у меня в горле, и я пошел в коровник, не предложив ему своих услуг.

Когда Кармоди явился в Скелдейл-Хаус после обеда, он вновь стал самим собой. Брюки он сменил и в машине сидел немного боком, но в остальном мне начинало мерещиться, что эпизода с черной дворняжкой вообще не было. Более того, едва мы выехали из города, он с некоторым высокомерием заявил:

– Послушайте, просто наблюдая за вами, я многому не научусь Не могли бы вы поручить мне делать инъекции и все прочее? Мне хотелось бы приобрести практический опыт работы с животными.

Вместо ответа я стал еще внимательнее вглядываться в шоссе сквозь сеточку тонких трещинок в ветровом стекле. Не мог же я прямо признаться, что еще только завоевываю доверие фермеров и некоторые из них относятся к моим способностям с заметным сомнением. Наконец, я перевел взгляд на него.

– Ладно. Диагноз ставить должен я, но дальше, где можно, продолжать будете вы.

Вскоре он вкусил практического опыта. Я решил, что помету двухмесячных поросят не повредила бы инъекция сыворотки против Escherichia coli и вручил Кармоди бутылку и шприц. Он решительно шагнул в гущу поросят, а я с угрюмым удовлетворением подумал, что, может быть, и не помню всех тонкостей, запечатленных в учебниках мелким шрифтом, но вот загонять поросят в самый грязный угол не стал бы. Поросята при приближении Кармоди с визгом вскочили с соломенной подстилки и всем скопом ринулись в вонючее озерцо мочи у дальней стены. Кармоди хватал одного, а остальные метались взад и вперед, окатывая его фонтанами брызг. И к тому времени, когда ему удалось уколоть последнего, щеголеватый костюм был весь в желтых пятнах, и мне пришлось опустить стекла в машине, чтобы выдержать его соседство.

Затем мы отправились на большую ферму среди распаханных полей у подножия холмов, где еще сохранялись рабочие лошади. Несколько стойл в длинной конюшне были заняты, и над каждым красовалась дощечка с кличкой: Боксер, Капитан, Бобби, Душка и Ромашка – в двух последних стойлах, естественно, стояли кобылы. Вызвали нас к Томми, заслуженному мерину, ходившему в упряжи, потому что его опять «заперло».

Томми был мой старый приятель. У него часто бывали легкие колики, завершавшиеся запором, и я подозревал, что где-то у него в кишечнике затаился вяло текущий колит. Однако шесть драхм истина в пинте воды неизменно возвращали ему здоровье, и я сразу же начал взбалтывать желтый порошок в бутылке для вливаний. Тем временем фермер с работником развернули лошадь в стойле, продернули веревку под носовой ремень недоуздка, перекинули ее через балку и вздернули голову Томми повыше.

Я вручил бутылку Кармоди и отступил на задний план. Он поглядел вверх и замялся. Мерин был рослый и задранная вверх его голова оказалась вне досягаемости. Но тут работник молча пододвинул колченогую табуретку, Кармоди взгромоздился на нее и пошатнулся.

Я следил за ним с интересом. Делать вливание лошадям всегда не просто, а Томми истина, несмотря на его целебную силу, терпеть не мог. В последний раз я обнаружил, что он наловчился задерживать горькую жидкость в горле, не глотая. Я успел его перехитрить, ударив в челюсть снизу как раз в ту секунду, когда он уже собрался выкашлянуть лекарство, которое он и проглотил с оскорбленным видом. Но процедура эта, несомненно, все больше и больше превращалась в состязание умов.

И Кармоди с самого начала был обречен. Приступил он к делу неплохо: ухватил мерина за язык и всунул бутылку за зубы, но Томми тут же наклонил голову вбок, и лекарство потекло на пол из уголка рта.

– Молодой человек, все мимо льется! – раздраженно крикнул фермер.

Студент охнул и попытался направить струю в глотку, но Томми уже распознал в нем дилетанта и полностью овладел положением. Искусно поворачивая язык и покашливая, он избавлялся от лекарства, и меня охватила жалость при виде того, как Кармоди балансирует на скрипящей табуретке, а желтая жидкость плещет и плещет на его одежду.

В заключение фермер заглянул в опустевшую бутылку.

– Ну, что-то коняге, может, и досталось, – кисло заметил он.

Кармоди обратил на него невозмутимый взгляд, вытряхнул из рукава несколько капель истина в растворе и широким шагом покинул конюшню.

На следующей ферме я с изумлением обнаружил в себе садистскую жилку. Хозяин славился свиньями крупной белой породы. Он продавал матку за границу, и у нее надо было взять кровь для проверки на бруцеллез. Извлечь несколько кубиков крови из ушной вены сопротивляющейся свиньи – это задача, ввергающая в дрожь и заматерелых ветеринаров, а поручить ее студенту было явной подлостью, но его холодно самоуверенная просьба в начале вечернего объезда словно усыпила мою совесть. Я протянул ему шприц недрогнувшей рукой.

Работник сунул матке в рот веревочную петлю и крепко затянул пятачок, зацепив за клыки. Это обычный способ, вполне безболезненный, но матка принадлежала к тем свиньям, которые не терпят никаких посягательств на свою особу. Она обладала редкой дородностью и, едва почувствовав во рту веревку, разинула его, как могла шире с протяжным обиженным визгом. Силы этот звук был необычайной, а она продолжала тянуть ноту, словно и не думая переводить дух. Перекричать ее нечего было и мечтать – я только смотрел, как Кармоди под этот оглушительный аккомпанемент наложил резиновый жгут на основание уха, протер поверхность спиртом и воткнул иглу в небольшой сосуд, но безрезультатно. Он попробовал еще раз, однако шприц упрямо оставался пустым. Еще две-три попытки – и, чувствуя, что голова у меня вот-вот развалится на куски, я вышел из свинарника в благословенную тишину двора.

• Предыдущая
• 49/76
• Следующая