Шоколад - Харрис Джоанн - Страница 45

• Предыдущая
• 45/64
• Следующая

— Арманда, — выпалил он. — Кажется, я убил её.

Мы в немом недоумении смотрели на него. Он беспомощно развёл руками, словно отгоняя плохие мысли.

— Я хотел вызвать священника, а телефона у неё дома нет, и я подумал, может, он… — Ру резко замолчал. От волнения его акцент усилился, так что казалось, будто он сыплет непонятными иностранными словами, говорит на неком странном наречии из гортанных рычащих звуков, которое можно принять за арабский или испанский языки, или верлан, или загадочную помесь всех трёх.

— Я видел, что она… она попросила меня подойти к холодильнику… там лежало лекарство… — Он опять прервал свою речь, не совладав с нарастающим возбуждением. — Я не трогал её. Даже не касался. Я не стал бы… — Слова с трудом срывались с его языка. Он выплёвал их, словно сломанные зубы. — Они скажут, я набросился на неё. Хотел украсть её деньги. Это неправда. Я дал ей немного бренди, и она просто…

Он умолк. Я видела, что он пытается овладеть собой.

— Так, успокойся, — ровно сказала я. — Остальное расскажешь по дороге. Жозефина останется в магазине. Нарсисс вызовет врача из цветочной лавки.

— Я туда не вернусь, — упёрся Ру. — Я уже сделал, что мог. Не хочу…

Я схватила его за руку и потащила за собой.

— У нас нет времени. Мне нужна твоя помощь.

— Они скажут, что это я виноват. Полиция…

— Ты нужен Арманде. Пойдём, быстро!

По дороге в Марод он мне сбивчиво поведал о том, что произошло. Ру, испытывая угрызения совести за свою вспышку в «Миндале» минувшим днём и видя, что дверь дома Арманды открыта, решил зайти и увидел, что старушка сидит в кресле-качалке в полуобморочном состоянии. Ему удалось привести её в чувство настолько, что она сумела произнести несколько слов. «Лекарство… холодильник…» На холодильнике стояла бутылка бренди. Ру наполнил стакан и влил ей в рот несколько глотков.

— А она взяла… и затихла. И я не смог привести её в сознание. — Его душило отчаяние. — Потом я вспомнил, что у неё диабет. Наверно, пытаясь помочь, я убил её.

— Ты её не убил. — Я запыхалась от бега, в левом боку нещадно кололо. — Она очнётся. Ты мне поможешь.

— А если она умрёт? Думаешь, мне поверят? — сердито вопрошал он.

— Не ной. Врача уже вызвали.

Дверь дома Арманды по-прежнему распахнута настежь, в проёме маячит кошка. Изнутри не доносится ни звука. Из болтающейся водосточной трубы с крыши стекает дождевая вода. Ру скользнул по ней оценивающим взглядом профессионала: «Нужно поправить». У входа он помедлил, словно ожидая приглашения.

Арманда лежала на коврике перед камином. Её лицо блеклого грибного оттенка, губы синие. Слава богу, Ру выбрал для неё правильную позу: одну её руку сунул ей под голову в качестве подушки, а шею повернул так, чтобы обеспечить полную проходимость дыхательных путей. Она неподвижна, но едва заметное колебание спёртого воздуха у её губ свидетельствует о том, что она дышит. Рядом — сброшенная с её колен недоконченная вышивка и опрокинутая чашка с выплеснутым кофе, образующим на коврике пятно в форме запятой. Ни дать ни взять, сцена из немого фильма. Её кожа под моими пальцами холодна, как рыбья чешуя; в прорезях век, тонких, как мокрая гофрированная бумага, виднеется тёмная радужная оболочка. Чёрная юбка на ней задралась чуть выше колен, открывая постороннему взору алую оборку. При виде старых больных коленок в чёрных чулках и яркой шёлковой нижней юбки, надетой под невзрачное домашнее платье, меня вдруг пронзила острая жалость к старушке.

— Ну? — рыкнул в волнении Ру.

— Думаю, выживет.

В его глазах — недоверие и подозрительность.

— В холодильнике должен быть инсулин, — сказала я ему. — Наверно, это лекарство она и просила. Быстро давай его сюда.

Своё лекарство — пластмассовую коробочку с шестью ампулами инсулина и одноразовыми шприцами — она хранит вместе с яйцами. На другой полочке коробочка трюфелей с надписью «Небесный миндаль» на крышке. Кроме конфет, продуктов в доме почти нет. Открытая банка сардин, остатки мелко рубленной жареной свинины в жирной бумаге, несколько помидоров. Я ввела ей препарат в вену на руке. Это я умею. Когда состояние матери начало резко ухудшаться в связи с болезнью, которую она пыталась излечить множеством методов нетрадиционной терапии — акупунктурой, гомеопатическими средствами, ясновидением, — мы всё чаше стали прибегать к старому испытанному способу — морфию. Покупали его на чёрном рынке, если не могли достать рецепт. И хотя мать не жаловала наркотики, она была счастлива, когда боль утихала, и, обливаясь потом, жадно смотрела на башни Нью-Йорка, плывущие перед её глазами, словно мираж. Я приподняла Арманду. Кажется, она лёгкая, как пёрышко, голова безвольно болтается. На одной щеке следы румян, отчего лицом она похожа на клоуна. Я зажимаю её застывшие негнущиеся руки между своими ладонями, растираю суставы, грею пальцы.

— Арманда. Очнись. Арманда.

Ру стоит растерянный, в замешательстве и одновременно с надеждой во взоре наблюдая за моими действиями. Пальцы Арманды в моих ладонях словно связка ключей.

— Арманда, — громко и властно говорю я. — Тебе нельзя сейчас спать. Очнись.

Наконец-то. Едва уловимый трепет тела, звук, похожий на шорох листьев:

— Вианн.

В следующую секунду Ру уже на коленях возле нас. Лицо пепельное, но глаза сияют.

— Ну-ка повтори, упрямая карга! — Его облегчение настолько велико, что даже больно смотреть. — Я знаю, ты в сознании, Арманда. Я знаю, ты меня слышишь! — Он обратил на меня напряжённый нетерпеливый взгляд и, почти смеясь, спросил: — Она ведь заговорила, да? Мне не померещилось?

— Она сильная, — ответила я, качнув головой. — И ты пришёл как раз вовремя, а то она провалилась бы в кому. Скоро укол начнёт действовать. Продолжай говорить с ней.

— Хорошо. — Он начал говорить, немного сердито, задыхаясь и пристально всматриваясь в её лицо в надежде увидеть в нём признаки сознания. Я продолжала растирать её руки, чувствуя, как они постепенно теплеют.

— Не шути так с нами, Арманда. Ишь чего удумала, старая ведьма! Ты же здорова, как лошадь. Тебе ещё жить да жить. К тому же я ведь только что починил твою крышу. Неужели я пахал ради того, чтобы всё это досталось твоей дочери? Я знаю, ты слышишь, Арманда. Ты же меня слышишь. Чего ты ждёшь? Хочешь, чтобы я извинился? Ладно, извини. — По его лицу струятся слёзы. — Ты слышала? Я извинился. Я — неблагодарная скотина, извини. А теперь очнись и…

— …орун проклятый…

Ру умолк на полуслове. Арманда издала сдавленный смешок. Её губы беззвучно зашевелись, взгляд блестящих глаз стал осмысленным. Ру взял её лицо в свои ладони.

— Напугала тебя, а? — Голос у неё невероятно слабый.

— Нет.

— Напугала. — Это сказано удовлетворённым шаловливым тоном.

Тыльной стороной ладони Ру отёр глаза.

— Ты ведь ещё не расплатилась со мной за всю работу, — надтреснутым голосом произнёс он. — Вот я и испугался, что так и не получу своих денежек, только и всего.

Арманда усмехнулась. Она постепенно набиралась сил, и нам общими стараниями удалось поднять её и усадить в кресло. Бледность ещё не сошла с её лица, сдувшегося, словно гнилое яблоко, но взгляд был ясный и живой. Ру повернулся ко мне, и я впервые со дня пожара увидела непринуждённое выражение на его лице. Наши ладони соприкоснулись. На долю секунды в воображении промелькнули его черты в освещении луны, изгиб голого плеча на траве, я ощутила слабый аромат сирени… Мои глаза распахнулись в глупом удивлении. Ру, должно быть, тоже что-то почувствовал, ибо он отшатнулся от меня, как ошпаренный.

Арманда тихо хмыкнула.

— Я попросила Нарсисса позвонить врачу, — сообщила я ей с деланой беспечностью. — Он будет здесь с минуты на минуту.

Арманда посмотрела на меня, мы обменялись понимающими взглядами. Интересно, насколько глубоко она видит? — уже не в первый раз задалась вопросом я.

• Предыдущая
• 45/64
• Следующая