Чернильный орешек - Хэррод-Иглз Синтия - Страница 31
- Предыдущая
- 31/100
- Следующая
– Нет-нет! Никакого света! – воскликнула она громко. – Они же увидят, они найдут нас! Ах, ты на их стороне, ты хочешь, чтобы они нашли нас! Ты – один из них!
– Нет-нет, Сабина, разумеется, нет. Я на твоей стороне, – поспешил успокоить ее Гамиль, уже чувствуя себя увереннее: ведь их голоса должны были разбудить слуг, и ему недолго оставалось быть с ней наедине.
– Они найдут нас, а потом они отберут у нас это! Никакого света, нет! Энтони! Не позволяй им забрать это! Гамиль, нет, не делай этого!
Ему удалось захватить оба ее запястья в одну руку, а другой он тем временем дотянулся до кремня, и теперь Сабина просто визжала во весь голос. «Отберут это у нас? – смутно подумал он. – Возможно, это ее давние фантазии о том, что какой-то другой претендент отнимет у нее Уотермилл?» Гамиль отбросил нож, который она дала ему, но Сабина, с силой вырвав свою руку, потянулась к лезвию… Так где же эта подмога-то? За дверью послышались звуки голосов, и вот уже слабый отблеск свечи озарил дверь снизу.
– Эй там, да помогите же! – закричал он как раз в тот момент, когда лезвие, просвистев мимо его уха, ударилось о подушку прямо за его головой.
Теперь уже Сабина оказалась на нем, а он ухватил ее освободившуюся руку и стал выворачивать, стараясь удержать подальше от своего лица. Да это же и впрямь сумасшествие какое-то – ударить его в лицо ножом! Ведь нормальный человек метил бы в горло или в сердце… А сейчас она еще пыталась и укусить его, словно бешеная собака. Но дверь уже распахнулась, свет свечей хлынул в спальню, и со всех сторон появились слуги, вооружившиеся тем, что попало под руку.
– Помогите мне! – закричал Гамиль. – Госпожа заболела. Только осторожнее… берегитесь! У нее нож!
Даже после того, когда множество рук пришло ему на помощь и нож был отброшен, Сабину было трудно усмирить. Она боролась, как дикий зверь, крича во всю мощь своих легких. Никто, конечно, не хотел причинить Сабине боль, поэтому справиться с ней оказалось еще сложнее. И все-таки в конце концов одна из женщин додумалась сдернуть с нее шаль, которую Сабина впопыхах накинула на плечи, а потом связать обезумевшую хозяйку. После этого она несколько успокоилась, а затем разразилась душераздирающими рыданиями, хлопнувшись на пол и катаясь по нему из стороны в сторону. Все присутствующие хранили молчание, стыдливо пряча глаза, и чувствовали себя неловко от смущения и жалости.
Гамилю пришлось как-то сгладить тяжелое впечатление от случившегося.
– Она нездорова, вот ей и чудится разное… Отведите госпожу в ее комнату со всей подобающей заботой. Одну не оставляйте. Двое из вас должны неотлучно находиться при ней. Делайте это по очереди. И дайте ей сонный порошок в вине. Проследите, чтобы в постели у нее была свежая простыня. Осмелюсь предположить, что в этом не возникнет необходимости, но мы должны позаботиться о ней ради ее же блага. А к утру, возможно, ей будет лучше.
Последние слова он произнес без особой убежденности. Слуги с печальными лицами унесли из его спальни рыдающую женщину, оставив Гамиля в недоумении. Что же ему теперь делать? Он чувствовал, что следовало бы раньше обратить внимание на ее чудачества. Правда ли, что некоторые члены этого семейства страдали сумасшествием, как говорили люди? Та же самая кровь, кровь Чэпемов, текла и в его венах, текла от его матери, хотя выглядела она вполне нормальным человеком. Но ведь был же еще и Энтони, этот идиот, да и Зафания с Захарией тоже не без чудинки, чего стоит одна их безумная страсть к путешествиям и упорное нежелание возвращаться домой. А еще Руфь с Малахией, которые жили в своем Шоузе одни-одинешеньки, почти затворниками, да и Мэри-Элеонора, куда более спокойная и послушная, чем нормальный ребенок, не скрывала ли и она в себе семена этого страшного недуга? Слава Богу, что у Сабины и Захарии никогда не было детей. Остаток ночи Гамиль все время беспокойно метался и вертелся. Когда же ему удалось уснуть, сны его наводнили отвратительные чудовища.
Осень была особенно хлопотной порой для Мэри-Эстер, поскольку наряду со всеми ее прочими непрекращающимися круглый год делами ей приходилось заниматься урожаем. Необходимо было рассортировать и отложить про запас яблоки и груши, прочие же фрукты и ягоды следовало засушить, разлить по бутылкам в виде соков или наварить из них варенье. Надо было также подготовиться к забою скота на зиму, заготовить рыбу сушеную, консервированную, соленую и маринованную; убрать на хранение яйца; позаботиться об овощах; запастись дровами, сложив их в штабеля таким образом, чтобы топливо осталось сухим, а штабеля не обрушились, когда поленья станут вытаскивать для растопки. Следовало еще, конечно, очистить, вымыть, а потом снова наполнить шкафы для припасов. Зимняя одежда тоже требовала хозяйского внимания: ее чистили, чинили, проветривали во дворе. Служанки меняли постельные занавеси и шторы на окнах, трубочисты проверяли дымоходы, пополнялись запасы сухой пищи в преддверии долгой зимней изоляции.
И тем не менее в одно свежее и солнечное октябрьское утро Мэри-Эстер неслась на Психее через Стрэй в сторону «Зайца и вереска», торопясь проведать дядюшку Амброза. В искрящемся воздухе Психея приплясывала и вставала на дыбы выше обычного, и новые украшения на уздечке подрагивали с каждым броском лошадиной морды. Эти украшения были подарком Эдмунда: темно-розовые коралловые бусинки, нанизанные на золотые цепочки, которые в свою очередь свешивались с золотой розетки. Они напоминали гроздья красной смородины. В выборе таких вот прелестных вещиц для своей супруги Эдмунд был просто гением, но он едва ли не с грубостью отвергал ее благодарность, так что Мэри-Эстер приучилась не докучать ему своей пылкой признательностью. Пес мчался впереди, задрав хвост и опустив нос, а Нерисса скакала немного позади и куда степеннее хозяйки: она держала корзину, полную всякой снеди, которую везла Мэри-Эстер, чтобы порадовать своего дядюшку.
– Твой приезд для меня самое лучшее лекарство, – сказал ей дядя Амброз, когда впустил Мэри-Эстер в свою маленькую комнатку под самой крышей. – Подойди поближе, мой цыпленочек, пока я еще могу тебя видеть. – Весь этот год его зрение ухудшалось. Предметы и люди теряли свои очертания, пока они не оказывались у него под самым носом. – Что это такое на тебе надето? Ох, да ты просто очаровательна! И как же ты называешь этот цвет?
– Он называется мускусно-розовым, – рассеянно ответила Мэри-Эстер. – Дядюшка Броз, я уверена, что ты не ешь толком: с прошлой недели ты еще похудел. Ты должен лучше заботиться о себе. Я тут тебе привезла кое-что вкусненькое, только что проку возить это, если ты в рот ничего не берешь?
– Присядь вот сюда на постель, моя птичка, и подержи мою руку. Вот так-то лучше. А теперь я торжественно клянусь съесть все твои гостинцы.
– Отлично… тогда можешь начать вот с этих медовых сот. Мы их только вчера взяли из улья. А вот еще, смотри, кувшинчик с медом, немного лимонного сыра моего собственного изготовления, варенье из черной смородины – оно хорошо при насморках и простудах, так что ешь побольше, дядюшка Броз. Вот отличный гусиный жир, вот пирог с мясом – Джекоб испек его специально для тебя, вот немного абрикосов, которые ты так любишь, тут еще сушеный фиги… так, а это половина окорока и три копченых форели – уж это ты непременно съешь сегодня вечерком: я знаю, как ты их любишь… вот лепешка, испеченная на свином сале, и… что же еще? Я уж и не помню… ах да, ну конечно же! Это тебе послала Гетта, и если бы я забыла, то не миновать мне страшной беды. Вот, гляди-ка, пирожок, который она испекла сама, хотя Джекоб наверняка ей помогал. Вот по этим отметинкам пальчиков ты можешь догадаться, что это ее работа. Представь себе, дядюшка Броз, – Джекоб позволяет этому ребенку крутиться на своей драгоценной кухне!
– Ну, Гетта – она такой румяный пухленький воробушек, что я готов представить что угодно, – ответил Амброз. – Девочка целый день напролет все щебечет и щебечет, так смело подходит ко всем и требует их любви, причем, заметь, почти не ожидая отказа, чему же удивляться, если она находит эту любовь повсюду, куда бы ни пошла? Она мне напоминает тебя, когда ты была в ее возрасте. – Он потянулся вверх шишковатой подагрической рукой и нежно погладил один из ее темных локонов. – Ну, а как поживает наша мамаша-воробьиха? Как же ты находишь время навещать больного старика при всех своих неотложных делах? Да еще привозить все эти замечательные дары? Вид у тебя бледный, моя голубушка. Не сомневаюсь, ты слишком уж много трудишься.
- Предыдущая
- 31/100
- Следующая
