Каприз мечты (Обещанный рассвет) - Хэтчер Робин Ли - Страница 1

Плантация «Туин Уиллоуз», штат Джорджия, март 1867 года.

– Пойдем, здесь ничего нам больше не принадлежит.

Такер Брениген заботливо взял мать за руку и вывел из дома на веранду.

Харлей Симмонс, сидевший в кресле, поднялся, снял шляпу, обнажив редеющие каштановые волосы, и небрежно поклонился:

– Добрый день, миссис Брениген.

– Мистер Симмонс.

Морин Брениген отошла от сына. Ее слова звучали с обманчивой вежливостью; только Такер мог расслышать нотки пренебрежения в этом негромком спокойном голосе:

– Надеюсь, вы все найдете в полном порядке.

– Меньшего я не ожидал, мэм.

– Осталось отдать это.

Она уронила ему в руку связку ключей.

Харлей кивнул удовлетворенно: лицо расплылось в широкой улыбке.

Морин повернулась спиной к новому хозяину прежде, чем тот успел сказать что-то еще. Ее зеленые глаза встретились с глазами сына, и тот заметил блеск не пролитых слез и дрожь подбородка, но знал, что мать никогда не позволит себе заплакать перед этим «грязным мародером».

Такер помог матери спуститься с крыльца и подвел ее к скромному кабриолету, где уже сидели его сестра и тетка.

– Будь я здесь главной, убила бы этого трусливого, жалкого…

– Шеннон!

Предостерегающий окрик Морин ясно дал понять, что она не потерпит никаких разговоров на эту тему.

Старшая из братьев и сестер Такера, двадцатилетняя Шеннон Брениген крепко обняла мать, поднялась в кабриолет и взяла в руки поводья.

– Все равно, убила бы, – мрачно проворчала она.

Такер протянул руку престарелой двоюродной бабушке.

– Вам лучше поскорее отправляться, тетя Юджиния, – сказал он. – Уже поздно.

Старая женщина взглянула на него слезящимися глазами.

– Ты не мог бы день-другой пожить у нас в Атланте, Такер?

– Вы же знаете, это невозможно.

– Шеннон должна была поехать с вами. Голос Юджинии дрожал.

Такер понимал, что имеет в виду тетка. Юджиния Годвин, слишком старая, чтобы выдержать утомительное путешествие на запад, оставалась в Атланте, месте, переставшем быть ее домом. Это был совершенно не тот юг, который она знала. Шеннон вызвалась остаться в Джорджии, чтобы ухаживать за теткой отца, и Юджиния чувствовала себя виноватой в том, что все еще цепляется за жизнь в восемьдесят семь лет.

– Мы любим вас, – мягко сказал Такер и поцеловал ее в морщинистую щеку.

Юджиния, кивнув, позволила усадить себя рядом с племянницей.

Такер наклонился к сестре.

– Шеннон, мы напишем, как только доберемся до Бойсе.

– Не беспокойся за меня, Так. Мы с тетей прекрасно проживем вместе.

Когда Такер поцеловал девушку, его синие глаза подозрительно повлажнели.

– Янки не победили Бренигенов, чтобы они ни говорили и как бы ни хвастались.

Такер отвернулся, прислушиваясь к скрипу колес, означавшему, что сестра и тетка наконец-то тронулись в путь.

Звук причинял почти физическую боль, ощутимо знаменуя медленный распад семьи, разрывы родственных связей.

Взгляд его упал на одинокого всадника, сидевшего на длинноногом гнедом мерине. Вот и еще один листок падает с могучего некогда дерева, и Такер не в силах ничего предпринять.

С тяжелым сердцем он подошел к брату. Красивое юное лицо Делвина исказила горькая усмешка. Такер остановился в нескольких футах от брата:

– Может, все-таки передумаешь?

– Нет. Остаюсь здесь. Не побегу, поджав хвост.

– Тебе только семнадцать, Делвин.

Все это Такер много раз повторял раньше, надеясь переубедить мальчика.

– Многие, ничуть не старше меня, сражались и умирали за Юг.

Такер почувствовал, что теряет терпение:

– И что принесло нам все это кровопролитие? Крах. Горечь. Бедность.

– И причина всему – янки.

– Нельзя во всем винить только их.

Такер отвечал, не прислушиваясь к тому, что говорит. В конце концов, это всего лишь слова. В глубине души он сознавал – слишком поздно. Слишком поздно для Делвина. Слишком поздно для отца. Слишком поздно для них всех.

Угольно-черные глаза Делвина бешено сверкнули.

– Когда мы снова увидимся, я передам тебе документы на право владения «Туин Уиллоуз».

Плечи Такера устало опустились, словно в нем не осталось больше сил бороться и возражать. Он страстно хотел, чтобы между ним и братом возродилась былая близость… Но слишком много лет прошло, слишком много битв пережито…

– Только не позволяй ненависти ослепить себя, Делвин. Бессмысленно биться головой о кирпичную стену; этим ты лишь ускоришь собственную гибель. И когда, наконец, увидишь, что не можешь выиграть, прошу, умоляю, забудь о гордости и приезжай к нам в Айдахо.

Такер, помолчав, оглянулся на мать и младших брата и сестру.

– Ты не попрощаешься с ними?

– Я уже сделал это. Нет смысла тянуть. Такер кивнул и быстро направился к экипажу.

– Мы никогда не вернемся? – со слезами в голосе спросила семилетняя Фиона.

Такер поцеловал спадавший на лоб темно-рыжий локон:

– У нас будет новый красивый дом на Западе, Фиона. Подумай только, сколько приключений нас ожидает! А как только устроимся, купим тебе пони и достанем котенка.

– Котенка? В самом деле, Так?

– Обещаю.

Так поднял девочку, устроил на кожаном сиденье и взглянул на девятилетнего брата Нила.

По контрасту с гневом Шеннон, горечью Делвина и слезами Фионы, лицо Нила выражало одно лишь возбуждение. Сверкая черными глазами, он спросил:

– Можно я сяду с Моузом? Хоть ненадолго? Он умоляюще смотрел то на мать, то на брата:

– Пожалуйста, Моуз не будет возражать. Правда, Моуз?

Кучер – уже не раб, он все-таки больше чем просто слуга, – покачал седеющей головой и улыбнулся:

– Он может ехать со мной до самого Нового Орлеана, пока не придет время расставаться.

– Ну что ж, тогда, полагаю, все в порядке, – улыбнулся Такер, взъерошив черные как смоль кудри мальчика. – Взбирайся на козлы.

Нил, тоже расплывшись в улыбке, вскарабкался на козлы, по-мальчишески равнодушный к драматизму момента. Такер от души пожалел, что не может так же легко относиться к происходящему, и, не в силах сдержаться, вновь повернулся к матери. Морин в последний раз посмотрела на здание из красного кирпича, бывшее домом для трех поколений Бренигенов. Такер проследил за взглядом матери.

– Мы действительно никогда больше не увидим «Туин Уиллоуз»[1], сынок? – тихо спросила она.

– Да, мама, никогда.

– Все равно название теперь не подходит, ведь ив больше нет. Помню ясно день, когда их срубили. Стояла ужасная жара. Ты сражался с генералом Ли в Виргинии, а отец и Грейди были в Атланте. Явились янки и взяли все, что не было прибито гвоздями к стенам и к полу, а остальное поломали и сожгли. И заодно они уничтожили ивы.

Руки Такера чуть крепче сжали хрупкие плечи матери. Он знал: настало время распроститься с горечью, как уже было сказано Делвину. Но иногда…

– Фаррел всегда говорил, что когда-нибудь мы посадим новые.

– Обязательно, – кивнула Морин, чувствуя, как судорожно сжимается горло. – Только не здесь.

Взгляд матери скользнул дальше, к тому месту, где находилось семейное кладбище.

– Война изменила твоего отца. Он был таким сильным, веселым и добрым… Я навсегда запомню Фаррела таким.

Она коснулась платочком носа:

– Твой отец… Грейди… Как больно оставлять их здесь. Ты так и не увидел, как вырос твой брат. Ты и Грейди…

Морин смолкла, глотая слезы.

– Я знаю, мама.

– Боже, я совсем как Фиона, – вздохнула мать, распрямив плечи. – Ничего, нам полезно пережить новые приключения. Знаешь, сынок, я никогда не была дальше Атланты. Пора взглянуть на новые места.

Пальцы Морин коснулись руки сына, и она прошептала:

– Ты сделал все, что мог, Такер. Твой отец всегда гордился тобой. Ты такой прекрасный сын!