Каприз мечты (Обещанный рассвет) - Хэтчер Робин Ли - Страница 24

– Спокойной ночи!

– Мэгги! Подожди!

Девушка оглянулась. Такер встал, и девушка остро ощутила его напряженный взгляд, хотя в темноте не было видно его глаз.

– Ты многого не рассказала мне. Может, я сумел бы лучше помочь, если бы больше знал о тебе. Почему ты не поговоришь со мной, не скажешь правду?

Терпение девушки наконец лопнуло.

– Правду! – прошипела она, резко повернувшись к Такеру. – Ты желаешь услышать правду!

Шагнув ближе, она наклонилась над огнем.

– Ну так вот тебе правда! Ни ты, ни кто другой не помешает мне добраться до Орегона. Вы с моим дядюшкой можете строить любые планы, заключать любые соглашения, но мы не собираемся жить в Айдахо ни при каких обстоятельствах. Я не нуждаюсь в твоей помощи. Если даже мистер Сэндерсон не сумеет ничем нам помочь и если я даже неправа по поводу завещания папы, даже если мистер Сэндерсон умер, ничто, слышишь, ничто, ни на небе, ни на земле, не заставит меня вернуть Рейчел Сету Харрису. Я скорее умру.

Серые глаза Мэгги сверкали бешенством, но в ярости она была еще красивее. В эту минуту Такер забыл о том, как лгала Мэгги, чтобы попасть в караван, и что она оказалась племянницей Сета Харриса. Он почти не слышал и с трудом понимал ее гневные речи.

Такер одним прыжком обогнул костер, схватил ее за руки, притягивая к себе, заглушая протесты жгучим и пламенным поцелуем, в котором не было ни капли нежности: рот хищно впивался в ее губы, пальцы правой руки запутались в волосах Мэгги, вынуждая ее откинуть голову, а левая рука еще сильнее прижала ее к мускулистой груди. Он ощущал неровный стук ее сердца под упругим холмиком.

Сначала Мэгги сопротивлялась, но внезапно затихла и замерла. И ответила на поцелуй, растаяв в его объятиях, обвив руками шею Такера. Огонь, пылавший в ее глазах, перекинулся на ее губы, грозя спалить сердце Такера, а раскаленная кровь бурлила в жилах. Оглушающее, неведанное никогда в жизни желание взорвалось в Такере.

Если он не остановится сейчас, значит, не остановится вообще.

Руки Такера легли на плечи девушки, и, тяжело вздохнув, он твердо отстранил ее. До него доносилось ее прерывистое дыхание, звучащее почти в такт его собственному. Ее глаза напоминали низко нависшие грозовые облака, темные, таинственные, угрожающие.

Его сбивали с толку многие вещи, когда речь шла о Мэгги, но единственное, что не смущало его – желание, которое она будила в нем. Он хотел ее больше, чем любую женщину на свете, и эта страсть усиливалась каждый раз, когда он видел ее. И то, что он потерял над собой контроль и поцеловал ее, еще ухудшало положение вещей.

Такер страстно желал, чтобы существовало какое-то простое объяснение его чувств к ней. Он поклялся, что ни одна женщина не сделает больше из него дурака. Но Мэгги! Он все время думал о ней, находясь наедине с собой. Она лгала ему, но даже это он был готов простить. Если бы Такер только смог уговорить Мэгги рассказать ему все…

Тишину ночи внезапно нарушила громкая пощечина. Ладонь Мэгги с треском опустилась на щеку Такера.

– Никогда больше, Такер Брениген, – прошептала она, – никогда больше не дотрагивайся до меня.

Он потянулся к ней, но было поздно. Мэгги повернулась и в вихре юбок исчезла в темноте.

В Такере взыграла ярость. Будь она проклята! При чем тут он? К чему злиться именно на него? Разве он не сделал все, чтобы помочь ей? Не дал убежище, еду и место в фургоне, чтобы добраться до Орегона? Не защитил от этого гнусного животного, дядюшки? А ведь мог попросту отказаться от нее и Рейчел. И это вся благодарность за заботу? За любовь?

А ведь он вправду любил ее. Слишком любил. Обыкновенный здравый смысл подсказывал ему оставить Мэгги в покое, позволить гневу выжечь все чувства к ней.

Но тут Такер вспомнил о том, как целовал ее всего несколько минут назад. Он понял – она испытывала то же, что и он. И в своей невинности хотела его так же сильно, как он желал ее. Только Такер знал, что одних поцелуев в темноте ему недостаточно.

– Каковы бы ни были твои секреты, – тихо сказал Такер, глядя на то место, где только что стояла Мэгги, – я собираюсь раскрыть их. До нашего расставания еще больше тысячи миль.

Повернувшись, он поднял чашку с кофе, сделал глоток и выплеснул оставшуюся жидкость в костер, подняв при этом сноп искр. Нет, для них обоих даже тысячи миль недостаточно.

Морин Брениген лежала в фургоне на жесткой постели, глядя на парусиновую крышу. Ночь была жаркой, и сон никак не приходил. Морин думала о «Туин Уиллоуз», Фарреле и Грейди, Шеннон и Делвине. Потом вспомнила о Дэвиде, и глаза ее неожиданно широко раскрылись, а рука потянулась к сердцу.

Да ведь Дэвид Фостер ухаживает за ней!

И следующая мысль оказалась столь же удивительной.

Морин это нравится!

Она часто размышляла над этим в последующие дни, шагая рядом с фургоном вдоль берега Платт-Ривер. Вдали, к северу и к югу от реки, к небу поднимались остроконечные утесы из песчаника. Деревья встречались только на речных песчаных островках. Земля казалась странной, неприветливой, и животные, которыми кишели прерии, тоже были необычными: антилопы, буйволы, койоты, черные медведи и неизменные луговые собачки.

По вечерам женщины, мужчины и дети собирали высохший буйволовый помет и копали ямы, чтобы разжечь костры, иначе сильный ветер мгновенно тушил огонь. Оказалось, что железные печки и жаровни здесь бесполезны. Попытки испечь хлеб требовали импровизации и таланта, и женщины в караване Фостера демонстрировали необыкновенное воображение и изобретательность.

Путешествие продолжалось, и мало что прерывало монотонность бесконечных дней. Однажды на горизонте показались индейцы, а два дня спустя несколько краснокожих подъехали, чтобы обменять буйволовое мясо на табак и одежду. Ось фургона семьи Маккаллоу сломалась, и пришлось остановиться, чтобы починить ее, а с фургона Эдамсов слетело колесо. Переселенцы выезжали на охоту, но на плоской равнине им трудно было скрыться, и охотников можно было видеть отовсюду. Мужчины привозили много дичи, а на долю женщин выпадало попытаться сделать мясо съедобным, что было почти невозможно, если речь шла, например, о луговых собачках.

И каждый раз при виде Дэвида Морин охватывало восхитительное чувство первооткрывателя, предвкушение необыкновенного сюрприза, чего-то необычного, что вот-вот произойдет на склоне жизни.

Она, кажется, влюбилась.

Морин выпрямилась, потянулась, чтобы расправить ноющие мышцы, вытерла пот со лба и поглядела на запад. Солнце все еще стояло над горизонтом, словно не желая уступать трон ночному светилу. Небо выцвело, став из лазурного бледно-пепельным, но жара по-прежнему держалась, поднимаясь от перегретой земли. Морин устала и задыхалась, но еще нужно было сделать немало, прежде чем можно было отправиться на покой. Запеченные куски мяса антилопы уже коптились над огнем, кукурузные лепешки жарились в смазанной жиром сковороде.

Немного передохнув, Морин начала месить тесто для пирога с сушеными яблоками. Мэгги и Нил кормили скот, а неразлучные Рейчел и Фиона вместе с другими детьми отправились поискать топлива для костра. Такер, если догадки Морин были правильными, маячит где-то поблизости, не спуская глаз с Мэгги.

Морин задумчиво покачала головой. Хотела бы она знать, что происходит между этими двумя. Когда они рядом, можно почти физически ощутить напряжение в воздухе, словно перед грозой. Чувства Такера к Мэгги вполне понятны – он попросту влюбился в девушку. Но Мэгги… что-то изменилось в ней с момента появления дяди. Если перед этим дверь слегка приоткрылась, позволяя людям узнать девушку поближе, то теперь снова захлопнулась. Мэгги держалась в стороне, почти не разговаривала, каждый день упрямо выполняя свои обязанности. Что-то не давало покоя девушке, доводило до отчаяния.

– Поздний ужин, миссис Брениген?

– Что?

Не совсем очнувшись от глубокой задумчивости, Морин обернулась и увидела Дэвида, только что появившегося в лагере.