Ричард – львиное сердце - Хьюлетт (Юлет) Морис - Страница 3
- Предыдущая
- 3/80
- Следующая
Он ущипнул ее за щеку и весело взглянул на нее, торжествуя победу своего красноречия. Опасно было вызывать в нем дьявола: Жанна не посмела даже оглянуться на него. Убедительно и медленно она ответила:
– Да, Ричард! Да, мой король! Так уж подобает, чтобы король брал за себя сестру короля, а Жанна пусть себе идет в свой хлев. Орлам не пристало гнездиться с сычами.
В ответ он обхватил ее всю и прижал к своей груди.
– Никогда в жизни! Никогда! – клялся он, подняв голову к небу. – Как верно то, что Бог жив и царствует над нами, так верно, что ты будешь жить и царствовать, о моя королева, о моя роза Пикардии.
В тот вечер она больше не пыталась разубеждать Ричарда: она боялась, что это еще больше обострит его страсть и заставит героя прибегнуть к крутым мерам, лишь бы поставить на своем.
Сторожевые огни в городе Лювье дрожали и рассеивались к северу. В Темной Башне не пришлось зажигать свечей.
На другой день они проснулись с зарей. Ветер развеял сонмы туч. Чистое желтое небо стояло, словно огненное, но холодное море. Наступало начало бабьего лета для едва пробудившегося солнца, для поредевшего тумана, который тянулся над болотом, для росистых, вновь оживленных цветов, для воздушной синевы и для жнецов, в которых загорались вновь надежды. В то время, как юный граф Евстахий еще сладко похрапывал в своей постели, а Мило был занят своим Sursum Corda [6], Ричард взял Жанну за руку:
– Пойдем со мной, моя любовь! Целый Божий день у нас впереди, и целое пустое королевство для прогулок. Пойдем, роза моя алая. Я посажу тебя в цветы.
Что могла сделать Жанна? Только одно – глубже уйти в свои затаенные думы.
Он повел ее в поле, где цветы давали полный простор песням, и нарвал их побольше, чтобы ими украсить ей голову и грудь. Из колокольчиков, таких же синих, как ее чистые глазки, он делал пучочки. Но осень любит покрывать все желтой краской: и Жанна вся покрылась точно позолотой. На возвышении, словно на троне, сидела она, как он сам посадил ее. Но глаза ее были опущены, а личико пылало в то время, как он поклонялся ей, как кумиру своей мечты. Вряд ли он рассуждал о будущем, но ей все еще чудились дымящиеся огни в Лювье: она знала, что они заставят ее трепетать от ужаса опять целую ночь. Несмотря на это, кротость и терпение, неизменная вежливость и смирение ни на минуту не изменяли ей: они, как светлые ручьи, вырывались из ее души и сливались в одну реку. Ричард воздавал ей восторженное поклонение.
– Королева Жанна! – восклицал он, крепко обвивая ее стан. – Был ли когда в мире человек, благословенный от Господа такой милостью, как я, с тех пор, как Бог сказал: «Се матерь твоя!» А ты ведь для меня все равно, что мать, о нареченная моя! Да, ты будешь невестой и королевой!
Это было уж чересчур. Жанна положила ему на голову свою ручку и сказала, как бы жалея его за дикий нрав:
– Ричард мой, Ричард Да и Нет!.. Это прозвище резануло его слух.
– Никогда не называй меня так! – остановил он ее. – Предоставь это Бертрану де Берну [7]: дураку и дурацкие слова!
– О, если б я могла! Если б я могла! – думала Жанна и вздыхала.
На глазах ее выступали слезы при мысли, как она должна охладить его великодушные порывы и расстроить ее собственную славу. Но это все-таки не отклонило ее от дела, которое ей предстояло. А он, полный восторженного возбуждения, принялся петь песню юга; «Al'entrada del terns clair, eya!» [8]
В порыве сердечных ласк, когда волосы их сплетались, когда они приникали друг к другу, трудно было найти между ними большие несходства. Ее родной брат Евстахий меньше походил на Жанну по росту, сложению и золотистым волосам, нежели Ричард. Наружность Жанны вы уже знаете, но Ричарда – еще нет. Хотите знать телесные качества этого сына короля и наследника престола?
Коротко сказать, это был высокий молодой человек со свежим и спокойным лицом, с прямым носом, с голубыми глазами, сухощавый, гибкий, проворный. Он был одновременно смел и осторожен, горяч и холоден, как лед, – такое же странное соединение, как эта смесь в нем свойств нормандского пса и анжуйской кошки. Он не подкрадывался исподтишка, но всегда, казалось, был готов к смелому прыжку. Не дикий от природы, он был способен на дикие поступки; не жестокий, он быстро отвечал на оскорбление и не упускал к тому случая. Он был не мошенник и не сумасшедший, но в нем была хитрость первого и отчаянность второго, если только это возможно. Велика была его надменность, но улыбка скрывала ее, больше всего проглядывала она в его полусонном взгляде. Пороков у него было много, слабостей – только две: он слишком полагался на свою силу и презирал всех. Не то, чтобы он считал всех подлыми рабами: он просто был уверен, что все люди – дураки. Конечно, большая часть их были дураки, но не все.
На первый взгляд Ричард вызывал восхищение: высокий рост, чудный цвет лица, рыжевато-золотистые волосы, остроконечная бородка, придававшая подбородку кошачье выражение, сжатый рот и холодный сосредоточенный взгляд, гордо поднятая голова и шея, мягкие движения все в нем напоминало леопарда, но леопарда, когда он охотится. Он каждую минуту был готов ударить врага, но зато готов был и каждую минуту менять свои намерения. Таков был граф Ричард Да и Нет, которого любили все женщины, но очень немногие мужчины: мужчины ищут прежде всего доверия, а уж потом – любви; Ричард же ни одной живой душе не доверялся, считая, что никто не достоин его доверия. Женщины более великодушны: они отдаются, не требуя взаимного доверия.
Так было и с Жанной Сен-Поль, девушкой двадцати двух лет, когда Ричарду было тридцать два. Хорошего происхождения, хорошо сложенная, хорошо воспитанная, она была желанная невеста для всех своих пэров [9]. Она допустила похитить свое сердце и готовилась теперь сама заживо вырвать его из груди ради того, кто им завладел: она решилась умертвить свою любовь! Жанна была творением его любви: он пересоздал ее тело и душу. Бог дал ей роскошное тело, Ричард придал ему пылкость. Бог создал ее душу прекрасной обителью, любовь Ричарда наполнила ее светом, цветами, всем искусным убором.
Именно он, ее Ричард, научил ее держать себя по-царски – она отлично знала это. Знала она также, что у нее хватит силы воли отказать ему: ведь от пего же она набралась смелости отдаться ему всей душой. Слишком молодой бросил ее рок в объятия самого славного из принцев. На этом брат ее, граф Эд, строил воздушные замки, теперь же она их разрушит. Ее младший брат, Евстахий, любит блестящего графа Ричарда; она и ему нанесет удар. А что будет тогда с ней самой? Прости ей. Господи! Об этом, кажется, она совсем не думала. Необходимо было спасти его честь. А сторожевые огни на севере напоминали ей, что час настал: старый король пришел со своим войском «загнать сына в .постель». Ричард должен идти к нему, а она, Жанна, сама должна просватать своего милого за другую. Он, сын короля, наследник, обязан вернуться к королю-отцу, да и сам Ричард знал, что ему неизбежно придется возвратиться. Еще два дня безумных наслаждений, две ночи горьких страданий и выслушивания жалобной мольбы Жанны, которая даже похудела и побледнела! И это благодаря ему…
Прошлой ночью он сказал ей;
– Когда я в первый раз тебя увидел, моя Царица Снегов, на местах в Везелэ, в ту минуту, когда рыцари мчались во всеобщей схватке [10], зеленый блеск твоих очей ранил меня, и я воскликнул: «Она – или никто!»
Жанна опустила голову, а он продолжал;
– Когда там венчали тебя королевой, потому что ты держалась так спокойно и величаво, так безмятежно подымала свое ясное лицо; когда твой рукав опустился в мой шлем [11], а мое сердце пало ниц к ногам твоим; когда рыцари, склонившиеся под моим копьем, были посланы преклонить пред тобой колени – что заставило тогда твое лицо вдруг запылать, а глаза так ярко заблестеть?
6
Горе подымем сердца. Это слова, которыми у католиков священник начинает свою прелюдию к славословию
7
Бертран де Борн (ок. 1140-1215) – знаменитый трубадур. Особенно славился своими политическими сервентами (т. е. произведениями придворного певца в пользу своего господина), отличавшимися такой заразительной отвагой, что современники приписывали их влиянию многие войны и междоусобия своего времени
8
Эх, настанет погодушка!
9
От лат. pares – равные. Так назывались в начале средних веков все вассалы по отношению к своему сюзерену, который по закону считался лишь «первым среди равных»
10
Древнейшая форма рыцарских состязаний
11
Турнир начинался с того, что глашатай выкрикивал имена бойцов, подбодрял их сам и особенно побуждал к тому дам: красавицы кидали своим рыцарям ленты, шнурки, рукава, которые воздыхатели прицепляли к своим копьям
- Предыдущая
- 3/80
- Следующая