Ричард – львиное сердце - Хьюлетт (Юлет) Морис - Страница 5

• Предыдущая
• 5/80
• Следующая

– Ну, так что ж? – отозвался аббат. – Почему бы и нет? Твой брат согласен? Жанна покачала головой.

– Нет, брат желал, чтоб я принадлежала господину моему, Ричарда. Но Жиль и не нуждается ни в чьем согласии: он может купить меня у короля Франции. Он весьма состоятельный человек.

– Есть у него капитал? Есть земля? Он, значит, дворянин?

– Он имеет рыцарское звание, владеет церковным леном… О, у него всего довольно!..

«Прости меня, Господи, если я прегрешил (пишет тут аббат), но видя, что она так очаровательна, кротка и так горюет, я поцеловал эту прелестную особу. И она вышла из часовни Сен-Реми несколько успокоенная».

Мало того, она в тот же день выехала из Темной Башни вместе с братом своим Евстахием и отправилась по направлению к Жизору и замку Сен-Поль. Что бы она ни делала, все у нее выходило как-то благородно: она всегда молчала и высоко держала голову. Тем не менее, граф Сен-Поль, сидя грозно, словно разъяренный рыжий бык, засаженный в стойло, всячески старался укорить ее в бесстыдстве и тем самым смирить свою горечь. Евстахий, в то время еще пылкий юноша, спас Жанну от ярости Эда, приняв на себя его гнев. Граф Сен-Поль принес великую клятву.

– Зубами Господа клянусь, Жанна! – заревел он. – Я вижу, в чем дело. Он погубил тебя и теперь отправился в другие места с той же целью.

– Никогда, господин мой, не смейте говорить так о моей сестре и о величайшем рыцаре на свете! – вскричал юноша, страшно вспыхнув.

– Ах ты, молокосос! – завопил граф. – Это тебя не касается. Сперва докажи мне свою правду, а потом и укоряй меня в неправде. Подобает ли, чтоб анжуец тешился моим домом, словно игрушкой? Неужели дозволить этому долговязому детищу черта и морских разбойников пакостить наши пастбища, попирать их ногами, чернить все и ломать, кричать вволю, ломать заборы – и безнаказанно давать тягу?.. Клянусь душой отца, я распоряжусь, чтоб Жанне была оказана справедливость!

Он повернулся к сестре. Та сидела молча.

– Ты говоришь, что сама послала его прочь? Куда же ты его послала? Куда он поехал?

– Он поехал к королю Англии, в Лювье и в лагерь, – ответила Жанна. – Не я его послала: за ним прислал король.

– А кто там еще, кроме короля?

– Мадам Элоиза французская. Граф Сен-Поль прищелкнул языком.

– О! – воскликнул он. – Ого! Вот оно как? Так, значит, ей полагается куковать?

Широко рассевшись, он с минуту глубоко задумался, двигая челюстями, как человек, жующий солому, потом хлопнул своей ручищей по коленке и вскочил.

– Не я буду, если не разорю это гнездо пороков! Клянусь душой, это – чистый заговор! О, мерзкий вор!.. Ну, – обернулся граф к брату, – что ж ты теперь скажешь, Евстахий, своему величайшему рыцарю на свете? А что делать с твоей сестрицей? А?.. Ах ты, дурачок! Понимаешь ли, наконец, в чем дело? Два года, два медовых года услаждал он себя с Жанной Сен-Поль, обменивался из уст в уста пустыми клятвами, украдкой ловил ее пальчики и целовал, и обнимал… А таинство брака, договоры и выкуп невесты – все это он приберег для дочери французского короля… Псс! В какое ничтожество ее превратили!.. О, небо и земля! Отвечай мне, Евстахий, если можешь!

Все трое волновались, каждый по-своему; граф краснел и моргал; Евстахий краснел и дрожал; Жанна сидела белая, как скатерть, и тоже дрожала, но молча. Слово оставалось за юношей.

– Даю вам слово, я ничего про все это не знаю, господин мой! – смущенно вымолвил он. – Я люблю графа Ричарда, люблю свою сестру. Может быть, и было что-нибудь такое, за что я осудил бы одного из них, если бы любил только другого. Право, не знаю, но… – Он взглянул на бледное, словно застывшее лицо Жанны и высоко поднял руку. – Клянусь спасением души, я никогда этому не поверю! Любя, они сошлись, господин мой; любя, говорит Жанна, расстались. Я мало слышал о мадам Элоизе, но думается мне, что королям и их наследникам полагается жениться на дочерях королей, даже не по любви.

Граф вскипел:

– Ты дурак, как я вижу, а потому никуда для меня не годишься! Я должен говорить с мужчинами, оставайся здесь, Евстахий, и сторожи сестру, покуда я вернусь. Никого к ней не подпускай: ты за нее отвечаешь головой! Есть тут такие молодцы – подлецы, подлизы, сплетники… Не подпускай их, держи их поодаль, да, поодаль! Что же касается вас, сударыня, – горячо и надменно проговорил он, обращаясь к гордой девушке, – что касается вас, сидите дома. Вы на рынок не годитесь; вы – испорченный товар. Вы отправитесь туда, где вам быть подобает. Я еще хозяин у себя и неповиновения здесь не допущу! Повторяю: сидите дома! Я вернусь через несколько дней.

Он вышел из комнаты, стуча ножищами. Вслед за тем послышалось, как он распределял сторожей у ворот.

Сен-Поль был, без сомнения, большой и знаменитый замок. Его графы не доискивались начала своей родословной, а сами соорудили себе прекрасный храм в этом смысле, с двенадцатым апостолом [14] во главе. У них были плодоносные, сомкнутые земли, которые плотно втискивались между границами Нормандии и Франции, имевшей над ними феодальные права. Благодаря им, графы Сен-Поль могли бы считаться такими же владетельными особами, как члены домов Блуаского, Аквитанского, даже Анжуйского, которые из ничего вознеслись так высоко.

Мало того: посредством брачных союзов и таких грабежей, что их называют уже войнами, а также в силу договоров и денежных оборотов, они так поднялись, что не было причин, почему бы им не породниться с королевским домом. Да и теперь они были недалеки от этого. Они называли «кузеном», «братцем» маркиза де Монферрата, а он, говорили, имел намерение взойти на Иерусалимский престол. Сам император мог называть, да и называл уже (однажды, под хмельком) графа Эда де Сен-Поль кузеном: это – быль! Не надо забывать, что в Галии того времени дела были в таком шатком положении, что каждый, как говорилось тогда, стоил только то, чего стоил его меч. Вчера еще бродяга, завтра – воитель; вчера с веревкой на шее, сегодня – в графской перевязи, а завтра, может быть, в королевской короне.

Взобраться повыше можно было разными путями – посредством бранного поля, сытного стола, брачного ложа. В то время красивая дочка стоила почти столько же, сколько дюжий сынок. Граф Эд считал себя достаточно дюжим, а также и Евстахия. Красавица же Жанна, эта статная девушка, величавая, как изваяние, как безмолвное чудо золота и слоновой кости, обещала обильную жатву, которой он, как владелец, намеревался воспользоваться: и вот уж целых два года, как он изо дня в день зарился на эту добычу! Страсть девушки к тому или иному мужчине была для него трын-трава. Но страсть к ней знаменитого герцога Пуату разжигала сердце графа Сен-Поля. По воле Божьей, по молитвам святому Маклу еще, может, доведется ему величать свою сестру «госпожа королева»!

На всякие слухи он был глух: были и такие, что называли Ричарда негодяем, и такие, что величали его, вместе с Бертраном де Борном, Ричардом Да и Нет, и эта кличка была всем известна в Париже. Граф Сен-Поль закрывал глаза на оскорбительное невнимание Ричарда к нему самому и к его достоинству. Достоинство графа Сен-Поля?! Оно еще может обождать. Граф и не думал ни о дурной славе Жанны, ни об угрозах своего страшного нормандского соседа, старого короля Генриха, который оглоушил одного архиепископа, как быка [15]; он даже дерзал идти против гнева своего сюзерена, короля Франции, в руках которого была судьба брака Жанны. Эд, как игрок, очертя голову, поставил всю судьбу своего дома на одну карту – на привязанность девушки к дикому принцу. И вдруг сознаться, что он заслужил только одно – пищу для своей мести!.. И граф без конца клялся зубами Господа, что поставит на своем. Он двинулся из своего замка Сен-Поль-ля-Марш прямо в Париж.

В то время, при императоре Генрихе [16], главой его дома был маркиз Конрад Монферратский, который хлопотал об иерусалимской короне. Надо устроить совещание прежде, чем дело дойдет до падения дома Сен-Поля. Уж маркиз-то никогда не допустит этого! Он должен затормозить колеса. Разве, например, Элоиза французская не в родстве с английским домом? Ведь она – сестра французского короля? Ладно. А что такое мать Ричарда? Вдова Людовика, то есть отца Элоизы. Ну, благопристойно ли это? Что скажет на это папа, итальянец? Недаром ведь маркиз Конрад – тоже итальянской крови? Разве «наш кузен» император, король Римский, также не идет в счет? Папа и маркиз – итальянцы, император на своем престоле и Господь Бог на небе! Эге-ге! Вот и произойдет совещание этих повелителей! Так-то, с целым вихрем вопросов и ответов в голове, скакал граф Сен-Поль в Париж.

• Предыдущая
• 5/80
• Следующая