Расколотое 'Я' - Лэнг Р Д - Страница 3

Можно утверждать, что человек не может быть подлинным ученым, не сохраняя своей "объективности". Подлинная наука, занимающаяся экзистенцией личности, должна пытаться быть как можно более беспристрастной. Физика и другие науки о вещах должны предоставить науке о личностях право быть беспристрастной в том смысле, который верен для ее собственного поля исследований. Если считается, что быть беспристрастным -значит быть "объективным" в смысле деперсонализации личности, являющейся объектом нашего изучения, любое искушение сделать это под впечатлением, что тем самым человек становится ученым, должно быть решительно отброшено. Деперсонализация в теории, намеревающейся стать теорией, описывающей личности, так же ложна, как и шизоидная деперсонализация других, а это в конечном счете интенциональ-ный акт. Хотя и проводимое во имя науки, подобное овеществление дает ложное "знание". Это просто такое же жалкое заблуждение, как и ложная персонализация ветер.

К несчастью, словами "персональный" и "субъективный" настолько злоупотребляют, что нет возможности выразить любой подлинный акт рассмотрения другого в качестве личности (если мы имеем это в виду, нам приходится поворачивать назад к "объективному"), не подразумевая, что человек включает свои собственные чувства и установки в свое изучение другого таким образом, чтобы исказить наше восприятие. В противоположность достойным уважения "объективному", или "научному", у нас есть недостойные "субъективное", "интуитивное" и, самое худшее из всего, "мистическое". К примеру, интересно, что человек зачастую сталкивается с "чисто" субъективным, в то время как почти непостижимо говорить, что кто-то "чисто" объективен.

Самым великим психопатологом стал Фрейд. Фрейд был героем. Он сошел в "Преисподнюю" и встретился там с абсолютным ужасом. Он принес с собой свою теорию, как голову Медузы, превратившую эти ужасы в камень. Мы, следующие за Фрейдом, обладаем знанием, с которым он возвратился и передал нам. Он выжил. Мы должны увидеть, сможем ли мы .выжить, не пользуясь теорией, которая в некоторой степени является оборонительным оружием.

Отношение к пациенту как к личности или как к вещи

В экзистенциальной феноменологии рассматриваемая экзистенция может принадлежать самому человеку или другому. Когда другим является пациент, экзистенциальная феноменология превращается в попытку реконструирования бытия пациента в его мире, хотя в терапевтическом отношении фокус может быть сосредоточен на бытии пациента со мной.

Пациенты приходя к психиатру с жалобами, которые могут находиться где угодно в диапазоне между явно локализованным затруднением ("У меня отвращение к прыжкам с парашютом") и наиболее расплывчатым затруднением ("В действительности, я не могу сказать, почему пришел. Полагаю, просто со мной что-то не так"). Однако неважно, насколько может быть отчетлива или размыта изначальная жалоба: известно, что пациент вводит в ситуацию лечения - будь то намеренно или ненамеренно - свою экзистенцию, все свое бытие-в-его-мире. Известно также, что любая сторона его бытия связана каким-то образом со всеми другими сторонами, хотя способ соединения этих аспектов может быть далеко не ясен. Задача экзистенциальной фе-номенологии состоит в прояснении того, чем является "мир" другого, и способа его бытия в нем. С самого начала мое собственное представление о диапазоне и размерах бытия человека может не совпасть с его представлением, да и, коли на то пошло, с представлениями других психиатров. Например, я считаю любого отдельно взятого человека конечным - таким, у которого было начало и будет конец. Он родился, и он умрет. Между тем у него есть тело, привязывающее его к данному времени и данному месту. Я полагаю, что эти утверждения приложимы к любому отдельному человеку. Я не собираюсь перепроверять их всякий раз, когда встречаюсь с еще одной личностью. На самом же деле их нельзя доказать или опровергнуть. У меня был один пациент, представление которого о горизонтах его собственного бытия распространялось за пределы рождения и смерти: "в сущности", а не просто "в воображении" он заявлял, что фактически не привязан к одному времени и одному месту. Я не рассматривал его как психически ненормального, но я и не мот бы доказать, что он не прав, даже если бы захотел. Тем не менее практически крайне важно то обстоятельство, чтобы человек был способен увидеть, что понятие и (или) переживание, имеющиеся у другого в отношении своего бытия, могут быть весьма отличными от его собственного понятия или переживания. В таких случаях необходимо стать способным сориентировать себя как личность на чужую схему всего сущего, а не только рассматривать другого как объект в своем собственном мире, например внутри всеохватывающей системы своих собственных координат. Необходимо быть способным произвести данную переориентировку без предубеждения относительно того, кто прав, а кто не прав. Способность поступить таким образом является абсолютной и очевидной предпосылкой работы с душевнобольными.

Существует еще один аспект бытия человека, являющийся ключевым в психотерапии по сравнению с другими способами лечения. Он заключается в том, что любой человек в одно и то же время отделен от своих собратьев и связан с ними. Подобные отделенность и связанность являются взаимно необходимыми постулатами. Личностная связь может существовать лишь между бытиями, которые разделены, но не изолированы. Мы не изолированы, но мы и не являемся частями одного и того же физического тела. Мы имеем здесь парадокс -потенциально трагический парадокс,- состоящий в том, что наша связанность с другими есть существенный аспект нашего бытия, точно так же как и наша отделенность, но любой индивидуум не представляет собой необходимую часть нашего бытия.

Психотерапия является деятельностью, в которой эта сторона бытия пациента - его связь с другими - используется в терапевтических целях. Психиатр действует, основываясь на том принципе, что, поскольку потенциально связь присуща каждому человеку, он, возможно, не теряет времени зря, часами сидя вместе с молчащим кататоником, дающим все основания считать, что не осознает его существования.

2. ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНО-ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ДЛЯ ПОНИМАНИЯ ПСИХОЗА

У современного писихиатрического жаргона есть одна дополнительная характеристика. Он описывает психоз как отсутствие социальной или биологической приспособляемости, недостаток адаптируемости особо радикального свойства, потерю контакта с реальностью или нехватку проницательности. Как сказал ван ден Берг, такой жаргон является настоящей "клеветнической терминологией". Клевета -безнравственна, по крайней мере в понятиях девятнадцатого века. По существу, этот язык во многом является результатом попыпок избежать размышлений с точки зрения свободы выбора и ответственности. Но он подразумевает определенный стандартный образ человеческого бытия, которому не соответствует психически больной. В сущности, я не возражаю против всего, что подразумевает эта "клеветническая терминология". На самом деле я чувствую, что мы должны быть более откровенны в отношении суждений, которые без колебаний произносим, когда называем кого-то психически больным. Когда я выдаю кому-то удостоверение о психическом расстройстве, я выражаюсь не двусмысленно, записывая в документе то, что человек -душевнобольной, может представлять опасность для самого себя и других, требует ухода и лечения в психиатрической больнице. Однако в то же самое время, по моему мнению, существуют другие люди, которые считаются здоровыми, но на самом деле являются душевнобольными, которые могут представлять такую же или еще большую опасность для самих себя и других, но которых общество не считает психически ненормальными и не помещает в дурдом. Мне известно, что человек, о котором сказали, что он заблуждается, возможно, при своем заблуждении говорит мне правду, и не двусмысленно или метафорически, но в буквальном смысле слова, и что расщепленный разум шизофреника может впустить свет, который не входит в неповрежденные, но закрытые умы многих здоровых людей. По мнению Ясперса, шизофреником был Иезекииль.