Серебряные фонтаны. Книга 2 - Хьюздон Биверли - Страница 10

• Предыдущая
• 10/93
• Следующая

Лео писал снова и снова, заполняя страницу. Я перевернула ее, но там тоже было написано: «Я люблю тебя, я люблю тебя». Чем ближе к концу страницы, тем меньше и меньше становились строчки, словно Лео хотел, чтобы их как можно больше убралось на листке.

Мои слезы капали на бумагу, размывая крохотные «я люблю тебя», и наконец, я заметила четвертую страницу, написанную другим, незнакомым почерком.

Уважаемая леди Ворминстер!

Я знаю, что вы уже получили обычное извещение военного комитета...

Мое сердце остановилось.

Слова прыгали и расплывались перед моими глазами, поэтому прошло много времени прежде, чем я сумела прочитать следующие строки:

Тем не менее, я чувствую, что обязан написать вам и сообщить, – хотя капрал Ворминстер получил тяжелые ранения, мне приходилось видеть, что другие оправлялись и от худших, а ваш муж, несмотря на его возраст, крепкий и здоровый человек.

Он – большая потеря для всего нашего подразделения, особенно для меня, потому что был моей опорой в последние трудные месяцы. Надеюсь, вы простите мне самонадеянность, но я чувствую потребность выразить соболезнование вашей скорби. Я пошлю его записную книжку и личные вещи соответствующим властям, которые, несомненно, переправят их вам, но даже на беглый взгляд ясно, что приложенное письмо носит личный характер, поэтому я направил его сразу вам, в надежде, что оно утешит вас в ваших переживаниях.

Искренне ваш,

Дэвид Мак-Айвер, капитан, RAMC.

Словно в кошмарном сне, я взглянула на почерк Лео, на конверте – и увидела предательские буро-красные пятна. Он умирал, Лео умирал!

Лео умирал, а я не любила его. «Пожалей Зверя, но еще больше пожалей меня, потому что у него была надежда, а у меня, ее нет». Нет – потому что я не давала ему надежду, не позволяла ему надеяться. А теперь он лежит раненый во Франции, и умрет, если я не дам надежду, которая нужна ему. И я поняла, что должна делать – поехать во Францию и сказать Лео, что люблю его. Когда я встала, мои ноги тряслись так, что едва поддерживали меня, но я должна была ехать, потому что была его женой. Я взглянула на кольцо, которое дал мне Лео, мое венчальное кольцо. «Любовь, почитание и послушание» – я повиновалась, я почитала, теперь я должна полюбить.

К тому времени, когда я спустилась вниз, прибыл мистер Селби с телеграммой. Я показала ему письмо доктора и сказала:

– Я еду во Францию.

– Но, леди Ворминстер, не лучше ли будет подождать до получения дальнейшей информации?

– Нет, я уже слишком долго ждала, – покачала я головой.

Я поехала к леди Бартон и попросила ее помощи. Когда я показала ей письмо – оба письма – она поняла меня. Она отвезла меня в Лондон к генералу с галунами на мундире и красными нашивками на воротнике. Генерал попытался отговорить меня, но я ничего не слушала, поэтому он попросил нас подождать. Я ждала, леди Бартон сжимала мою руку, пока он снова не пригласил нас в кабинет.

– Ворминстер имеет несколько осколочных ранений в левую руку и ногу, – сообщил генерал. – Он – пациент двадцать третьего главного госпиталя в Этапле. Вы это понимаете, леди Ворминстер? Этапль во Франции, а Франция – военная зона. Вы совершенно уверены, что хотите предпринять это путешествие?

Мои ноги тряслись от страха, но я должна была ехать, должна.

– Да-да, я уверена.

Он протянул мне через стол листок бумаги.

– Тогда можете ехать завтра. Вот ваш пропуск Красного Креста, там ваше имя – только ваше. С вами не может поехать никто, даже ваша горничная. Вот ордер на проезд, но так как Ворминстер числится в рядовых, вам придется поехать третьим классом.

– Это не имеет значения, – сказала я. Щеки генерала чуть покраснели.

– Да, конечно – я забыл... – он встал и протянул мне руку, – счастливого пути, леди Ворминстер.

Я вернулась в Истон и упаковала дорожную корзину. Этой ночью я пролежала в кровати, лаская Розу и вспоминая часы перед ее рождением. Я так боялась тогда! Но Лео пришел ко мне, успокоил меня и дал мне силу. А теперь я должна была дать ему надежду – надежду, которую могла дать только я.

На следующее утро я поцеловала на прощание Розу и Флору, а затем в пронизывающий утренний холод поехала на станцию, сопровождаемая Кларой. На платформе она обняла меня на прощание, и я осталась предоставленная самой себе. Когда я села в поезд, мои мысли заметались туда и сюда. Мое сердце болело, когда я вспоминала недоуменные личики дочерей, услышавших, что я должна ненадолго оставить их, но они были в безопасности в Истоне, а их отец лежал одинокий, раненый, умирающий. «Пожалей Зверя, Эми, пожалей Зверя, но еще больше пожалей меня...» Да, я жалела Лео, но любила ли я его? Наконец, я отбросила этот предательский вопрос – я полюблю Лео, я должна полюбить его.

Вокзал «Виктория» явился мне огромной беспорядочной толпой мужчин в хаки, и женщин со взволнованными, тревожными глазами. Затем мужчины отошли от них, направляясь за барьер, на платформу, где их ждал поезд. Мои ноги не переставали трястись, но я пошла вслед за военными.

В Фолкстоне я почти впала в панику при виде признаков войны – длинные колонны солдат двигались к порту, небольшие группы сиделок с серьезными лицами следовали за ними, грузовые суда в гавани и военные корабли на рейде – все это наполняло мое сердце ужасом. Но я должна была ехать, и, хотя мои руки тряслись так, что я едва могла завязать тесемки своего жакета, я заставила себя собраться.

Корабль медленно отчалил, оставляя позади Англию и безопасность, и вскоре я уже могла видеть впереди берег Франции. Было поздно поворачивать назад, и осознание этого успокоило меня. И вдруг я увидела Фрэнка. Он стоял, высокий и стройный, с шапкой в руке, его белокурая голова была обнажена, он глядел на Францию, свою страну. Выронив корзину, я побежала к нему, пробираясь сквозь группы солдат, сердце стучало у меня в ушах, дыхание захлебывалось в груди. Я подбежала к нему и схватила за руку.

– Фрэнк, это я! – и незнакомое лицо обернулось ко мне.

Мужчина удивился, но вежливо ответил:

– Простите, вряд ли я...

Я развернулась и бросилась назад сквозь толпу, слезы разочарования текли по моим щекам.

Я нашла укромное место в темном углу под лестницей и позволила себе расплакаться, безнадежно, отчаянно, потому что все было бесполезно. Мне не следовало ехать к Лео, я могла предложить ему только ложь. Я любила Фрэнка, а не Лео. Если бы только я послушалась мистера Селби и подождала новостей! Но, допустим, я бы ждала, а Лео умер бы? Он ранен, тяжело ранен – и это письмо... Я перечитывала его так часто, что выучила наизусть. «Я любил Жанетту, и когда понял, что она никогда не ответит мне взаимностью, то в отчаянии молил судьбу о смерти... у Зверя была надежда, а у меня, ее нет». Мне нельзя было ждать, я не могла ждать больше.

Я должна была солгать, сказать, что люблю его, хотя и не любила. Но после первого мгновения радости Лео понял бы правду, догадался бы, что я лгу. Я была уверена в этом унылой, холодной уверенностью. В конце концов, почему я должна полюбить Лео сейчас, если не любила его перед уходом в армию? «...ты никогда не презирала и не отвергала меня». Но я это делала. Все это лето я отвергала его любовь, предпочитая быть правдивой – безжалостная, эгоистичная правдивость, не оставившая ему надежды. И Лео понял, он и теперь понимал – его письмо доказывало это. Теперь было слишком поздно лгать, но все-таки я должна была предложить ему эту ложь.

Я безнадежно вытерла слезы, и пошла выручать свою корзину. Затем я нашла место и села, глядя поверх серого моря на Францию и пытаясь ни о чем не думать.

• Предыдущая
• 10/93
• Следующая