Охотник за смертью - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 31

• Предыдущая
• 31/159
• Следующая

А уже следующей ночью они вышли к предпоследнему на их пути материковому храму. И никого не обнаружили ни внутри, ни вовне каменного круга, освещенного неугасимым пламенем шести костров. До рассвета оставалось не так уж много времени, а им предстояло еще найти убежище на день, но пришлось идти к дому жреца – каменному сараю, в котором, когда случалось там ночевать, замерзал даже морозостойкий Орнольф.

На громкий стук отворилась щелястая дверь, и на рыжего дана вытаращился заспанный парень. Из братства, без сомнения, но по всему судя, лишь недавно покинувший Ниэв Эйд.

– Ой… – изрек парень, переведя взгляд с Орнольфа на Альгирдаса.

– Здравствуй, брат, – сказал Орнольф таким тоном, словно желал, чтобы жреца разбила падучая.

– Здравствуй… Касур?

– Да. Это мы. А где Фостер? Почему никто не ждет нас в святом месте?

– Жрец Фостер отбыл в Ниэв Эйд. Но он сказал мне, что нужно сделать. Все уже почти готово, – парень вновь взглянул на Альгирдаса с вполне объяснимым любопытством, но тут же перевел взгляд на Орнольфа, – я не ждал вас так рано. Сейчас…

Он исчез в темноте своего жилища, когда недовольный дан окликнул:

– Эй! К тебе так и обращаться «эй», или ты скажешь, как тебя называть?

– Зовите Ойг [15], – откликнулся брат, чем-то шурша и щелкая кресалом.

– Не ждал он нас, – хмыкнул Орнольф, – и не назвался. Выдумал тоже, Ойг… Да разве ж это имя? Позор один. Пойдем в храм, что ли?

Орнольф прошел между костров, уверенно направляясь прямо к алтарю. Альгирдас остался за пределами внешнего круга. И когда Орнольф бросил нетерпеливо:

– Ну?

Паук пожал плечами:

– Не могу войти. Не пускает.

– Что еще за… – Орнольф прислушался к ощущениям. Нет, ничего не было особенного в этом святилище – обычный храм, каких много, – да и Фостер, хранитель, рассказал бы, заметь он что необычное. То есть, конечно, упырь не может войти в святое место, но, во-первых, это же Хельг, а не просто упырь, во-вторых, они проехали уже через десяток храмов, и везде…

Альгирдас поднял руку, коснулся воздуха перед собой, и отдернул ладонь от брызнувших белых искр.

– Видишь?

…И везде их принимали, как долгожданных гостей. Потому что знали Орнольфа, и уж конечно знали Хельга, Паука Гвинн Брэйрэ, и рады были помочь обоим. А этот, назвавшийся Ойгом, похоже…

– Решил, что мы скверна в его святилище, – вслух договорил Орнольф.

– Я, а не мы.

– Да, конечно, – произнес Орнольф со всем сарказмом, на какой был способен. – Ты у нас чудище, а я так, погулять вышел.

Ойга он схватил за ухо, едва тот приблизился к священным камням. Совершенно игнорируя то, что подобное обращение с Гвинн Брэйрэ недопустимо, независимо от их возраста и положения. Вздев парня за грудки и размеренно прикладывая спиной о высокий, изрезанный письменами столб, Орнольф тихо рычал в изумленные, испуганные глаза:

– Еще хоть один косой взгляд, хоть словечко, если ты хотя бы вздохнешь не так, я из тебя сам всю кровь выпущу. Ты понял, паршивец? Син Пауку дал добро любого Гвинн Брэйрэ съесть, и он съест, не сомневайся. А сам не съест, так я его заставлю. Понял?

Ойг невнятно мычал, опасаясь прикусить язык оттого, что спина его равномерно билась о твердый камень.

– Ты? Понял? – раздельно переспросил Орнольф, приостановившись.

– А-а…

– Ты больше нас не боишься?

– А-а… ы-ы…

Что ж, может быть, вопрос был поставлен не очень верно. Но упоминание имени Сина сыграло свою роль, и в центр святилища уже беспрепятственно вошли все трое.

– Интересно, – рыкнул Орнольф, пока Ойг готовил ритуал перехода, – а как ты нам помочь собирался, если бы сюда не пустил?

– Как-нибудь, – тихо проворчал парень, – куда-нибудь бы… Что вам лишний день – все равно же далеко еще.

– Паук, ты не голоден? – поинтересовался дан с преувеличенной заботливостью.

И к великой его радости, Хельг вдруг сверкнул всеми зубами, демонстрируя впечатляющие клыки:

– Я прислушиваюсь к себе, Касур… И кажется, вот-вот проголодаюсь.

Видимо, демонстрация оказалась очень убедительной – Ойг (как бы там ни звали его на самом деле) отправил их через Северное море, очень близко к священному дубу, избавив тем самым от необходимости искать убежище от солнца.

Донельзя довольный Орнольф хлопнул Альгирдаса по плечу, подтолкнув к спешащему навстречу Гвинн Брэйрэ. А сам, посерьезнев, пошел к священному древу, дабы повесить на его ветвях маленький бронзовый молот – жертву своему богу. Альгирдаса всегда удивляла та почтительность, с которой относился Орнольф именно к Доннару. Казалось бы, чем лучше этот бог-громовник Перкунаса или Индры или любого другого бойца, проносящегося по небесам на грохочущей колеснице? Впрочем, кто к чему привык…

Встретивший их брат звался Фэйликэн, Мотылек. И прозвище это ни у кого не вызывало усмешки: достаточно было взглянуть, как пляшет он с двулезвийными топориками, сливающимися в непрерывном движении в два блистающих крыла, чтобы у любого весельчака пропала охота потешаться.

– Пришел за Мотыльком, Паук? – Фэйликэн ухмыльнулся, морща могучий, покрытый сизыми прожилками нос. – Зубы точишь, съесть нас хочешь? Ну, здравствуй. Ты как?

– Здравствуй, – кивнул Альгирдас. – Если приютишь нас на день, вечером в старой шутке появится доля правды.

– Да брось, – отмахнулся Фэйликэн, – тебе столько не выпить. К тому же, если ты меня съешь, как мы завтра в Ниэв Эйд пойдем? Син просил меня непременно прибыть вместе с вами.

– Зачем? – поинтересовался неслышно подошедший Орнольф. – Здравствуй, Мотылек.

– И ты здравствуй, Молот Данов. Не знаю зачем. Старший собирает всех кому больше ста лет. Что-то он придумал, только не признается пока. Хочешь, говорит, чтобы боги над тобой посмеялись, расскажи им о своих планах. И не рассказывает. Ну, вы-то как? Готовы?

– Мы – да, – за обоих ответил Орнольф.

Соврал, конечно.

Пережидая день в доме Фэйликэна за наглухо закрытыми ставнями, Орнольф то дремал, то, очнувшись, глядел на спящего… мертвого… спящего!.. Хельга, и думал, что не готовы оба. К встрече со старшими Гвинн Брэйрэ, к возвращению в Ниэв Эйд – не готовы. Еще бы несколько дней. Эйни уже лучше, он разговаривает, и – да, эта выходка «я вот-вот проголодаюсь», это куда больше похоже на прежнего Паука. Но он по-прежнему вздрагивает от чужих прикосновений. А утром и вечером моется в лесных ручьях, так, как будто хочет кожу с себя содрать. И его одинаково ранят и искреннее сочувствие братьев, и их натужные попытки сделать вид, будто ничего не случилось.

Случилось. Только Гвинн Брэйрэ, особенно старикам, им не понять, что дело не в превращении Паука в немертвое чудовище. Мальчик, привыкший побеждать, никогда не знавший поражений, мальчик, воображающий себя самым лучшим и самым сильным, убил тех, кого любил больше собственной жизни. И он долго еще не поверит, что нет его вины ни в смерти Эльне, ни в смерти Наривиласа. Он, может быть, вообще никогда не поверит в это.

Эйни остался один. Он ведь именно этого боялся больше всего, и, спасибо мудрецу Сину, он с самого детства знал, что так и случится.

Кто он сейчас, Паук Гвинн Брэйрэ, их младший брат, командир охотников? Орнольф многое бы дал, чтобы Эйни снова стал любимым проклятием братства, неугомонным и самонадеянным зазнайкой, которому так и хочется время от времени отвесить подзатыльник, чтобы вздохнуть спокойно за те полминуты, пока обиженный Паук обдумывает планы мести.

Они мечтали иногда о том, чтобы он стал вежливым и тихим. Что ж, все идет к тому, что теперь так и будет. Достаточно долго, чтобы пожалеть о прежних временах. Дигр преподал Пауку урок смирения. Он оказался отличным наставником, проклятый Пес. И хочется верить, что он получил то, чего заслуживал. Что Паук не зря сжег себя дотла, проклиная безумца.

• Предыдущая
• 31/159
• Следующая