Охотник за смертью - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 61

• Предыдущая
• 61/159
• Следующая

– Ну ты что, спать здесь будешь? – Ленка тряхнула ее за плечо. – Пойдем уже! Карета подана.

– В зеркало загляделась, – улыбнулся Виталий Макарович. – Вы, девчата, как зеркало увидите, все на свете забываете, а?

– Зеркало?

Маришка вышла из транса, моргнула и поняла, что на шкафу действительно висит длинное, покрытое патиной зеркало в раме. Очень старое, все в пятнах…

Но ведь она же только что видела там… кого-то. Красивого настолько, что списать это на игру воображения было невозможно. У нее фантазии не хватит придумать такое лицо. И глаза. И неподдельную ярость во взгляде.

– Я, кажется, задремать успела, – Маришка изобразила смущенную улыбку, – вы до чего договорились? Мы едем на Игошкин камень?

– Прямо сейчас, – подтвердила Ася, – с Виталием Макаровичем и дружинниками. Похоже, там действительно кто-то есть. В Поташках ничейная собака потерялась, черная…

– Полкан, – вмешался Виталий Макарович, – ничейный-то он, ничейный, а вроде как здешний, при сельсовете. Вы бы про сатанистов не рассказали, мы бы, может, пару дней его и не хватились. А так я чё-то вспомнил: Полкашку-то с утра не видно. Ни под крыльцом, ни у лабаза. Магазин мы здесь так называем, – добавил он, – лабаз. А он же, Полкан, если не там, то здесь. У лабаза христарадничает, под крыльцом спит.

– Где здесь можно умыться? – Маришка потерла глаза. – Ничего не соображаю.

– Рукомойник вон туда, за дверь и по коридору в укуточке.

– Ага, – она зевнула, прикрыв рот ладонью, – вы идите тогда, я умоюсь и догоню.

– Рюкзаки мы здесь оставляем, – сообщила Ленка.

– «Козлик» мой прямо у крыльца, – добавил Виталий Макарович, – там все поместимся.

Словно подтверждая его слова, снаружи несколько раз длинно прогудел автомобиль.

– Ну все, айда, – скомандовал председатель.

Топоча и оживленно переговариваясь, девчонки двинулись к выходу. За ними, бочком, пролез в дверной проем Виталий Макарович. Здоровущий, все-таки, мужик. Не толстый, а могучий. Как тяжелоатлет на пенсии.

Маришка проводила его взглядом и пошла умываться.

Ей не хотелось ехать на Игошкин камень. Ей не хотелось разгонять сатанистов. Ей хотелось остаться одной. И снова заглянуть в старое зеркало. Она пару раз, без энтузиазма толкнула вверх сосочек примитивного рукомойника и заторопилась обратно в кабинет.

Надо же куртку взять – холодно на улице.

С улицы ворвался в коридор ночной ледяной ветер, и дверь в кабинет захлопнуло порывом сквозняка. Сразу стало темно. Оконце за спиной, в конце коридора, давало слабый, серенький свет, и в воцарившихся густых сумерках квадрат двери, очерченный желтым электрическим сиянием, показался готовым открыться порталом.

Ох, какая фигня! И жуть какая. Может, ну ее, куртку?

– Девочка… – услышала Маришка далекий, встревоженный оклик, – девочка, ты слышишь меня?

Мам-ма… Ой, мамочки! Она ускорила шаг, решив, что куртку – на фиг, все на фиг, – скорее отсюда к людям! Но длинный коридор никак не кончался.

– Девочка! – короткая пауза, потом тот же призыв на английском. – Ты слышишь меня?!

И после короткого, похожего на ругательство словечка, снова на русском:

– Рыжий, будь оно все неладно, они нашли живую кровь и идут на прорыв! Я выхожу.

– Не вздумай! – рявкнул другой голос. Насколько первый был нежным и мелодичным, настолько же этот перекатывался близкими раскатами грома. – Кого они нашли?

– Девчонок. Некрещеных. Их сейчас увезут на эйт трэйсе …

– Пусть везут, – перебил второй. – Девчонок не спасти. А этим ты уйти не дашь. Хельг, ты сильнее их всех, даже с учетом кровавой жертвы.

– М-майлухт [25], Орнольф, ты…

Последовавший за этим поток слов был непонятен, но полон экспрессии, позволявшей однозначно определить их как ругательства.

Маришка уже забыла о том, что собиралась бежать. Разговаривали явно люди. И ругался человек. И речь шла о чем-то… блин, Чавдарова, опомнись, дура! Это тебе не шуточки, здесь все по-настоящему.

– Я сказал, не смей! – вновь прогремел второй голос.

– Вэгр булбох [26]… – уже спокойней ответил первый. – Я выхожу. Девчонок отобью, а эти пусть уходят. Потом поймаем…

– Эй, – осторожно подала голос Маришка, даже сейчас опасаясь говорить громко. Мало ли людей слышат голоса – это еще ничего не значит. А вот когда начинаешь с этими голосами разговаривать, появляется повод задуматься о здоровье, – эй, парни, это вы о каких девчонках?

То что услышала она в ответ, было сказано в унисон и квалифицировалось как ругательство в большинстве языков мира.

– Какого ж, брийн асву [27], ты не отвечала, когда я тебя звал, дура?! – этот голос безукоризненно красиво произносил даже явную нецензурщину. – Собирай подружек и бегите к шоссе! Минуете щит с названием, может, и спасетесь. Быстро!

Быстро? За Маришкой, помимо прочих достоинств, водилось одно наиболее полезное: она никогда не боялась показаться дурой. И возможно поэтому не раз попадала в дурацкие ситуации. Однако сейчас… все было серьезно. Ей казалось, что все серьезно, но как объяснить это девчонкам? Что им объяснять?!

Тем не менее она, не задавая лишних вопросов, бросилась к выходу.

– Подожди… – резко бросил все тот же красивый голос. – Возьми это.

Рядом с лицом засветилась тоненькая как нейлон серебряная ниточка. Один ее конец невесомо качнулся к ладони Маришки. Второй терялся в темноте.

– Беги!

И она побежала. Всем телом толкнула железную дверь, не чувствуя холода, выскочила на улицу. Здесь хватало людей, и света, и возбужденных голосов. Все было реально, все по-настоящему, если бы только не ночь, не пар изо рта, не странное для этого времени, для этого места общее оживление.

Девчонки, слава аллаху, в машину еще не сели, курили неподалеку. Только некурящая Анька забралась в теплое нутро «козлика».

– Ленка… – Маришка сделала пару шагов к подружкам, – Ася… девочки… Надо поговорить. С Анюткой тоже.

– О чем еще разговаривать? – весело пробасил Виталий Макарович, незаметно подошедший сзади. – Вроде, все решили.

У Маришки ноги подкосились. Чуть не упала. Дрожащими руками расстегнула чехол фотокамеры:

– Договоримся, как снимать будем. У нас же не мыльницы, не автоматика, все вручную выставлять надо. А на месте не до того будет.

Ленка пожала плечами, однако махнула рукой Аньке, вылезай, мол, и первой пошла к Маришке. Остальные потянулись за ней. И только Анька, дурища криворукая, возилась с дверцей «козлика», никак не могла понять, что там потянуть надо, чтобы открыть.

– Девочки… – снова выдавила Маришка. Виталий Макарович топтался тут же, с интересом поглядывая на ее камеру.

– Интересная техника, – заметил он в ответ на отчаянный Маришкин взгляд, – не наша, поди.

– Ага, – пробормотала она, – тут все на английском. Ленка… – и заговорила на английском же, кое-как, от волнения позабыв грамматику и большую часть словарного запаса: – Ленка, надо бежать. Здесь опасно. Нас хотят убить. Я точно знаю. Надо бежать к шоссе.

Больше всего она боялась, что придется давать объяснения. Прямо сейчас и прямо здесь на это не хватило бы ни сил, ни знания языка. А въедливая Ленка, она ведь непременно…

Въедливая Ленка только и спросила:

– С Анькой как быть?

– Ну ладно, девоньки, – Виталий Макарович сделал жест, как будто обнимая их всех, – время уже, давайте по машинам.

– Тикаем! – завопила Ленка.

Старое словечко, невесть как вынырнувшее из глубин ее памяти, из детства. Оно подействовало, как действует сигнал опасности на птичью стаю. Пятеро девчонок порскнули с места, проскочили под руками председателя и понеслись вдоль по улице, так отчаянно, как будто сдавали «хвосты» по физкультуре.

Позади взревел мотором «козлик».

Нельзя было, но Маришка обернулась. Чтобы увидеть, как машина проседает на оба передних колеса, как Анька вылетает из салона вместе с несчастной дверью. Падает. Катится. Вскакивает на ноги и несется вслед за ними, чудом уворачиваясь от пытающихся ее поймать поташкинцев.

• Предыдущая
• 61/159
• Следующая