Сладкие разборки - Алешина Светлана - Страница 35

• Предыдущая
• 35/45
• Следующая

В углу на диване сидел сам Николай Васильевич. Это был довольно упитанный старик, и я без труда могла, несмотря на его сидячую позу, увидеть его круглый, плотный животик. Лицо у Сучкова было широкое, скуластое, щеки обрюзгшие, как у бульдога, совершенно лысая голова, только по бокам ее торчали лохматые седые космы. По бледному, желтоватому цвету лица нетрудно было заключить, что он редко выходит на улицу.

— Садитесь, не стойте как неприкаянные, — сказал он высоким, дребезжащим, типично старческим голосом. — В ногах, как говорится, правды нет. — И он указал нам рукой на противоположный край дивана, где сидел сам; мы уселись и украдкой продолжали разглядывать старика. Не могла не подивиться про себя мысли: какой же я была дурой, если могла всерьез считать его убийцей собственного племянника!

— Если не ошибаюсь, — вновь заговорил старик своим высоким, дребезжащим голосом, — вы пришли ко мне по поводу моего непутевого племянника, не так ли?

Голос его дрогнул, и старик задумчиво уставился куда-то перед собой, мне показалось, что в глазах его блеснули слезы. Я проследила за его взглядом и увидела то, что при беглом взгляде на комнату ускользнуло от моего внимания: большой портрет Дмитрия Сучкова в траурной рамке на полке книжного шкафа. Только это был не тот, что я уже видела у Анжелки, — портрет тридцатилетнего Сучкова. Николай Васильевич увеличил и вставил в рамку портрет совсем еще юного племянника, может быть, восемнадцатилетнего, с нежным пушком над верхней губой и пышной копной аккуратно причесанных волос на голове. Разглядывая эту фотографию, я вдруг обнаружила, что Дима Сучков был очень даже симпатичным юношей.

Сутулая старушка, открывшая нам дверь, вошла в комнату и села на стул напротив нас. Как мы догадались, это была супруга Николая Васильевича.

— Ну-с? — вновь заговорил старик. —Чем могу быть полезен?

Я решила, что с Николаем Васильевичем надо разговаривать в прямой и доверительной манере.

— Мы ищем способ доказать вину убийц Сучкова, — начала я.

— Доказать вину убийц моего Димки? переспросил старик. Каждое слово выговаривал он медленно, с трудом. — Однако мне рассказывали, будто милиция уже арестовала какого-то Димкиного конкурента и доказательств его вины у них предостаточно.

— Конкурент — Игорь Горелов, но он не убивал, — сказала я. — Его подставили. А вот тех, кто подставил и на самом деле убил Дмитрия, мы хотим вывести на чистую воду.

— И вы знаете, кто это на самом деле сделал?

— Знаем, — сказала я. — А вот доказательств у нас нет. Вернее, у нас масса улик, но они все косвенные, и милиция особого значения им не придает. Им нужны настоящие, веские доказательства, а где их взять, мы не знаем.

— Ну-ка, ну-ка! — В поблекших глазах старого прокурора внезапно возник интерес. — Ну-ка, расскажите мне об этих уликах. И откуда они. Посмотрим, что можно из этого извлечь.

И я стала рассказывать. Все, не скрывая ничего и никого не жалея: и про Анжелку, и про бородавчатого, и про Чубатого, все то, что я сегодня утром выплеснула в лицо Чубатому, и свою версию преступления — все это я рассказала старому прокурору, родному дяде убитого. Тот слушал молча, внимательно и, казалось, бесстрастно. Только когда я говорила, как Сучкова застрелили в лесу и как потом везли в багажнике «Ауди», выбросили его безжизненное тело на асфальт, пухлые, обрюзгшие щеки старого прокурора задрожали, и он быстро отвернулся к окну, но я успела заметить блеснувшие в его глазах слезы. К концу моего рассказа он уже вполне овладел собой и, дослушав, пристально и сосредоточенно поглядел на меня в упор.

Когда я наконец умолкла, ненадолго воцарилось молчание, которое вскоре прервал старик.

— Вот, значит, как! — сказал он со вздохом. — Получается, из-за его жены его и убили.

Мы с Валерой вежливо молчали, ожидая, пока Сучков заговорит опять.

— Знал я это, знал! — Его тихий, с надрывом голос выражал невыносимую душевную боль. — С самого начала я ее терпеть не мог, будто предчувствовал, что она доведет Димку до беды… Но что так получится, что его убьют из-за нее — нет, такого я и по, — мыслить не мог.

Голова старика бессильно поникла, плечи едва заметно вздрагивали. Я понимала, что мне бы лучше помолчать, но не смогла: меня терзал один вопрос.

— А почему, Николай Васильевич? спросила я старика. — Почему вы были уверены, что их отношения кончатся бедой?

Старик медленно поднял голову.

— И вы еще спрашиваете, почему? — проговорил он. — Вы же говорите, вы в юности дружили с Анжелой. Значит, знали, как она деньгами любила швырять. А вот как их зарабатывать, ей было неинтересно.

— Но ведь из-за этого не убивают!

— Ну да, — согласился старик. — Я тоже так думал. Полагал, что Анжела попросту разорит Димку, по ветру его деньги пустит. А потом, как увидит, что их больше нет, взять с него больше нечего, бросит его и пойдет разорять другого. А оно видите, как обернулось!

Мы снова помолчали.

— У вас из-за Анжелы отношения с Дмитрием испортились? — спросила я.

— Да, да. — Старик часто закивал. —Из-за нее, стервы. Это она его подзуживала: иди, мол, возьми у дядьки денег, они ему все равно не нужны, а мы живем как нищие. Сам Димка на такое никогда бы не решился.., последние сбережения у меня отнять. Всю жизнь я мечтал заиметь небольшой участок земли, вырастить на нем сад-огород и кончить свои дни там, в саду, среди цветов, а не в этой душной городской квартире! И все я сделал: и сад вырастил, и дом выстроил, большой, двухэтажный. И продал все! И деньги ему отдал… Да только ей этого было все мало, только на один зуб.

— И из-за этого вы поссорились?

— Да не ссорились мы! — воскликнул старик сердито. — Кто вам наплел такую чушь? Просто когда Димка с женой меня обобрали, то перестали приходить ко мне, вот и все! А зачем я им теперь, старый хрыч, был нужен? Денег у меня больше нет…

Признаюсь, мне стало не по себе от всей этой истории, и я почувствовала, как у самой наворачиваются на глаза слезы сострадания к старику. Знала я всегда, что Анжелка красивая и, в сущности, бессердечная кукла, но что она до такой степени может причинять кому-нибудь зло…

— Что же нам теперь делать? — спросила я немного растерянно. — Николай Васильевич, поймите! За убийство вашего племянника сидит в тюрьме невинный человек!..

— Ему теперь крышка! — сказал старый прокурор убежденно. — При тех уликах, которыми располагает прокурор, его ни один адвокат из-за решетки не вытянет. И в сущности, все равно, дадите вы свои показания или нет.

— Но адвокат мне сказал, что есть шанс!.. — воскликнула я в растерянности.

— Очень незначительный! — заявил старый прокурор безапелляционно. — Судя по всему, ваш Игорь будет осужден, и это только вопрос времени. Полгода в СИЗО кого угодно сломают…

— Полгода? Почему полгода?

— Установленный законом срок.

— И вы думаете, он все расскажет, как им надо?

— Уломают! Будьте уверены! — сказал Сучков. — И он расскажет все, что милиции нужно, и даже больше…

— Что же нам-то теперь делать? — спросила я в полной растерянности.

— Ну, что… — Прокурор тяжело вздохнул. — Время, к сожалению, работает не на нас. Этот ваш Чубатый… Самое умное, что он может теперь сделать, — это затаиться, лечь на дно и не высовываться, никак не напоминая о себе. Любая новая его выходка может ему только навредить.

— Конечно, — сказал до сих пор молчавший Валера Гурьев. — Но его на эту выходку можно спровоцировать! Представляете, начать действовать ему на нервы, чтобы он психанул и натворил каких-нибудь глупостей?

— Верно, молодой человек! — сказал старый прокурор строго. — Только имейте в виду, что результатом этой вашей провокации может стать новое убийство!

Мы замерли, не ожидая такого мрачного вывода. Старик Сучков вновь задумчиво уставился в окно, — видно, какая-то работа мысли все время происходила в его голове.

— Вообще-то это хорошая идея — нервы ему потрепать, бандиту этому, — сказал наконец старый прокурор. — И сделать это не так уж трудно. Просто пойти и рассказать этому Чубатому в лицо все, что вы о нем знаете. Если после этого он не психанет, значит, нервы у него точно из стали.

• Предыдущая
• 35/45
• Следующая