Великое восстановление наук, Новый Органон - Бэкон Фрэнсис - Страница 16

Тот, кто прочтет нашу историю и таблицы открытия, может, без сомнения, натолкнуться на что-либо менее достоверное или совершенно ложное в самих опытах. И поэтому он, возможно, подумает, что наши открытия опираются на ложные и сомнительные основания и начала. В действительности же это ничего не значит. Ибо в начале дела неизбежно должно происходить нечто подобное. Ведь это равносильно тому, как если в писаном или в печатном произведении та или иная буква поставлена или расположена неверно: это мало мешает читающему, поскольку ошибки легко исправляются по самому смыслу. Точно так же пусть люди подумают о том, что в естественной истории можно ошибочно поверить многим опытам и принять их, но спустя короткое время их легко отвергнуть и отбросить на основании найденных причин и аксиом. Однако, действительно, если в естественной истории и опытах будут большие, многочисленные и непрерывные заблуждения, то их невозможно исправить или устранить никакой удачей дарования или искусства. Итак, если в нашей естественной истории, которая была собрана и испытана с таким усердием и строгостью и с почти религиозным рвением, находится в частностях что-либо ложное или ошибочное, что же тогда должно сказать про обычную естественную историю, которая столь легковесна и небрежна по сравнению с нашей? Или о философии и науках, построенных на этом сыпучем песке? Поэтому пусть никого не волнует то, что мы сказали. CXIX

В нашей истории и опытах даже встретится немало вещей, с одной стороны, тривиальных и общеизвестных, с другой -- низких и недостойных и, наконец, слишком тонких и совершенно умозрительных и вроде бы совсем бесполезных. Этого рода вещи могут отвратить от себя интересы людей.

Что касается тех вещей, которые кажутся общеизвестными, пусть люди подумают: до сих пор они занимались только тем, что сообразовывали причины редких вещей с вещами, случающимися часто, и не искали никаких причин того, что случается часто, но принимали это как допущенное и принятое.

Так, они не исследуют причин тяготения, вращения небесных тел, тепла, холода, света, твердости, мягкости, разреженности, плотности, жидкости, крепости, одушевленности, неодушевленности, сходства, несходства, наконец, органического. Они принимают все это как явное и очевидное и рассуждают и спорят только относительно тех вещей, которые случаются не столь часто и привычно.

Но мы, достаточно зная о том, что нельзя составить никакого суждения о редких или замечательных вещах и, еще менее того, извлечь на свет новые вещи, пока не будут по порядку проверены и открыты причины обычных вещей и причины причин, по необходимости принуждены принять в нашу историю самые обычные вещи. Мало того, ничто, как мы убедились, не преграждало так путь философии, как то, что люди не останавливались и не задерживались в созерцании частых и простых явлений, но принимали их мимоходом и не имели обыкновения доискиваться их причины, так что сведения о неизвестных вещах приходится искать не чаще, чем внимания к известным. CXX

Что же касается низких или даже непристойных вещей, о которых, как сказал Плиний, можно говорить, лишь предварительно испросив позволения[48], то и эти вещи должны быть приняты в естественной истории не менее, чем прекраснейшие и драгоценнейшие. Естественная история от этого не будет осквернена. Ведь солнце одинаково проникает и во дворцы, и в клоаки и все же не оскверняется. Мы же не воздвигаем какой-либо Капитолий или пирамиду в честь человеческого высокомерия, но основываем в человеческом разуме священный храм по образцу мира. И мы следуем этому образцу. Ибо то, что достойно для бытия, достойно и для познания, которое есть изображение бытия. Одинаково существует как низкое, так и прекрасное. В самом деле, как из какого-либо гниющего материала, как, например, мускуса и цибета[49], порождаются иногда лучшие ароматы, так и из низких и грязных явлений исходят порой замечательнейшие свет и познание. Однако об этом сказано уже слишком много, ибо такой род брезгливости вполне относится лишь к детям и неженкам. CXXI

Более тщательно надо рассмотреть следующее: возможно, что многое в нашей истории пониманию толпы или даже чьему-либо разуму, привыкшему к обычным вещам, покажется пустыми и бесполезными тонкостями. Итак, об этом прежде всего сказано и должно быть еще сказано, а именно: вначале и в первое время мы ищем только светоносных опытов, а не плодоносных, поступая по примеру божественного творения, которое, как мы часто говорили, в первый день создало только один свет и отдало ему одному целый день, не присоединяя в этот день никакого материального деяния.

Поэтому, если кто-либо сочтет, что вещи этого рода бесполезны, то это равносильно тому, как если бы он думал, что и у света нет никакой пользы, ибо это вещь неосязаемая и нематериальная. Действительно, следует сказать, что хорошо проверенное и определенное познание простых натур есть как бы свет. Оно открывает доступ к самым глубинам практических приложений, могущественно охватывает и влечет за собой все колонны и войска этих приложений и открывает нам истоки замечательнейших аксиом, хотя само по себе оно не столь полезно. Ведь и буквы сами по себе отдельно ничего не означают и не приносят какой-либо пользы, но составляют как бы первую материю для сложения каждой речи. Так же и семена вещей, сильные своими возможностями, совершенно не могут быть использованы, кроме как в своем развитии. Так и рассеянные лучи самого света ничего не могут уделить от своей благодетельности, пока они не собраны.

Если кто-либо недоволен умозрительными тонкостями, то что же тогда сказать о схоластах, которые без конца предавались тонкостям? Ведь эти тонкости сводились к словам или по крайней мере к ходячим понятиям (что означает то же самое), а не к вещам или природе. Они были бесполезны не только вначале, но и в дальнейшем, а не как те, о которых мы говорим, бесполезны в настоящем, но бесконечно полезны в дальнейшем. Пусть же люди знают достоверно, что тонкость споров и рассуждений ума станет запоздалой и превратной после открытия аксиом. Истинное же и надлежащее или по крайней мере предпочтительное время для тонкости заключается во взвешивании опыта и выводе из него аксиом. Ибо хотя та или другая тонкость старается уловить и обнять природу, однако никогда она ее не схватит и не обнимет. В высшей степени правильно то, что обычно говорят о случае или о фортуне, если отнести это к природе: "На лбу у нее волосы, но с тыла она лысая"[50].

Наконец, относительно презрительного отношения в естественной истории к вещам обычным, или низким, или слишком тонким и бесполезным в своем начале пусть будут вещанием оракула слова, обращенные бедной женщиной к надменному властителю, который отверг ее просьбу как вещь недостойную и слишком низкую для его величия: "Перестань тогда быть царем"[51]. Ибо несомненно, что тот, кто не захочет уделить внимание вещам этого рода, как слишком малым и ничтожным, тот не сможет ни получить, ни осуществить господство над природой. CXXII

Возможно и такое возражение: удивительно и недопустимо, что мы как бы одним ударом и натиском ниспровергаем все науки и всех авторов, и притом не взяв себе для помощи и руководства кого-либо из древних, а как бы своими собственными силами.

Однако мы знаем, что, если бы мы пожелали действовать менее добросовестно, нам было бы нетрудно возвести то, что мы предлагаем, или к древним векам, предшествующим временам греков (когда науки о природе, быть может, процветали больше, однако с меньшим шумом и еще не дождались труб и свирелей греков), или даже (хотя бы частично) к некоторым из самих греков и искать у них подтверждения и почета, наподобие выскочек, которые промышляют и заимствуют себе благородство от какого-либо старого рода, пользуясь помощью генеалогии. Мы же, полагаясь на очевидность вещей, отбрасываем всякое пользование выдумкой и обманом. И мы считаем, что для дела не столь важно, было ли уже известно древним то, что мы откроем, всходили или же заходили эти открытия среди превратности вещей и веков, -- не более, чем должна заботить людей мысль, был ли Новый Свет островом Атлантида, известным древнему миру[52], или же только теперь впервые открыт. Ибо открытия новых вещей должно искать от света природы, а не от мглы древности.