Ватага 'Семь ветров' - Соловейчик Симон Львович - Страница 6
- Предыдущая
- 6/52
- Следующая
Но пока Фролова не нашла такого специалиста, чтобы он рычал, кричал и ногами топал, девятиклассники плясали вокруг мальчишки с трубой во весь его рост: умпа, умпа, умпа-пара... Умпа, умпа, умпа-пара... Что будет через час? Через год? Через десять лет? Какое нам до этого дело!
Умпа, умпа, умпа-пара, умпа, умпа, умпа-пара...
Семьветровские пели и плясали, обращая внимания на учителей не больше, чем на прохожих на улице, и неизвестно, чем кончился бы сумасшедший этот день, если бы не появилась в дверях Любочка, сестра Саши Медведева, и не стала показывать брату знаки: пять!
- Я Майкапара сдала, пять!
- Мэйкапар, - поправили ее.
- Какой мэйк-ап? Это Майкапар, композитор такой советский, он до войны жил, нам учительница рассказывала.
- Со-вет-ский?
- Ну да. А это прелюдия, у него много прелюдий...
- Пре-лю-ди-я?
- Это мы под прелюдию танцевали? - ужаснулась Клава Керунда.
Костя Костромин вытер пот.
- Все, парни, отмаялись! - сказал он. - Отбой! Отбой по мэйкапару и вообще - отбой!
Каштанов расхохотался, он остановиться не мог: поветрие-то, оказывается, было хорошо организовано! По команде началось, по команде и кончилось!
- А мне другое задали учить - хотите, спою? - сказала Любочка.
ГЛАВА ВТОРАЯ
РЕШЕНИЕ
МАША ИВАНОВА славилась тем, что задавала сложные и неожиданные вопросы (как иначе могла бы она быть ведуньей и колдуньей?). Однажды она спросила Каштанова:
- Алексей Алексеевич, а вы когда-нибудь кричали на ребят?
- А зачем мне кричать? - удивился Каштанов. - У меня предмет такой - он сам кричит... Кричат толпы восставших, кричат казнимые на плахе, кричат солдаты в бою, кричат ораторы на митингах. Историю шепотом не делают, история вся на крике. Зачем же еще и мне повышать голос? Кто меня тогда услышит?
Алексей Алексеевич любил историю как бесконечное поле загадочных фактов, которые надо объяснить и связать между собой. Любил он и школу, но с трудом переносил школьный шум. Возможно, это было у него наследственное, потому что мама его, учительница математики, возвращаясь домой, постоянно обматывала голову полотенцем и ложилась на тахту, предоставляя сыну проверять кипу тетрадей, что он и делал, храбро орудуя красным карандашом.
Каштанов и в новую школу перешел с женой потому, что бывшая его ученица, Наташа Павлова, теперь Наталья Михайловна Фролова, дала клятву, именно клятву, торжественно поклялась, что никогда не назначит Каштанова классным руководителем. Каштанова брала тоска при мысли, что придется изо дня в день ругать ребят за чужие двойки, в которых ребята часто и не виноваты, отчитывать за прогулы и опоздания на чужие уроки, - а к Каштанову на урок никто никогда не опаздывал; делать замечания дежурным за плохо убранный класс, - а Каштанов и в жизни-то никому замечаний не делал, полагая, что если он их не выносит, то и другие, наверно, тоже. Он и сыну своему, второкласснику Андрейке, никогда не выговаривал, а если Елена Васильевна начинала за столом: "Ты как сидишь, Андрей? Ты как ешь? Ты "спасибо" сказал?", то Алексей Алексеевич смеялся и говорил:
- Ты, Андрейка, бери с мамы по десять копеек за каждое ее замечание. Как ока тебе сделает замечание, ты с нее - гривенник.
- А я их и не слушаю, - беспечным тоном говорил Андрейка. Алексей Алексеевич же хохотал во все горло, довольный.
Если смотреть со стороны, то все в жизни Каштанова было устоявшееся, даже однообразное: одни и те же уроки, поездки в Москву в библиотеку, неспешная работа над методической книгой, встречи и споры с друзьями-однокурсниками, которых он навещал по воскресеньям же, в библиотечные свои дни. Но сам Каштанов этого однообразия не чувствовал, потому что как в пять лет казалось ему, что вся жизнь его впереди, так и теперь, когда ему было почти сорок, жил он точно с тем же ощущением предстоящей ему значительной жизни. Занятия историей вырабатывают у человека такое постоянное и терпеливое ожидание перемен, позволяющее сохранять бодрость духа. Однако что это будут за перемены, Каштанов не знал и никогда не думал о них конкретно, не мечтал - мечтать Каштанов не любил и не умел.
Таков был, в общих чертах, учитель истории Каштанов Алексей Алексеевич, и теперь, когда мне предстоит написать следующий абзац, я смеюсь и хихикаю. Ведь вправду смешно! Смешно представлять себе сцену, в которой директор Фролова предлагает историку Каштанову занять вакантное место организатора внеклассной работы, заместителя директора по воспитанию!
Во всяком случае. Каштанов, когда Фролова рассказала ему о своем решении, рассмеялся - не огорчился, не обиделся, не задумался, не разволновался, не стал даже и отказываться, - а просто рассмеялся, причем Фролова легко смеялась вместе с ним, как бы соглашаясь, что это ей очень смешная мысль пришла в голову. Каштанов - главный по воспитанию? На место человека, который должен рычать, кричать п ногами топать?
Алексей Алексеевич, посмеявшись, откланялся и ушел.
И, посмеявшись вместе с ним и нисколько не обидевшись на отказ, Наталья Михайловна начала осаду - с того начала она осаду, что распустила по школе слух о новом назначении. И будто бы, намекала она. Каштанов в принципе согласен, но еще не дал окончательного ответа. Это были детские затеи, и ни к чему не могли они привести - просто Наталья Михайловна не умела отступать от принятых ею решений и не умела бездействовать. Но совершенно неожиданно появился у нее союзник, да еще какой! Жена Каштанова, Елена Васильевна.
Когда Каштанова сказала, что и она - за, Фролова даже руками всплеснула от радости, со стула своего вскочила - кресла-то директорского у нее не было, это только говорится: директорское кресло, а на самом деле обыкновенный стул из класса.
- Правда? Правда? - повторяла Фролова, заглядывая в лицо Каштановой. А я все думаю: ну, как мне вас уговорить? Мужиков легче уговаривать, потому что у них логика, а я без логики - выходит, я сильнее, - а женщин как? Мне бы не в школу надо, мне бы на завод, где одни мужчины, уж там бы я вертела! Ну так что - заговор против нашего Алексея Алексеевича? Вы мне поможете?
- Постараюсь, - сказала Каштанова.
- Нет, это замечательно, что вы согласны со мной. Вот я чувствую, вот я знаю, - говорила Фролова точно теми же словами, какие всегда повторяла колдунья Маша Иванова, - я чувствую, что Алексей Алексеевич... Он та-аким воспитателем будет! Он же всех детей насквозь видит, они же любят его, и они от него не отходят, я видела, видела!- Наталья Михайловна говорила возбужденно, как всегда, но потом задумалась на минутку, что с ней бывало редко. - А может, мы и вправду школу хорошую сделаем... Так хочется школу хорошую сделать, ну так хочется!
- И мне хочется, - сказала Елена Васильевна. - Ребятишки такие хорошие нам достались, такие веселые...
- Значит, заговор? Я ужасная заговорщица! И сплетница, - добродушно добавила Фролова, и добавила честно, потому что она и вправду была заговорщицей и сплетницей, и не было новости в школе, которой она невзначай не сообщила бы всем и каждому.
- У сплетниц и заговорщиц есть хотя бы интерес к людям, а это уже кое-что, - улыбнулась Каштанова.
- Ну, спасибо! Утешили! Но все равно, на это место воспитательское мы лучше человека не найдем...
Елене Васильевне хотелось сказать, что она тоже примерно так думает: лучшего человека, чем ее муж, не найти не только на это место, но и вообще на всякое место на земле, - но говорить этого она не стала, а просто обещала Фроловой помочь в ее нелегком предприятии - уговорить Каштанова переменить всю свою жизнь, все ее правильное и равномерное течение и пойти как раз на ту работу, от которой он всю жизнь бежал и которую презирал.
* * *
На жену свою, как и вообще на людей. Каштанов никогда не злился. Он выслушал ее и сказал обычным спокойным тоном, неторопливо и насмешливо:
- Алена, давай сразу и кончим этот разговор. Я работаю, я преподаю историю, я специалист. А что ты... А что вы с Фроловой предлагаете? Заместитель директора школы по воспитанию! И не выговоришь... И эти сто шестьдесят рублей как приманка... Помнишь, у Чуковского: "Тетя, а вы за тысячу рублей съели бы дохлую кошку?" Так вот, я и за тысячу рублей дохлую кошку есть не стану!
- Предыдущая
- 6/52
- Следующая
