Кряка - Тихомолов Борис - Страница 8
- Предыдущая
- 8/25
- Следующая
По классу снова пробежал смешок. Задача была сложная, на проценты, а на них-то как раз и хватал Овсиенко двойки. Обычно он, записав условие, клал мел и, глупо улыбаясь, говорил, что у него болит голова и он не может решать задачку.
Учительница, укоризненно посмотрев на него, отправляла на место, а в журнале против его фамилии выводила жирную двойку.
Вот и сейчас, обернувшись к практиканту, Овсиенко широко улыбнулся. Класс замер.
Тот же голос громким шёпотом произнёс:
- Сейчас начнёт на голову жаловаться. Но Серёжа жаловаться на голову не стал.
Пожав плечами, он сказал обиженным тоном:
- Да такие задачки в третьем классе решают. У всех ребят раскрылись рты от изумления, а практикант, улыбнувшись, ответил:
- Ну вот и хорошо! Значит, мы её тоже решим. - И к классу: - Решайте все!
Серёжа бойко застучал мелом по доске. В этот день он получил первую, честно заработанную пятёрку.
ПЕРВАЯ ПОБЕДА
Сестры Захаровы, несмотря на воскресный день, поднялись рано. -У обеих много дел. Сегодня школа сдаёт колхозу утят. Лида - дежурная. Женя сядет заниматься.
Она- не выучила стихотворение, плохо знает историю, а завтра будут спрашивать.
Но Жене никак не хочется сидеть за книжками. Погода на дворе такая хорошая!
Совсем весна. И ещё, очень интересно в последний раз взглянуть на утят. Они уже большие. Дед Моисеич говорил, что утята - первый сорт и что в правлении колхоза никак не ожидали, что какие-то мальчишки и девчонки сумеют так хорошо вырастить утят.
Раньше Замковой только фыркал: "Жди от них добра, как же!" А потом стал говорить, что всё это случайно и что, конечно, если всей школой ухаживать, то ещё можно вырастить каких-то шесть тысяч штук, и то под неослабным наблюдением старших. А составлять самостоятельные бригады из ребят никак нельзя.
Председатель же и дед Моисеич говорили: "Ребята хорошие, справятся".
Вот сегодня утром все пионеры будут утят сдавать. Школьный духовой оркестр играть будет, а Женя - дома, за книжками. Как бы не так!
Женя ещё вчера решила: когда учительница по русскому будет вызывать, то пусть опять выйдет Лида. Но Лида сказала:
- Хватит обманывать учителей и папу с мамой! И вот, едва проснувшись, Женя начинает упрашивать сестру:
- Лидочка, ну, Лида! Ладно, и я пойду, а?
- Отштань! - зажав зубами ленту, сердито прошепелявила Лида. - Надоела. Школько можно за тебя к дошке выходить?!
Стоя перед висевшим в простенке небольшим зеркалом в почерневшей дубовой рамке, Лида торопливо заплетала тонкую рыжеватую косичку.
- Ну, Ли-ида! - снова затянула Женя. - Я успею ещё выучить, а? Вот увидишь!
Хочешь, я за тебя естествознание отвечу?
Лида вынула ленту изо рта, ловко вплела и завязала бантик.
- Не нуждаюсь! - буркнула она, принимаясь за вторую косичку. - Я все уроки выучила. И вообще ты за меня не беспокойся. Вот! Больше о себе думай.
Женя поковыряла пальцем дырочку в одеяле.
- Ну и не надо, - сказала она. - А вот когда ты будешь вертеться на уроках и мешать, и драться на переменах с мальчишками, и учитель попросит у тебя дневник, ты пойдёшь со своим. Вот!
На лице Лиды появилась кислая гримаса; пальцы, заплетавшие косичку, замерли.
Как-то всегда получалось, что замечания за плохое поведение на уроках доставались ей. И, если бы Лида подавала только свой дневник, он был бы весь испещрён красными чернилами. Но её выручала Женя. Зато, когда вызывали к доске Женю, выходила Лида.
Так и завелось. Меняясь дневниками, они по-братски делились замечаниями и хорошими отметками. Но Лиде это надоело. Кроме того, её мучила совесть.
Во-первых, это было нехорошо - обманывать учителей; во-вторых, она беспокоилась за сестру. Получая каждый раз за Лидин ответ хорошую отметку в свой дневник, Женя перестала готовить уроки.
Сколько раз давала Лида себе слово - не вертеться, не шуметь на уроках, не драться на переменах с мальчишками, но всегда это слово нарушалось самым непредвиденным образом. Вот позавчера, например: полез было на большой перемене мальчишка из шестого "Б" класса разорять ласточкино гнездо. Лида крикнула по-хорошему: "Слезь, а то сшибу!" Мальчишка обернулся и показал язык. Лида сшибла его с лестницы, придавила к земле и, сорвав с его головы кепку, отхлестала как следует по щекам. Насилу отбили. Кто это сделал? Она - Лида, а в дневник записали Жене, потому что Лиде никак нельзя было больше записывать.
Тогда бы могли и на педсовете вопрос поставить и вообще на лето в бригаду утят-ников не допустить.
Лида вздохнула, покосилась, глядя через зеркало на сестру, и сказала:
- Ладно, только это будет в последний раз. Давай собирайся скорее!..
Такой торжественной сдачи утят никто не ожидал. Пуская никелированными трубами солнечные зайчики, в школьном дворе, возле палисадника, бухал оркестр. Сновали празднично одетые ученики, распоряжались дежурные с красными повязками на рукавах.
Виновники торжества - утята, вытягивая шеи, толклись возле щелей дощатых перегородок, смотрели с любопытством на невиданное оживление.
В прохладной тени, возле спортивного зала, собрались родители учащихся и учителя. Тут же был и дед Моисеич в просторной белой рубахе, подпоясанной шёлковым пояском, и вечно скучающий Замковой в широкой соломенной шляпе, и чем-то очень довольный председатель колхоза. Потирая привычным жестом руки, он загадочно улыбался, подмигивал деду Моисеичу и что-то шептал ему на ухо. Дед Моисеич кивал головой и исчезал.
В точно назначенное время во двор школы одна за другой въехали три большие машины с ящиками. Капельмейстер Дима Огородник, ученик девятого класса, тряхнув огненно-рыжей шевелюрой, поднял руку с палочкой, подождал, пока машины, подъехав, остановились возле загородки с утятами, снова мотнул шевелюрой и, резко опустив палочку, обрушил на торжественно застывших слушателей бравурные звуки туша.
Начался подсчёт. Три пожилые колхозницы в белых платках, ловко подхватывая за шеи утят, бросали их в ящики:
- Пара! Вторая! Третья!.. Двадцать пять! Грузите в машину! Давайте ящик! Живо, живо!..
Руки колхозниц мелькали так быстро, что Серёжа едва успевал заносить в тетрадь пометки. Тут же с секундомером в руке стоял Павел Андреевич. Стёкла очков его восторженно блестели.
- Три ящика за двадцать секунд! Вот учитесь, ребята, как надо работать!
Петя Телегин, Дина, сестры Захаровы подносили тару. Ребята старших классов грузили утят в машины. Оркестр, сбиваясь в такте, играл недавно разученную песню о гордом "Варяге". Гости грызли семечки.
Ровно через двадцать пять минут Овсиенко, заикаясь от волнения, торжественно объявил:
- Всё! Девяносто шесть с половиной процентов!
- Уррра-а-а!.. - подхватили ребята. - Девяносто шесть с половиной! Уррра-а-а!..
Дима Огородник тряхнул шевелюрой, оркестр заиграл туш. Машины, пыхнув синеватыми дымками, торжественно выплыли со двора. Утята уехали, и всем ребятам как-то стало немного грустно.
- Что же мы теперь будем делать-то? - разведя руками, спросил Коля Гайдук. - Вроде пусто без них.
- Пусто, - согласился Юра. - Ну ничего, через полмесяца мы других примем, тысяч двадцать сразу. Сегодня нас по бригадам распределять будут. Аида в нашу бригаду.
Гайдук деловито вытер ладонью нос:
- Не-е-е. Я к бате, в деревообделочный. Там станки новые привезли. Фуговочный, долбёжный, строгальный. Если что надо будет, приходи.
- Ладно, - сказал Юра, - приду. - Хотя не представлял себе, за какой это надобностью он может обратиться в столярный цех.
Оркестр, игравший польку, замолк, и сразу же. стали слышны и говор и взрывы смеха.
- На построение! На построение! - закричали дежурные.
Все, толкаясь, бросились строиться по классам. За хлопотами никто и не заметил, как у палисадника, возле оркестра, появился стол. Аня Титаренко, щурясь от яркого солнца, стелила красную скатерть. Рядом стояли завуч, директор школы и председатель колхоза. Все втроём, уткнувшись в какие-то бумаги, с интересом рассматривали их.
- Предыдущая
- 8/25
- Следующая
