Диверсия - Васильева Людмила - Страница 14
- Предыдущая
- 14/16
- Следующая
Кате снились черно-белые сны -значит, депрессия есть, пока еще "скрытая", о которой она и не подозревает. Севенарт задал спящей вопрос:
- Зачем вы записали на видео всех наших художников? С какой целью вы это сделали?
Но спящая не ответила. Севенарт еще раз задал тот же вопрос, и снова лишь невнятное сонное бормотание, не относящееся к вопросу, а во сне Катя повернулась на другой бок.
Севенарт озабоченно посмотрел на ассистента:
- Вы дали достаточную дозу облучения? Все делали точно по предписанию?
- Абсолютно точно, уверяю вас.
- Но что тогда происходит? У нас ни с одним подопытным такого не было. Что-то здесь непонятное...
Севенарт продолжал смотреть на экран, где проходили КатиньГсны.
Ей виделись люди, незнакомые Севенарту. Но вот лицо Жака Лавера...
Фаза парадоксального сна кончилась. Катя мирно спала, лицо ее, побледневшее от сна, было таким одухотворенным и нежным, что Севенарт пожалел, что она недосягаема для него, недосягаема никогда... такова его служба. Он велел помощнику свернуть аппаратуру. Они вышли в сад, где в предрассветном сумраке было тихо и еще светила на небе утренняя звезда. Севенарт споткнулся о выступавший корень огромного дуба.
- Собачья жизнь, черт бы ее побрал. Придется поломать голову над секретом этой прелестной особы. - "Прелестной" он зло выдавил сквозь зубы.
Козимо впервые посетил "школу" художников. Дадышо распорядился послать именно его для оказания помощи Севенарту. Нужно было разобраться в исключительном случае с Катрин Сабининой. Севенарт был вынужден обратиться за помощью в Центр, оказавшись бессильным самостоятельно разгадать, несмотря на все усилия, феномен. Выходило, что на психику Сабининой не воздействовала достаточно уже апробированная система. Козимо решил прежде, чем приступить к испытаниям над Сабининой, понаблюдать ее, "поближе познакомиться", как он заявил Севенарту, и попросил не беспокоить его йекоторое время.
Катя всеми силами пыталась отсрочить неотвратимое. Однажды, когда Жак почувствовал себя особенно плохо, Катя уложила его и встала за мольберт перед его незаконченной картиной. Она не думала о том, что ею руководит в эти минуты. Скорее всего она пыталась отвлечься, хоть на какое-то время отогнать страх. Картина называлась "Конец". В огненном вихре взлетали в воздух деревья с вывернутыми корнями, языки пламени чудовищно выплескивались вверх, закрыв небо. Женщина на переднем плане держала на вытянутых руках ребенка, моля о помощи, но пламя уже лизнуло волосы малыша, и одежда матери превращалась в факел.
Жак лежал, отвернувшись к стене. Катя взяла кисть, в ее движениях появилась четкость, рука с кистью взлетела от палитры к холсту-она писала лицо матери, и лицо это было ее, Катиным, лицом. В глазах такая мольба, такой призыв о помощи, что Севенарт, тайно наблюдавший действия Кати на экране, крепко вцепился в подлокотники кресла и застыл, изумленный. Катя писала, словно одержимая. Сочетание цветов было таким тревожно-буйным, что зрителю было ясно - вместе с этой матерью сгорает Земля. Но вот Катя остановилась, положила кисть, отошла, чтобы взглянуть на картину, затем тихо подошла к ней, вновь взяла кисть и осторожно убрала пламя от волос ребенка и одежды матери. Затем усталым движением руки отбросила прядь волос от своего лица, присела на край ложа, рядом со спящим Жаком, нагнулась к его лицу, поцеловала закрытые веки и вышла из мастерской.
Да, Севенарт понял, что Катя может превзойти в своем творчестве не только Жака, но и всех художников. "Она просто чертовски, невероятно талантлива... Надо только усилить воздействие, подчинить ее нашей воле". И еще одна идея пришлась Севенарту по душе. Этим он решил отличиться перед "высоким гостем" - братом Козимо. Но пока он задумал действовать самостоятельно. Он нашел Катю все там же, в мастерской Жака. За последнее время она заметно побледнела и осунулась, чтото в ее взгляде было настороженное, злое и предвещало, похоже, новый бунт. Севенарт и не подумал откладывать разговор, лишь извинился за вторжение и попросил Катю пройти к ней домой для выяснения неотложного дела. Как ни странно, Катя послушно отправилась с ним.
Парк был погружен в густой туман. Все было напитано влагой: и черные от сырости стволы деревьев с оголенными ветвями, и дорожки, засыпанные гравием. Весь этот осенний день как бы источал монотонность, грусть, а если и был чем хорош, то лишь тем, что вызывал у людей желание поскорее оказаться под кровом, посидеть у камина, насладиться теплом и уютом.
Катя шла рядом с Севенартом, забыв накинуть на голову капюшон плаща, на волосах и лице ее серебрились мелкие капли и стекали с ресниц, и Севенарту казалось, что Катя плачет, что она выплакивает последние слезы, что дальше в таком состоянии оставлять ее нельзя. Севенарт предложил Кате пойти переодеться, а он тем временем сам приготовит кофе. В ответ Катя лишь согласно кивнула головой.
После выпитого кофе Севенарт удобно устроился в кресле, включил камин.
- Как все-таки раньше люди были счастливы. Наверно, жизнь обитателей этого дома текла неторопливо, без нынешних тревог и бешеного ритма. Вы знаете, Катрин, этот особняк очень стар, он повидал множество людей и был свидетелем важных событий...
- Возможно, - Катя перебила плавную речь Севенарта, - но меня сейчас интересует не это... Вы можете понять, что сейчас мне не до светских бесед у камелька...
- Я понимаю и сочувствую, это моя неуклюжая попытка отвлечь вас...
- Ничто мне не поможет, - она затравленно посмотрела на него.
- Не говорите так... Если бы вы знали, какие невероятные усилия я прилагаю, чтобы помочь вам. Я забросил свои обязанности, слишком много думаю о вас... и, кажется, придумал кое-что...
- Если это ради меня, то не старайтесь.
- Не торопитесь говорить так. Я одержим мыслью спасти и Лавера.
- Неужели еще есть надежда?! О! Я воскресну, я буду жить, если это возможно.
- Ради этого я специально вызвал выдающегося ученого, на которого возлагаю все надежды... Он очень, очень высоко... - Севенарт возвел глаза в потолок и указал пальцем вверх: - Заполучить его сюда мне стоило многого.
- Он видел Жака? Сказал что-нибудь?
- Катрин, не так все быстро... Я верю, что врач постарается ему помочь. Но есть одно "но"... Скажите, вам ведь здесь неплохо живется?
- Примерно так, как в хорошей лечебнице для душевнобольных. Я даже порой начинаю сомневаться в своей нормальности. А уж об остальных обитателях и говорить нечего. Все они явно больны... Вы что же, из милосердия их подбираете? И где? Я их имен никогда и не слышала... Но самое удивительное в том, что всем им здесь как будто нравится, и они довольны - все, кроме меня...
- Катрин! Вы забыли, что если бы не мы, вас, по всей вероятности, уже не было бы в живых. Ведь вы знаете, что происходит в мире. И вы еще недовольны... Я завидую вам... Прекрасные условия для жизни и работы. Мы оберегаем вас от всех неприятностей... Не вам жаловаться и выражать недовольство...
- Спасибо, если так...
- Но как же еще? Если вы в чем-то сомневаетесь - говорите. С вами предупредительны - разве я позволю кому-либо обидеть вас?
- Да-да, все это вроде бы так... но что же насчет Жака?
- Ох, Катрин, и характерец у вас... даже моя смелость испаряется при виде вашего разгневанного лица.
- Разве то, что вы хотите сказать, должно вызывать гнев? Какиенибудь условия? Говорите же...
- Условия... вот именно. И вы должны понять, что не я их ставлю.
Дело в том, что мы можем приложить все силы, чтобы спасти Лавера.
Взамен этого вы объявите миру, что современное управление народами Земли неприемлемо и непригодно для нашего времени. Я вам подскажу, что сказать в отношении членов управления союза... Они не так честны, есть достаточно материала, компрометирующего их...
- А кому это нужно? Это что же, мое участие в заговоре?
- Предыдущая
- 14/16
- Следующая
