Байки кремлевского диггера - Трегубова Елена - Страница 10

• Предыдущая
• 10/22
• Следующая

Ни следа от того рефлексирующего Ястржембского, которого я случайно подсмотрела в коридоре, здесь уже не было.

Он, как в жестком теннисе, беспощадно и точно отбивал все журналистские мячи, на ходу изобретая гениальные формулировки, объясняющие чудачества Ельцина:

– Журналистам обычно неведомо, что происходит за закрытыми дверями переговоров. Дипломатическая кухня обычно находится вне поля их зрения. Но у российского президента – как известно, свой стиль. И сегодня на ваших глазах он сделал то, чего обычно не делают дипломаты: президент слегка приоткрыл для журналистов форточку в то помещение, где обычно ведутся закрытые дипломатические переговоры. В частности, – здесь уже я, в свою очередь, открываю вам секрет, – он таким образом намекнул вам на будущие переговоры России и США по проблеме СНВ…

А какого-то вечно озабоченного ельцинским здоровьем японца, домогавшегося, как же быть с неадекватностью президента, причислившего Японию к ядерным державам, Ястржембский и вовсе выставил дурачком:

– Япония? Да? Он назвал Японию? Ну значит оговорился – вы сами не понимаете, что ли? Замените Японию на… я и сам уже не помню: какие у нас еще есть ядерные страны? А? Ага! Вот! Вы и сами не помните! Значит, замените на Великобританию! А Германию вообще опустите.

Ястреб так профессионально на протяжении получаса втирал нам мозги, что после окончания брифинга я и сама чуть было не засомневалась: а правда ли я за час до этого выслушивала предсмертный бред Ельцина, а не дипломатические секреты из приоткрытой форточки.

На следующий день, зачитывая по бумажке длинную речь в шведском парламенте, Ельцин говорил с подозрительной хрипотцой, но зато уже явно понимал что. И сбивался редко. А сидевшие в ложе гостей Дьяченко с Ястржембским уже спокойно и весело хихикали над мелкими оговорками президента. И я еще раз подивилась железным нервам этой парочки.

Куда более эмоциональный Немцов признался мне потом, что считает причиной стокгольмского скандала тот самый бокал шампанского, который Ельцин лишь слегка пригубил на приеме у шведского короля.

– Понимаешь, когда у него проблемы со здоровьем, чтобы поддержать его в нормальном, дееспособном с виду состоянии, они его, кажется, накачивают какими-то очень сильнодействующими лекарствами, при которых алкоголь потреблять категорически запрещается. Потому что это сразу дает по шарам, так и загнуться можно. И ему, действительно, в таком состоянии достаточно только слегка пригубить даже самого слабенького вина или шампанского, как начинается этот кошмар…

Через два с половиной года я получила неожиданный привет из Стокгольма – города, само название которого я хотела бы навсегда забыть. 24 мая 2000 года Немцов именно из шведской столицы позвонил поздравить меня с днем рожденья:

– Вот вспоминаю тут, как Дедушка умирал…Сейчас вылетаю в Москву. Что тебе привести из Швеции?

Я попросила что-нибудь шведское, но не семью и не стенку. В результате, Борька, заявившись ко мне на день рожденья прямо из аэропорта, к восторгу гостей (среди которых были и журналисты, тоже пережившие вместе с Ельциным стокгольмский кошмар в декабре 1997-го) подарил мне роскошный шведский национальный костюм. И это, наконец, хоть как-то примирило меня со злосчастным городом, где рабочие, вероятно, до сих пор негодуют на свое правительство за то, что оно топит углем, а не русским газом.

Честно говоря, иногда мне даже нравились ельцинские закидоны. До тех пор, конечно, пока они не угрожали его жизни.

Одно из таких невинных чудачеств мы с ним даже как-то раз провернули на пару – во время его визита в Орел в сентябре 1997 года.

Губернатор этой области Строев, как известно, сильно озабочен колхозно-совхозным строем. Как-то раз, сто лет назад, когда я попросила у него интервью для газеты «Сегодня», бывший секретарь орловского обкома Строев настолько испугался, что даже потребовал, чтобы во время интервью рядом со мной на всякий случай сидел еще и тогдашний главный редактор этой газеты Дмитрий Остальский.

А теперь я заявилась к Строеву в логово еще и с Ельциным…

Настроение у меня было самое хулиганское.

И, выждав момент, пока Ельцин вместе со Строевым подошли к журналистам, я громко (так, чтобы у орловского губернатора не было потом ни малейшего шанса прикинуться, что он не расслышал) спросила Дедушку:

– Борис Николаевич, считаете ли вы, что должен быть принят Земельный кодекс, гарантирующий право на свободную куплю-продажу земли сельскохозяйственного назначения?

Лицо Строева налилось как перезревший помидор.

Зато вот Ельцин, как я и рассчитывала, сразу оживился и чуть опять не полез на танк:

– Бе-е-езусловно! – рубанул президент. – Крестьянин должен быть хозяином своей земли с правом купли и продажи! И пока такого положения в Земельном кодексе не будет, я его не подпишу! Это – моя твердая позиция: свободная купля-продажа земли – это будущее России!

Насладившись параллельным видеорядом немых адских мук апологета колхозно-совхозного строя, стоящего рядом с президентом-реформатором, я решила, что если уж шкодить, то по большому. И продолжила беседу с Ельциным в еще более провокационном ключе.

– А как вы считаете, Борис Николаевич, должна ли быть введена свободная купля-продажа земли здесь, в Орловской области? – уточнила я елейным голоском, одновременно полукивнув Ельцину на Строева.

Тут Строев от напряжения уже совсем, казалось, вжался в землю, против свободной купли-продажи которой он боролся.

А у Ельцина оказалось ровно такое же шаловливое настроение, как и у меня.

– В Орловской области?… – переспросил он, лукаво улыбнувшись и покосившись на губернатора.

И потом уже жестким, президентским голосом добавил:

– Здесь, на Орловской земле, линия на свободную куплю-продажу тве-о-ордо держится!

Строев молчал как орловский партизан, но факт уже был зафиксирован телекамерами ведущих телеканалов страны: Ельцин отменил на Орловщине колхозное крепостное право при молчаливом согласии красного губернатора.

Свидетели этой сценки просто слезы вытирали от хохота.

Вот за такие моменты, я считаю, Дедушке можно было простить все. Потому что он всегда, не важно – вменяемый или невменяемый, живой или мертвый, – оставался крутым. Жаль вот только, что мертвым он бывал куда чаще, и никакой свободной купли-продажи в результате так и не ввел. Хотя мог бы…

А в той самой Орловщине, поверив типичной потемкинской деревне Строева – колхозному рынку Орловская нива (где, например, по откровенно копеечным ценам были выставлены 30 сортов колбасы), Ельцин тут же распорядился выдать губернатору кредит на поддержку сельского хозяйства.

– Разумеется, мы не дадим ни копейки из этих денег преуспевающим предприятиям! А зачем?! Лучше мы будем поддерживать и вытягивать тех, кто похуже… – с идиотской прямотой признался мне тут же чиновник, назвавшийся нам помощником Строева по финансам.

Было дико жаль, что Ельцин не увидел погрома, который происходил в потемкинской Орловской ниве сразу же после отъезда президента! Зато мы, московские журналисты, с ужасом наблюдали, как голодные и нищие жители Орла, клявшиеся нам, что такого изобилия никогда раньше не видели, смели всю еду с показушных прилавков за полчаса, подчистую.

И все-таки кто еще, кроме нашего Дедушки, мог -хотя бы понарошку – не только строевские колхозы раскулачить, но и Курильские острова Японии подарить?

Я и раньше подозревала что-то подобное, когда Немцов с Ястржембским на все мои кулуарные расспросы о содержании неформальных переговоров с японцами реагировали какими-то нездоровыми смешками.

• Предыдущая
• 10/22
• Следующая