Дойти до горизонта - Ильин Андрей - Страница 29

• Предыдущая
• 29/56
• Следующая

Вечером следующего дня мы провожали наших товарищей домой. Злость уже перекипела, и прощались мы довольно мирно. Аэродром — участок все той же пустыни, огороженный рядами флажков. Одномоторный «АН» подрулил к началу взлетной полосы и остановился. Летчики пошли на усадьбу пить чай. Лениво собирались пассажиры. Мы бродили возле самолета, ожидая, когда будет посадка.

— Надежная машина, — глядя на «АН», заявил неожиданно Салифанов. Он служил в армии в ВВС и говорил уверенно, как специалист в авиационном деле.

— Машина хорошая, — согласился я и вдруг неудержимо захотел отомстить Монаховой, хоть в малой степени, за ночную нервотрепку.

— Правда, старая. Падала уже, наверное, не раз, — добавил я, повернувшись так, чтобы Наташе было лучше слышно.

— Ну что ж, — не моргнув глазом, подхватил Сергей, — на то и самолет. Это тебе не шар воздушный. Аппарат тяжелее воздуха! Вот он и падает. Работяга. Заслуженный. Не одну сотню тысяч налетал! — Он подошел ближе, похлопал самолет по раскалившемуся фюзеляжу.

— Вон и заклепки уже все поистерлись. И крылья болтаются. — Он присел, заглянул под плоскость, постучал по алюминию согнутым пальцем. — А элероны ни к черту. А он все летает!

Наташа слушала, испуганно переводя взгляд то на нас, то на самолет. На лице у нее застыло выражение неподдельного ужаса. При слове «элерон» она вздрогнула, челюсть ее отвисла, и она так и осталась стоять с открытым ртом.

— Да, совсем того элероны, — согласился я, хотя слабо представлял, что это такое.

— А все-таки летает. Надежная машина!

— Жаль, одномоторная, — вздохнул Сергей.

— Почему? — искренне удивился я.

— Так мотор забарахлит, и того… На втором не вытянешь. Камнем в море!

— Да-а, — покачал я головой, — у меня знакомый летчик двадцать шесть раз падал, — и, подмигнув, добавил шепотом, так, чтобы слышал только Салифанов, — в детстве с печки.

— Случается. Масло не то зальют или керосин. Или, бывает, мошкара винт облепит, а он же на воздух рассчитан ну и отлетает от избытка нагрузки.

Наташа быстрым шагов уходила прочь.

— Куда это она? — удивился я.

— Наверное, билет сдавать, — предположил до того молчавший Валера.

Он чувствовал себя неуютно и старался не лезть на глаза.

Такого эффекта мы не ожидали.

— Наташа! — закричал я.

Но Монахова, не оглядываясь, удалялась от аэродрома. Пришлось ее догонять. До самой посадки мы убеждали ее, что это был безобидный розыгрыш, что воздушный транспорт — самый безопасный из всех существующих.

— Шутники! Я, может, с детства высоты боюсь, — возмущалась она.

Показались летчики. Сами проверили у пассажиров билеты, прошли в кабину.

— Ну давайте, — подтолкнул я к самолету Монахову.

Наташа с испугом оглянулась, словно ища поддержки. Она боялась лететь! Она предпочла бы три недели трястись в конном тарантасе, чем подниматься в воздух.

— Нет, ты, конечно, можешь пойти с нами морем, — доброжелательно улыбнувшись, предложил я.

Монахова сделала решительный шаг к самолету. Море она теперь жаловала еще меньше, чем воздушный океан. Лучше разбиться, хоть мучиться не придется.

— Прощайте! — категорично откланялась она и полезла в самолет.

В рюкзаке у нее тихо звякнули стеклышки с мазками нашей крови. Сразу по приезде домой она должна была передать их на исследование. Нет худа без добра! За науку теперь можно быть спокойным.

Валера до последнего стоял с нами, оттягивая расставание. В отличие от Монаховой, он продолжал сомневаться. Но билет был на руках, и остаться он, конечно, не мог. Мосты были сожжены.

— Ладно, Валерка, не бери в голову, — подбодрил его Сергей. — Передавай привет Челябе, а я уж как-нибудь не дам пропасть твоей пайке. Будь спокоен.

— Вы не обижайтесь, мне точно нельзя опаздывать, — еще раз попытался оправдаться он,

— Давай топай, — засмеялась Войцева.

Васеньев еще раз оглянулся и полез по приставному трапу.

Самолет взревел, погнал мелкий песок поземкой под колеса. Винт вкрутился в нагретый и потому воспринимающийся визуально, как жидкость, воздух. Подтянул к себе самолет. И вот уже «АН», подскакивая на кочках, понесся по взлетной полосе. Оторвался. Сделал над аэродромом прощальный круг и, блеснув в лучах солнца, потянулся к северу — на материк. Наверное, Наташа с Валерой сидели на неудобных сиденьях, прилепив лица к стеклам иллюминаторов, смотрели на наши малюсенькие фигурки, потом на остров, потом на море.

— Ну, вот и все, — задумчиво сказала Войцева.

— Это не все, это только начало, — поправил ее Сергей.

Мы тряслись на уже знакомом нам тракторе. — А почему название острова переводится «Пойдешь — не вернешься»? — кричал, перекрывая шум мотора, Салифанов.

— Точно никто не знает, — также орал в ответ водитель. — Но говорят, очень давно две или три семьи казахов зимой по льду перешли на остров, а оттепель и ветер согнали лед. Они оказались отрезанными и жили тут несколько лет. Робинзоны, в общем…

Мы ехали к месту стоянки нашего плота. В прицепе гремела двухсотлитровая бочка, заполненная на две трети пресной водой. Заправлялись из колодца, который выглядел как самый обыкновенный колодец из средней полосы России — деревянный сруб, выступающий над землей. Геологи пытались отыскать воду поближе к центральной усадьбе, иссверлили бурами весь остров, как мыши кусок сыра, но смогли обнаружить только горько-соленые источники.

— Животным здесь лафа. Браконьеры не доберутся. Хищников нет. Правда, года два назад забрел по льду один волк. Месяца четыре сайгу и куланов резал. Обнаглел, выедал только филейные части, остальное бросал. В заповеднике животные бояться разучились и бегать заодно, без тренировки-то! — захохотал водитель своей шутке. — Вот он их и валил не напрягаясь. Хитрый волчара был. Три облавы вокруг пальца обвел, но потом попался. Здоровенный! Я таких и не видел…

Под колеса выкатился обрыв. Далеко внизу черным квадратом виднелся плот. Даже от сердца отлегло. Цел наш корабль!

Уронили с кузова бочку, осторожно на веревках скатили под обрыв. Еще часа два пыхтя толкали ее к плоту. Хорошо, песок был достаточно твердый, а нас четверо. По шлангу слили сто литров в бак. Оставалось еще примерно три ведра. Выливать было жалко, выпить невозможно. Решили закачать в последнюю, запасную автомобильную камеру. Промыли ее, как смогли, морской водой. С помощью воронки, буквально по капле, заполнили пресной. Больше на земле нас ничто не удерживало. Можно было отплывать.

Совместными усилиями вытянули плот на воду, сбросили на него все вещи, подняли паруса.

— Семь футов под килем, — пожелал согласно морской традиции на прощанье водитель.

— Нам и двух хватит, — пошутил Сергей. Встали по бортам, отжались веслами от дна, но этого было явно недостаточно. Спрыгнули в воду, толкнулись. Плот медленно двинулся вперед, зашевелился на мелкой воде, словно оживая, набирал скорость. Я уже бежал, держась руками за кормовую трубу, разбрызгивая в стороны фонтаны брызг.

«Последние шаги по земле», — подумал я. Оттолкнулся носками от песка, запрыгнул на плот. Водитель, размахивая руками, что-то кричал, идя вдоль берега.

Полоса воды между нами все увеличивалась. Вода забурлила, забулькала в камерах, и этот звук показался мне непривычным.

— Что-то будет? — вздохнула Войцева.

— А что будет? — притворно-бодро воскликнул Сергей. — Обед будет, потом ужин, а потом завтрак. Сплошные радостные события. А после всего будет берег! Дней через пять, не позднее. Можете поверить моему чутью.

— Не зарывайся! — охладил я его пыл.

— Ну, хорошо, через шесть, — уступил мне один день Сергей. — Не дрейфь, кеп. Худшее позади!

— Молчи! — замахал я на него руками, хотя и сам очень надеялся, что впереди нас ждет только удача.

Жаль, что в жизни надежды почти никогда не сбываются. Разве могли мы предполагать, что худшее не позади, что худшее притаилось рядом, прямехонько по нашему курсу и встреча с ним произойдет много раньше, чем нам бы хотелось…

• Предыдущая
• 29/56
• Следующая