Шпион федерального значения - Ильин Андрей - Страница 24

• Предыдущая
• 24/70
• Следующая

Недалеко от дороги паслось небольшое стадо.

Несколько прикладов разом заколотили по броне.

— Стой, стой!

Водитель дал по тормозам, так что все чуть не ссыпались на землю, хватаясь за что попало, матерясь и поправляя автоматы.

Несколько бойцов спрыгнули с «бэшки» и побежали к стаду.

Корова мирно жевала какую-то траву. Дальше были еще коровы, но эта была ближе всех. Бойцы окружили ее, заходя с «тыла» и с боков. Чему-то они на этой войне научились.

— А ну, пошла, пошла!

Корова удивленно подняла голову, не переставая жевать. Пинками и ударами прикладов ее погнали к дороге. Удивленно кося большими глазами, неуклюже переваливаясь с бока на бок, корова побежала вперед, все убыстряя ход. Ее полное вымя моталось из стороны в сторону.

Пастуха никто не заметил, может, его и вовсе не было, может, он спал, а может, делал вид, что спит. С десятком вооруженных солдат больно-то не поспоришь — можно и очередь схлопотать. На войне жизнь пастуха не дороже жизни охраняемой им скотины.

— Давай быстрее!

Вообще-то коровы не беговые животные, но когда за тобой гонится, осыпая ударами, орава озверелой солдатни, кто угодно поставит рекорд скорости.

Корову выгнали на дорогу почти к самой «бэшке».

Клацнули передергиваемые затворы автоматов.

— Ты только в башку не стреляй, а то пуля от черепушки срикошетит и нас же завалит! В шею, в шею целься!

Корова стояла, тяжело поводя боками, и смотрела на людей. Если коровы умеют думать, то, наверное, она думала, что ее собираются доить.

Короткая очередь. Мычание…

По земле хлестанула алая струя. У коровы подломились ноги, и она рухнула набок. Кто-то склонился над бьющейся тушей и, выдернув из ножен штык-нож, перечиркнул корове шею, чтобы слить кровь.

— А ну, взялись!

Разом, кряхтя и матерясь, втащили корову на броню, прикрутив ее какой-то случайной проволокой, прыгнули сами и — ходу, ходу, пока хозяева не объявились! Где-нибудь там, подальше, можно будет остановиться, разделать тушу или просто срезать мясо, выбросив все остальное.

Если что — можно сказать, что она сама, дура, под колеса бросилась или что на мине подорвалась, — не пропадать же добру, вот и подобрали. Командиру презентовать ляжку — он прикроет.

Вечером бойцы грызли мясо, запивая его баночным пивом. Чем не курорт!

Эх, еще бы бабу!

А почему бы и нет? Можно и бабу. В Чечне все можно!

— Кто пойдет?

— За «Клинским»! — хором рявкнули все и заржали, вспомнив известную телевизионную рекламу.

По-быстрому смотались к «чехам», где за два ящика обменянной на мясо тушенки сторговали себе даму сердца. Пожилой чеченец привел средних лет женщину, закутанную в темный платок.

— Она хоть ничего? — спросили солдаты.

— Хорошая, хорошая, — закивал чеченец. — На бери. Утром сюда приведешь!

В Чечне много одиноких женщин, у которых не осталось ни кола ни двора, которые тому, кто их приютит, и принадлежат.

Задами, стараясь не попадаться на глаза офицерам, пошли в лагерь. Женщина не упиралась, шла молча, покорно.

— Ты кто — чеченка, да?

Женщина молча замотала головой.

А не все ли равно — им с ней не язык учить!

Женщину оставили в кустах, куда по-быстрому натаскали картонных коробок и, разломав и развернув, настелили на землю.

— Ты это, посиди, подожди пока здесь! Ладно?

Женщина покорно присела на картонную подстилку, поджав под себя ноги. Быстро побежали в лагерь.

— Ну что, привели?

— А че, конечно! Там она!

Глаза бойцов возбужденно забегали. Где-то там, недалеко, их ждала женщина. Купленная за два ящика тушенки.

— Кто первый пойдет?

Бросили жребий.

Первый ухажер, сально хихикая, выскочил из палатки.

— Ты там быстрее давай! — крикнули ему вслед.

Боец добежал до места и замер, воровато озираясь и не зная, с чего начать. Одно дело — изображать из себя прожженного насквозь ловеласа, и совсем другое — им быть.

Боец, шмыгая носом и переминаясь с ноги на ногу, подошел ближе. Осторожно присел рядом. Спросил какую-то ерунду:

— У тебя это… у тебя муж-то есть?

Женщина отрицательно покачала головой.

От близости женского тела, но еще больше от понимания того, что оно принадлежит ему, потому что за него уплачено и теперь можно делать с ним все, что угодно, боец начал заводиться. Положил руку на чуть вздрогнувшее плечо, притянул к себе. Быстро-быстро зашептал:

— Ты не думай, все нормально будет…

И, уже не владея собой, резко опрокинул женщину на картон, налег сверху и, жадно шаря правой рукой где-то внизу, стал задирать ей юбку…

Ожидающие своей очереди солдаты, чувствуя себя не очень-то уютно, хвастались своими любовными победами, говорили сальности и громко хохотали над ними.

Когда полог палатки открылся, все разом смолкли.

— Ну чего там?

— А чего — нормалек! Уделал ее, как бог черепаху! Не баба — конь! — похвастался сделавший свое дело ухажер. — Давай следующий.

— Ну все, пацаны, я пошел, — вскочил на ноги очередник, на ходу расстегивая ремень. — Ну я ей сейчас всандалю!..

Женщину пропустили через отделение, потом сходили к ней еще по разу и отдали соседям за бутылку водки. Чувства неловкости уже никто не испытывал — а с чего, подумаешь, какая-то проститутка! Туда ей и дорога!

От покупной любви отказался только Сашка Мохов. Ему почему-то стало ужасно противно и страшно ударить в грязь лицом. Если все узнают, что он ничего не смог, ему проходу не дадут.

— Ну ты чего, пойдешь, что ли? — толкнули его в бок.

— Не-а. Что-то не хочется, — нарочито грубо ответил он.

— Не стал, потому что не встал? — хохотнул кто-то.

— Да ну ее… Терпеть не могу черных!

Все понятливо заржали, но настаивать не стали. Не хочешь — как хочешь, твое дело! Но Сашкину долю, выплаченную за чеченку, не отдали.

Говорят, что раньше с этим делом было еще проще, что за пять-шесть тысяч можно было купить себе женщину не на ночь-две, а навсегда и, пряча ее от офицеров, пользовать хоть всем взводом за одну только кормежку, заставляя заодно грязное белье стирать. А потом продать, выгнать, хоть даже убить и бросить труп при дороге. Потому что ни ее жизнь, ни жизнь солдат, которые ее купили и используют по назначению, на войне ничего не стоит. Другая цена жизни человеческой на войне. Другие, не подходящие для гражданки, мерки. Все — другое!

Если это считать возмужанием, то все они возмужали очень быстро, превратившись из сопливых пацанов в настоящих мужиков.

И это та же самая, что навешивали им на грудь, медаль, только с обратной стороны. Почему мы даем им право убивать и умирать в девятнадцать лет за непонятно какие идеалы и лишаем права жить так, как живут на войне солдаты. Почему мы с них требуем, как со взрослых мужчин, а разрешаем, как мальчикам. Не бывает так! Бывает так — как бывает.

Как есть!..

— Сколько?

— Десять миллионов…

Ну, конечно, не рублей, а полноценных американских «президентов». Кому, кроме русских, их деревяшки нужны?

Запрашиваемая сумма была не самой большой, но раздавать деньги просто так, за здорово живешь, на Западе не принято.

— Мы вам уже давали деньги…

— Так те кончились.

— Все?!

— Все. Нам еще свои вложить пришлось! Вот, пожалуйста, калькуляция.

Ну-ка, что там?

Полмиллиона — на оружие, закупленное на выставках вооружений и в третьих странах, с приложением прайсов, чеков, счетов-фактур и прочей отчетной документации.

Ну, предположим, так.

Миллион на оружие, закупленное у русских прапорщиков, работающих кладовщиками на военных складах, с приложением рукописных прайсов и расписок на оборотах разлинованных листов, вырванных из амбарных книг. С ценами, равными мировым.

«Граната F-odin — фоти долларов штука…

Патроны к автомату Kalashnikoff — ван доллар штука…»

Тут вроде все сходится…

Питание боевиков из расчета сто долларов в сутки, с раскладкой и калькуляцией утвержденного недельного меню. Все сбалансировано, все как положено — соки, фрукты, йогурты, пищевые и витаминные добавки, шоколад, зубочистки… Помножить на число едоков…

• Предыдущая
• 24/70
• Следующая