Шпион федерального значения - Ильин Андрей - Страница 42

• Предыдущая
• 42/70
• Следующая

Рассвирепевший уже не картинно, уже по-настоящему, боевик ткнул непокорного солдата кинжалом в живот. Широкое лезвие, перерезав ткань гимнастерки, глубоко, на всю длину вошло в плоть. Солдат вскрикнул и упал.

На этот раз он уже не мог встать, на этот раз он лежал на земле, шевеля губами и страшно гримасничая. Что он говорил, было не слышно, потому что его перекрикивали обступившие его со всех сторон «чехи».

Его, поверженного, пинали ногами в лицо и в рану. В этот момент чеченцы не выглядели героями.

Потом один из «духов» наклонился и перерезал пленнику горло…

Его убили первым, и поэтому он не увидел конца своих товарищей. Он заслужил легкую смерть.

— Смотрите, как их надо убивать! — кричал по-чеченски главный палач, размахивая над головой кинжалом, с которого капала кровь. — Как бешеных собак!.. Всех!.. Кто хочет убить этого? — указал он на следующего русского.

Это был момент истины. Была — проверка.

И заключение договора… Потому что договор с дьяволом подписывается кровью.

— Я! — закричали многие. В том числе дети, которые вскинули вверх, как на уроке, руки. Как если бы просились к доске решать задачку по алгебре.

— Я! — как и многие, вызвался Ваха Мадаев, так как не видел ничего особенного в том, чтобы убить пленника. Ничего, кроме развлечения и возможности показать свою силу и удаль. Его не пугала чужая смерть, он еще в раннем детстве резал баранов, как взрослый.

Аслан Салаев тоже сделал шаг вперед. Он должен был его сделать. Как все…

Не закричали и не подняли рук многие чеченки. Но им было простительно, они были женщинами.

Не шагнул вперед Гази Асламбеков. Он стоял как парализованный, потому что ни разу никого еще не убивал и не видел вот так, близко, чужой смерти. Он с ужасом наблюдал, как из неестественно переломленной шеи солдата, из разошедшегося разреза уже медленно, затихающими толчками вытекает кровь и как из вспоротого живота выползают пузырем внутренности.

Пленников убили — всех!

Их убивали всем миром, потому что каждый должен был поучаствовать в экзекуции.

И Аслан Салаев тоже убивал. Он нанес свой удар одним из первых, он ударил своего пленного в сердце, чтобы тот умер сразу. Потому что другие умерли не сразу — других, неумело подражая взрослым, тыкали ножами подростки, отчего те кричали и даже пытались хвататься за лезвия, перерезая себе пальцы.

Меньше издевались над пленными чеченцами — их поставили на колени и перерезали им глотки…

Эксперты смотрели на происходящее довольно равнодушно, потому что видели такое уже не раз — здесь, в Африке, в Латинской Америке…

Эксперты в массовом убийстве участия не принимали — они, в отличие от местных аборигенов, считали себя цивилизованными людьми. Там, на родине, у каждого из них был дом, небольшой ухоженный садик и столь же ухоженные жена и дети. Там, дома, они были законопослушными гражданами, которые ходили на вечеринки к друзьям и в церковь, стригли газоны и исправно платили все налоги. А это — было их работой. Потому что работы бывают разные — кто-то готовит бифштексы, а кто-то забивает предназначенный для их приготовления скот. И тот и другой трудятся на общее благо и, если делают свою работу хорошо, считаются уважаемыми членами общества. Они свою работу делали хорошо, защищая интересы своей страны в третьих странах.

Деньги спонсоров были отработаны сполна…

Эксперты дали заключение, что чеченский партизанский командир Абдулла Магомаев вполне благонадежен и «кредитоспособен»…

В Москву ушли две шифровки, в которых было сообщено об убийстве пленных и даны координаты места их захоронения.

В обеих шифровках главным организатором экзекуции назывался полевой командир Абдулла Магомаев, были упомянуты присутствующие при ней эксперты и перечислены все участники.

В одной шифровке наряду с прочими был назван Ваха Мадаев.

В другой — Аслан Салаев…

Ночь — время любви и еще темных делишек.

Ночью делаются дети и приходят беды. Так было всегда…

К воротам почти неслышно подошли люди. Подсадив друг друга, разом перемахнули через забор.

Тявкнула собака и тут же осеклась. Люди поднялись на крыльцо. Один, сильно размахнувшись, ударил пудовой кувалдой под замок — раз, еще раз. Во все стороны полетела мелкая щепа. Замок уже не держал. Навалившись разом, плечами высадили дверь.

В доме кто-то забегал, но было уже поздно. Незваные гости разбежались по комнатам, роняя всех подряд, без разбора, на пол. Им никто не сопротивлялся.

— Кто есть в доме? — спросил человек в камуфляже, без знаков различия, в шерстяной, натянутой до самого подбородка шапочке с прорезями для глаз.

— Никого нет! Только я и женщины, — ответил хозяин.

Было ему лет шестьдесят, но он был еще крепок, он еще мог держать в руках оружие.

— Говоришь — никого…

Человек в маске прошел по дому и осмотрелся. Он заглянул в кастрюли на кухне, прикинув, на сколько человек была приготовлена еда, ощупал постели, которые еще хранили тепло человеческих тел, пересчитал обувь.

И уверенно заявил.

— Врет! Он здесь!

Бойцы разошлись по дому, переворачивая все вверх дном. Того, кого они искали, они нашли на женской половине, под кроватью, он даже спрятаться как следует не успел.

Его выволокли наружу и рывком поставили на ноги.

— А ты говоришь — никого, — с упреком сказал командир в маске. — А это тогда кто?

— Внук, — нехотя ответил старик.

Внуку было лет пятнадцать, но с него все же сдернули одежду и осмотрели, подведя под лампу. В Чечне подростков нет — есть только дети и мужчины, потому что любой мальчик старше десяти лет — только отвернись — способен забросить в боевую машину пехоты «эргэдэшку» или полоснуть по потерявшим бдительность солдатам из автомата.

Пацана осмотрели, но никаких синяков не нашли, плечо было чистым — значит, в последнее время он не стрелял. Придраться было не к чему, хотя очень хотелось.

Командир снова обратился к хозяину дома.

— Где твой сын?

— Не знаю, я его год не видел…

Сын старика был главарем банды, которая накануне убила шестерых федералов, расстреляв их из засады. Отец, конечно, врал — не мог он не знать, где его сынок.

— Одевайся! — приказал командир.

Старик, не спрашивая, куда его собираются вести и зачем, стал натягивать на ноги сапоги. Он знал, что просить русских о чем-нибудь бесполезно.

— И этого тоже заберите, — показал командир на мальчишку.

Глупо оставлять пацана, который уже сейчас способен мстить за своего отца и деда.

Деду заломили руки и поволокли из дома.

Мальчишка исподлобья смотрел на русских. Одна из женщин, скорее всего мать, вцепилась в него, пытаясь защитить, прижать к себе. Да куда там…

— А тебе что, отдельное приглашение требуется?

Пацану врезали прикладом промеж лопаток, толкнув к двери. Он упал, но тут же поднялся.

— Иди, гаденыш, чего смотришь?!

— Куда вы его? — отчаянно крикнула вслед мать.

— Куда надо, — ухмыльнулись бойцы, отталкивая ее в сторону.

Деда и внука выволокли во двор и, осыпая со всех сторон ударами, погнали к машине. На порог высыпали женщины, что-то закричали по-чеченски. Старик обернулся, чтобы ответить. Но ему не дали, ткнув в лицо рукоятью пистолета. Он осекся, выплюнув изо рта кровь и несколько выбитых зубов.

— Молчать! — прикрикнул командир.

Пленников бросили в кузов «КамАЗа», забрались туда сами, сев на скамьи и поставив ноги на спины лежащих на полу пленников. Номеров у «КамАЗа» не было, номера были залеплены грязью.

— Поехали, поехали…

Взревел мотор разворачивающейся «бээмпэшки». Небольшая колонна вырулила на пустынную улицу. Чеченцев видно не было и света в окнах тоже, хотя вряд ли кто-нибудь спал.

Задерживаться здесь надолго было небезопасно, в любой момент могли появиться ночные хозяева Чечни — боевики.

Через час с небольшим колонна остановилась.

— Выходи, приехали.

• Предыдущая
• 42/70
• Следующая