Падение Берлина, 1945 - Бивор Энтони - Страница 56

Германское население понимало, что весь проект с "Вервольфом" не отвечает германскому национальному характеру. "Мы, немцы, не являемся нацией партизан, - писала в своем дневнике одна германская женщина. - Нам нужен лидер, который отдавал бы приказы"{426}. Она путешествовала по Советскому Союзу незадолго до того, как к власти в Германии пришли нацисты. Во время длинных бесед в вагоне поезда русские отпускали различные шутки по поводу недостатка у немцев революционной активности. Один из "товарищей" сказал следующую фразу: "Немцы будут штурмовать железнодорожную станцию только в том случае, если до этого они предварительно купят билеты на прибывающий поезд".

Существуют данные, что под конец войны служащие гестапо стали под различными предлогами переводиться в криминальную полицию. Вряд ли такие мероприятия являлись частью деятельности "Вервольфа", просто гестаповцы прекрасно понимали, что оккупационным властям, несомненно, будут нужны полицейские из местного населения. Таким образом, они рассчитывали вновь оказаться востребованными. Накануне поражения члены организации СС, так или иначе, вынуждены были предпринимать меры к самовыживанию. Опасаясь репрессий со стороны союзников, они запасались фальшивыми документами, ранее приготовленными для членов "Вервольфа". Другие эсэсовцы снимали униформу с убитых военнослужащих вермахта и присваивали себе их солдатские книжки. Германские солдаты были крайне возмущены тем фактом, что эсэсовцы, готовя почву для своего исчезновения, одновременно продолжали расстреливать дезертиров. Немецкие военнопленные рассказывали американским офицерам, что члены СС приказывали портным пришивать на их гражданские костюмы большую букву "П". Это означало, что эсэсовцы намеревались скрыться под видом насильно угнанных в Германию польских рабочих.

Желая ожесточить борьбу против своих противников, нацистское руководство полагалось не только на военные трибуналы и экзекуции со стороны частей СС. Большую работу в этом направлении проводило министерство пропаганды, регулярно сообщавшее о насилиях, творимых над немецким населением. В частности, оно распространяло информацию о женщинах-комиссарах, кастрировавших немецких раненых солдат. Министерство имело свои отделения как в Берлине, так и на одерском фронте. Его сотрудникам было поручено писать на стенах домов различные националистические лозунги. Предполагалось выдавать эти надписи за спонтанное выражение мыслей простых граждан. Составлялись тексты следующего содержания: "Мы верим в победу!", "Мы никогда не сдадимся!" или "Защитим наших женщин и детей от красных зверей!"{427}. Следует отметить, что в Германии существовала большая группа людей, которая уже ничего не боялась и могла достаточно свободно демонстрировать свои чувства и мысли по поводу происходящих событий. Это были калеки. Так, военнослужащие, потерявшие на фронте верхние конечности, не упускали возможности поднять вверх обрубок своей руки и с вызывающим выражением в голосе выкрикнуть: "Хайль Гитлер!"{428}

Генерал-лейтенант Рейман, назначенный командующим обороной территории Большого Берлина, имел многосложную задачу. Он стал свидетелем кульминации хаоса, разразившегося в нацистской системе управления. Генерал Гальдер, являвшийся до 1942 года начальником генерального штаба сухопутных войск, после войны язвительно замечал, что ни Гитлер, ни Геббельс (рейхскомиссар обороны столицы) не отдали ни одного распоряжения относительно защиты Берлина вплоть до того момента, пока не стало уже слишком поздно{429}. Таким образом, план обороны столицы был не чем иным, как обычной "импровизацией".

Начиная с февраля 1945 года Рейман был третьим по счету человеком, которого Гитлер назначал руководить обороной города. Генерал сразу обнаружил, что должен решать возникающие проблемы с огромным количеством людей и организаций: Гитлером, Геббельсом, командующим Резервной армией Гиммлером, штабом люфтваффе, штабом группы армий "Висла", СС, гитлерюгендом, а также представителями местных организаций нацистской партии, которые контролировали фольксштурм. Фюрер отдал приказ готовить Берлин к обороне, но не выделил для этой цели никаких сил. Он просто заверил Реймана в том, что, когда вражеские войска подойдут к столице, необходимые части будут отданы в его распоряжение. Гитлер, равно как и Геббельс, отказывался признавать реалии, считая, что поражения все еще можно избежать. Особенно в этом отношении отличался Геббельс, считавший, что противника остановят на одерском фронте.

К началу апреля население Берлина составляло примерно три - три с половиной миллиона человек, включая сто двадцать тысяч детей младшего возраста. Когда на совещании в рейхсканцелярии Рейман поднял вопрос о снабжении населения продовольствием и прежде всего о питании детей, Гитлер удивленно уставился на него. "В Берлине нет такого количества младенцев"{430}, - сказал он. После этой фразы Рейман окончательно убедился, что фюрер оторвался от реальности. Со своей стороны, Геббельс уверял, что в столице имеется достаточное количество концентрированного молока, а в случае чего в центр города можно будет переправить дойных коров. Тогда Рейман задал вопрос, который поставил министра пропаганды в тупик: а чем, собственно говоря, кормить самих коров? Еще одна проблема состояла в том, что все продовольственные склады находились не в самом городе, а за его пределами, и поэтому являлись уязвимыми целями для ударов противника. Вопрос о перемещении их в более безопасные места отложили на потом.

Как Рейман, так и его начальник штаба, полковник Ганс Рефиор, прекрасно понимали, что имеющимися в наличии силами Берлин удержать не удастся, поэтому они предлагали Геббельсу эвакуировать из столицы гражданское население, прежде всего женщин и детей. "Эвакуация, - ответил Геббельс, должна быть организована СС и начальником полиции района Шпрее. Я отдам приказ об эвакуации в надлежащее время"{431}. Совершенно очевидно, что Геббельс в то время не представлял себе всех последствий, которые повлечет за собой массовое бегство людей от войск противника. Во что, например, превратятся дороги и чем предстоит кормить голодных людей? Уже в то время железнодорожный транспорт испытывал огромный недостаток подвижного состава, а автомобильный - горючего. В столице нашлось бы немного машин, готовых вывозить из города раненых или больных людей. Основной массе людей все равно пришлось бы выбираться из Берлина пешком. Вполне вероятно, что Геббельс, равно как и Сталин в начале Сталинградской битвы, опасался, что эвакуация мирных жителей из города может оказать негативное влияние на солдат, тогда как их присутствие там заставит военнослужащих сражаться еще упорней,

Рейман, находясь со своим штабом в массивном здании на Гогенцоллерндамм, старался выяснить, каким запасом оружия он обладает для ведения устойчивой обороны. Полковник Рефиор, со своей стороны, быстро осознал, что "Берлинский оборонительный район" не является неприступным бастионом для наступающего противника. Столица Германии, с легкой руки фюрера, стала всего лишь очередной "крепостью", которую войска вермахта и сами жители должны были оборонять до последней возможности. Рефиора к тому же просто удручала необходимость постоянно вести дела с нацистской бюрократией, способной выбить из колеи любого человека{432}.

Чтобы защищать внешний периметр "берлинского оборонительного района", требовалось как минимум десять дивизий. В распоряжении же Реймана имелось соединение зенитных орудий, девять рот охранного полка "Великая Германия", несколько полицейских и саперных батальонов и двадцать батальонов фольксштурма. Последние состояли из недавно мобилизованных и совершенно не обученных военному делу людей. Предполагалось сформировать еще двадцать батальонов фольксштурма, если город будет окружен войсками противника. Общая численность берлинского фольксштурма выглядела с виду внушительно шестьдесят тысяч человек, но следует заметить, что он делился на две категории: "фольксштурм I" - чьи военнослужащие имели хоть какое-то оружие, и "фольксштурм II" - где оружия не было вовсе. Армейские командиры, хорошо знакомые с положением дел, зачастую распускали фольксштурмовцев по домам. Однако партийные функционеры редко выказывали хотя бы отдаленное проявление гуманности. Один гауляйтер утверждал, что главная проблема по усилению боеспособности фольксштурма состоит в том, чтобы оторвать недавно мобилизованных военнослужащих от своих жен ( "муттис"){433}, которые подрывают боевой дух солдат на фронте. Однако эта затея не могла осуществиться. Батальоны фольксштурма не были поставлены на армейское довольствие, поэтому солдатам все равно приходилось кормиться в своих семьях. Так или иначе, командиры подразделений вскоре увидели, что признаки хоть какой-то дисциплины проявляют только ветераны Первой мировой войны{434}, остальные же предпочитают уклониться от службы при любой возможности.