Падение Берлина, 1945 - Бивор Энтони - Страница 71

Земля была настолько перепахана снарядами, что советские артиллеристы оказались не в состоянии поспевать вслед за наступающей пехотой. Отставали и автомобили реактивной артиллерии. Тем не менее военнослужащие гвардейских минометных частей с большим удовлетворением наблюдали за первыми немецкими военнопленными, идущими им навстречу. Германские солдаты с неподдельным интересом смотрели на знаменитые "катюши", боевая работа которых вызывала столько страха в их рядах.

Немецкие пленные могли видеть также огромные колонны советской техники, ожидающие, пока войска 8-й гвардейской армии Чуйкова и 5-й ударной армии Берзарина откроют им путь на запад. Однако продвижение вперед в этот день было очень незначительным. На своем наблюдательном посту Жуков начал терять терпение. Он подгонял командиров, угрожал, что снимет их с должности и отправит в штрафную роту. Досталось и генералу Чуйкову. Его части застряли в болоте перед немецкими позициями, находящимися на возвышенности.

К обеду Жуков решил внести изменения в план операции. Несомненно, это было сделано после очередного телефонного разговора со Сталиным. Первоначально предполагалось, что танковые армии будут вводиться в сражение только после того, как пехота прорвет вражеские укрепления и достигнет Зееловских высот. Но ждать дальше Жуков больше не мог. Чуйков попытался отговорить маршала от преждевременного использования танковых соединений, предвидя, какой хаос они внесут в наступательные порядки стрелковых подразделений. Но Жуков был непреклонен. В 3 часа дня он позвонил Сталину и доложил ему обстановку. Верховный, выслушав доклад командующего, заключил, что тот явно недооценил силу противника на берлинском направлении{553}. Сталин предполагал, что Жуков уже на подходе к Берлину, но войска 1-го Белорусского фронта еще не взяли Зееловские высоты. Верховный был недоволен, но Жуков прекрасно знал, что все зависит от конечного результата.

Во второй половине дня 1-я гвардейская танковая армия Катукова получила приказ нанести удар в направлении Зееловских высот, тогда как 2-я гвардейская танковая армия Богданова - на участке Нойгарденберга. Преждевременный ввод в сражение танковых соединений означал, в частности, и то, что стрелковым войскам не следует ожидать бесперебойной артиллерийской поддержки. Состояние почвы после прохода танков было таково, что многие батареи не могли сдвинуться с места. Как и предвидел Чуйков, возник хаос. На плацдарме скопилось слишком уж много единиц боевой техники. Направить их потоки в нужном направлении было поистине кошмарным занятием для девушек-регулировщиц.

На правом фланге, где наступала армия Богданова, советские танкисты столкнулись с огневым противодействием 88-миллиметровых орудий. Много хлопот им доставляли контратаки небольших групп противника в районе Нойгарденберга. Немецкие пехотинцы широко использовали фаустпатроны. Взвод штурмовых орудий из 111-й учебной бригады, возглавляемый вахмистром Гернертом, вступил в огневое противоборство с большим количеством советских танков в районе Нойтреббина. Только боевой машиной, которой командовал сам Гернерт, в том бою было подбито семь советских танков. На следующий день его личный счет сожженных вражеских танков достиг сорока четырех. Командир взвода был награжден рыцарским крестом. В приказе, подписанном генералом Хейнрици, говорилось, что "его мужество и тактически грамотное руководство стабилизировали обстановку на фланге бригады"{554}. Но к тому моменту, когда данный документ появился на свет, 28 апреля, эта учебная бригада, да и вся 9-я армия уже перестали существовать как боеспособные единицы.

В конце концов передовые советские танковые соединения достигли подножия Зееловских высот и начали постепенное восхождение. Моторы ревели от перенапряжения. В некоторых местах угол подъема оказался настолько крутым, что командиры танковых экипажей были вынуждены искать обходной путь. Зачастую он приводил их прямо к укрепленному пункту противника.

Наступавшая на левом фланге бригада танковой армии Катукова получила самый болезненный удар юго-восточнее Зеелова, во время движения по дороге Долгелин - Фридерсдорф. Бронированные машины обстрелял 502-й тяжелый танковый батальон СС, на вооружении которого состояли танки "тигр". Передовые советские подразделения понесли серьезные потери и были вынуждены искать укрытия.

Тем временем 9-я парашютная дивизия, находившаяся в центре фронта между Зееловом и Нойгарденбергом, - оказалась буквально раздавлена советским ударом. Как только началась огневая подготовка, командный пункт 27-го парашютного полка был перемещен из поместья в Шлосс-Гузове в бункер, расположенный в близлежащем лесу. Для поддержания связи с другими службами на прежнем месте был оставлен капитан Финклер. Дым от разрывов не давал ему возможности точно представить, что на самом деле происходит впереди. Однако вскоре картина прояснилась. Стало ясно, что полк разгромлен. С передовой позиции в тыл бежали молодые солдаты люфтваффе. По пути они бросали свое оружие. В тот же момент появился лейтенант, который сказал, что русские уже на краю деревни. Командир полка полковник Менке приказал немедленно организовать контратаку. Финклеру удалось собрать вокруг себя человек десять штабных работников и повести их прямо навстречу противнику. Почти все они были убиты. Самому Финклеру и лейтенанту удалось спрятаться под подбитым немецким танком.

На командном пункте обороны Берлина на Гогенцоллерн-дамм полковник Рефиор, начальник штаба генерала Реймана, был "отнюдь не удивлен", когда ранним утром его разбудило "эхо канонады, доносящееся с востока"{555}. Интенсивность огневой подготовки была настолько высокой, что восточные окраины германской столицы, находившиеся в шестидесяти километрах от линии фронта, потряхивало, точно от небольшого землетрясения. Стены домов дрожали, картины падали на пол, а телефоны начинали непроизвольно звонить. Люди на улицах приглушенно обращались друг к другу - "началось". Ни у кого не было иллюзий по поводу того, что на самом деле происходит. Этим серым утром они внимательно прислушивались к звукам доносящейся канонады{556}. Самым волнующим для берлинцев был вопрос: спасут ли их теперь американцы - смогут ли они достигнуть немецкой столицы раньше, чем русские?

Громкие заявления ответственных лиц о том, что фронт на Одере будет стоять непоколебимо, вызывали у берлинцев большое недоверие. Они входили в противоречие с активным строительством оборонительных укреплений в самом городе. Геббельс произнес пламенную, но малоубедительную речь. В ней говорилось, что орды монголов разобьются о стену, построенную защитниками рейха. Однако наиболее насущной проблемой, стоящей перед горожанами, было запастись как можно большим количеством еды на случай осады столицы. Очереди к продовольственным магазинам и булочным становились все длиннее и длиннее.

К счастью, в столичном округе нашлись здравые головы, которые поспешили эвакуировать детские лечебные заведения. Так, детская клиника при госпитале в Потсдаме была спешно переправлена в западном направлении. Сам потсдамский госпиталь подвергся жестокому налету союзной авиации еще в ночь на 14 апреля. К несчастью, одна из бомб поразила эшелон с боеприпасами, стоявший на ближайшей станции. Все это еще более усилило разрушения. В тот день больных и раненых детей положили на повозки и повезли в больницу Красного Креста, расположенную во дворце Цецилиенхоф. Престарелый кронпринц покинул Потсдам еще несколько недель назад. Но несколько его адъютантов, принадлежавших к офицерскому корпусу старой прусской армии, продолжали прятаться в подвалах дворца. Они не догадывались, что Потсдам находится в том районе страны, который после войны должен отойти к зоне оккупации советских войск.

Утром 16 апреля медсестры получили распоряжение двигаться со своими несчастными детьми дальше. Их путь лежал на юго-запад - в Хайльштеттен, что близ Беелитца. Почти все берлинские госпитали, включая Шарите, Августе-Виктория и клинику Роберта Коха, были эвакуированы сюда и размещены в закамуфлированных каменных бараках. Комплекс находящихся здесь построек стал использоваться в качестве госпиталя еще со времен Первой мировой войны. В 1916 году здесь после полученного на фронте ранения лечился и Гитлер. Однако дети и тут не были в полной безопасности. Как только их выгрузили из автобусов, послышался громкий крик: "Внимание! Воздух!" В небе появился антикварный советский биплан По-2, прозванный немцами "кофемолкой". Пролетая на высоте чуть выше деревьев, он открыл огонь из пулемета.