Долина Новой жизни - Ильин Федор Николаевич - Страница 23

• Предыдущая
• 23/105
• Следующая

Мадам Гаро вздрагивала, слушая меня, и крупные слезы катились из ее глаз.

– Бедный, несчастный Леон, – шептала она, – какие ужасные минуты ты пережил и что с тобой теперь!

Я старался успокоить ее, я подал стакан воды и прибавил, что мои друзья сделали все возможное, чтобы через Куинслея Старшего облегчить судьбу ее мужа.

Во всяком случае, я, со своей стороны, обещал ей принять все меры, чтобы узнать тайну, окружающую имя Гаро, и выяснить все, что возможно.

Страдания этой несчастной красивой женщины терзали мое сердце, и я начал утешать ее, как умел. Но мои слова мало действовали, и мадам Гаро ушла из комнаты, расстроенная и заплаканная, а я не мог простить себе, что слишком был с ней откровенен.

Было еще очень рано, когда я проснулся. Я чувствовал, что мне не удастся больше заснуть. Я умылся, оделся в свой скромный костюм и долго рассматривал себя в зеркало. Морщинки вокруг моих глаз разгладились, кожа на лице сделалась гладкой, и я заметно посвежел с тех пор, как мое хроническое заболевание было излечено. Глаза приобрели блеск и живость, и если бы не серебро на висках, я бы мог сойти совсем за молодого, хотя тридцатипятилетний возраст нельзя отнести и к старости.

Из окна открывался вид на сад, на лес и на близкие горы, охватывающие долину кольцом. Все было занесено глубоким снегом, и на деревьях лежал красивый убор, пушистый и блестящий в лучах восходящего солнца.

Внизу у камина я нашел старую леди. Она вставала рано. В домике было холодно, и она грелась у камина, попивая горячий кофе из большой красивой чашки. Она встретила меня, как старого знакомого, и усадила рядом.

Из завязавшегося разговора я узнал, что ее муж был крупный ученый, известный в Америке, и что он принял участие в экспедиции Куинслея, совершенно не подозревая, какие замыслы имели ее устроители.

Только позже стало известно, что многие из членов экспедиции были соучастниками Куинслея, а некоторые заключили даже договоры на крупные суммы за работу в новой стране. Конечно, потом все были обмануты, и никто не смог вернуться на родину.

– Таким образом, – продолжала миссис Смит, – случилось так, что мы с мужем поселились здесь. Нас постепенно удалили от участия в делах, и нам ничего не оставалось более, как доживать здесь свой век. Нас устроили хорошо, и мы не жаловались, но одиночество и оторванность от остального мира делали жизнь очень тяжелой и скучной. Мне уже было тогда пятьдесят лет. Мы с мужем были бездетны. Никогда раньше мы не чувствовали такого сильного желания иметь детей. И вот Дику – так звали моего мужа – пришла мысль. Конечно, я без колебания решилась. В то время уже выращивание человеческих эмбрионов вне организма практиковалось здесь весьма широко. Я пожертвовала частью половой железы, и таким образом мы получили дочурку, которую вы теперь видите здесь. Ей уже восемнадцать лет. Мы воспитали ее без принятого здесь искусственного вскармливания, ускоряющего рост в три-четыре раза, и я могу сказать с гордостью, что моя дочь является образцом физического здоровья и развития ума и талантов. Я говорю о ней так не потому, что я мать, а потому, что она такова, – это могут вам все подтвердить. Вы, кажется, улыбаетесь при моих словах, но это так: я и Дик являемся родителями ее, и то, что она произросла не в моем организме, как здесь говорят, не меняет существа дела.

Я заверил почтенную леди, что я улыбаюсь не тому, как произошла ее дочь, а тому, что мне приятно слышать, с каким она увлечением говорит о своей дочери.

Миссис Смит продолжала:

– Особенные успехи сделала Мэри в педагогике, и мсье Тардье не нахвалится ею, а вы знаете, кто такой Тардье. Он бельгиец, и заведует у нас воспитанием юношества. Еще в Бельгии он написал две замечательные книги: «Элементы воспитания» и «Характер и воля». Тардье часто бывает у нас, и Мэри относится к нему очень хорошо. Не проходит ни одного праздника, чтобы он не заглянул к нам. Они очень дружны и проводят целые дни вместе.

Словоохотливая старушка рассказывала бы еще долго и выдала бы все семейные тайны, если бы в комнате не появилась мисс Смит.

Она держала в руках письмо и на ходу читала его.

– А что, мама, я говорила! – воскликнула она весело. – Мсье Тардье сегодня в Женском сеттльменте, а позже будет у нас. К сожалению, он может оставаться только до восьми часов. Ему сегодня же надо быть в инкубатории.

Заметив меня, она поздоровалась.

Скоро к нам присоединилась мадам Гаро. Она была спокойна, но прекрасные ее глаза смотрели задумчиво и устало.

Около четырех часов в наружную дверь постучали. Мы все высыпали навстречу пришедшему. Это был мсье Тардье; я узнал его сразу, хотя он был еще в летательном костюме и на голове имел высокую шапку-конус. Он весь был покрыт инеем и производил впечатление рождественского деда, только моложавое лицо не соответствовало фигуре.

Оказалось, что выпавший ночью снег занес дорогу от Женского сеттльмента, и автомобиль не мог дальше следовать. Ему пришлось сделать эту часть пути на крыльях. Путь, несмотря на короткое расстояние, в такой сильный мороз сделался довольно трудным. Мне нечего было думать возвращаться в Колонию через горы. Единственным выходом для меня являлась возможность отправиться назад автомобилем Тардье. Он был так любезен, что при первых же моих намеках предложил отвезти меня до инкубатория, а дальше я мог следовать тюбом до Главного города и пересесть в тюб, идущий в Колонию.

Мисс Смит сказала своему жениху – для меня стало ясно, что Тардье считался помолвленным, – о моем нежелании, чтобы кто-либо знал, что я был здесь и посетил мадам Гаро.

Мсье Тардье выразил полную готовность сохранить мой секрет и отвезти меня до тюба в совершенном инкогнито.

– Вечер я провожу у Петровского, это очень хороший малый и гостеприимный хозяин. Если вы пожелаете, мсье Герье, то можете присоединиться ко мне; я заранее убежден, что Петровский будет рад вашему визиту.

Я отвечал, что я знаком уже с Петровским и что с удовольствием принимаю это приглашение.

Благодаря присутствию нового гостя и оживленной беседе его с мисс Мэри, мы провели время более весело. После обеда, окончившегося около семи часов, мы стали готовиться к отлету. Мадам Гаро на прощанье несколько раз повторила мне, чтобы я не забыл своего обещания по поводу розысков ее мужа. Старушка Смит приглашала меня не забывать их, а мисс Смит надеялась, что можно будет отыскать какие-либо другие возможности для моих посещений мадам Гаро, так как путь через горы при установившейся зимней погоде сделался невозможным. Мы вышли в сад. Небо горело миллиардами звезд. Млечный путь выступал очень резко.

Мы испробовали аппараты, расправили крылья и, бросив последнее прощальное приветствие, понеслись над снежной равниной, как две большие летучие мыши.

Перелет в десять километров, отделяющих Американский сеттльмент от Женского, при сильном морозе оказался очень неприятным. Руки и ноги мерзли. Когда за поворотом ущелья показались огни и начали обрисовываться контуры больших построек, я был чрезвычайно рад. Мы благополучно опустились около одного из домов на окраине поселка и нашли там большой автомобиль, ожидающий Тардье. Через несколько минут мы сидели в удобном, теплом купе, меж тем как автомобиль стремительно несся по извивающейся вдоль уступа скалы дороге. Громадные прожекторы его бросали вперед яркие лучи света.

Мсье Тардье рассказывал мне, что он был сегодня утром на экзамене в Женском сеттльменте и остался очень доволен. Женщины, по его словам, нисколько не отставали от мужчин в скорости усвоения знаний и общем развитии. Однако они оказались невыгодны для Долины Новой Жизни, так как физически слабее мужчин и отличаются меньшей уравновешенностью характера; их организм находится в ритмическом, волнообразном колебании приливов и отливов энергии, в то время как энергия мужчины отличается малой изменчивостью. Поэтому воспроизведение женского пола ограничивалось одним разрядом в пять тысяч экземпляров ежегодно.

• Предыдущая
• 23/105
• Следующая